Как незрячие люди смотрят выставку скульптур
Подергать за нос Бродского, потрепать Пушкина за бакенбарды, погладить чуб Есенина можно в Третьяковской галерее на выставке «Язык скульптуры по Брайлю»
***
«Приехал в Третьяковку, чтобы последний раз увидеть картины, там икона была, “Троица” Рублева — мне очень хотелось ее посмотреть, и я носом ткнулся в стекло, охранники прибежали, такое началось! Когда слепнешь, начинаешь верить во все, в том числе и в Господа Бога. Думал, икона намоленная — а вдруг поможет?!» — рассказывает сотрудник реабилитационного центра «Дом слепоглухих» Константин Зобов.
Раньше незрячему было нечего делать на выставках, сегодня музеи мира не только дают возможность трогать экспонаты, но и придумывают настоящие аттракционы для тех, кто не может видеть. В Метрополитен-музее в Нью-Йорке их учат рисовать, в музее Ван Гога в Амстердаме проводят специальные экскурсии со звуками и запахами, в московском Гараже в этом году также прошла выставка современного искусства с инклюзивной программой.
Но Константин Владимирович и Богдан никогда не бывали в этих музеях. Они приехали в Третьяковскую галерею на Крымском валу, на выставку «Язык скульптуры по Брайлю», прикоснуться к оригинальным макетам памятников российским писателям. Пока мы стоим спиной к экспозиции у края балкона над входом в галерею, Константин Владимирович и Богдан ловят доносящиеся отовсюду звуки. На уровне наших глаз роскошная люстра центрального холла, Константин Владимирович об этом не знает, а Богдан может различить свет и говорит, что люстра, должно быть, даже больше, чем в Марийском театре.
Богдан приехал из Йошкар-Олы. Во время беременности его мама перенесла краснуху, и он родился с множественными нарушениями, в том числе глаукомой, из-за которой постепенно слеп. Он перенес несколько операций, а три года назад в Йошкар-Оле, в 15 лет, ему сделали неудачную лазерную коррекцию. «В больнице ничего не объяснили, просто сказали — вот вам направление в клинику имени Гельмгольца, срочно поезжайте, — рассказывает бабушка Богдана Галина Анатольевна, с которой он живет (родители зарабатывают деньги в Москве). — Мы примчались, а там нам сказали, что в результате вмешательства поврежден зрительный нерв, и зрение в течение месяца пропадет». Так и случилось.
«Я помню этот день, — совершенно спокойно говорит Богдан. — 5 июня 2013 года, проснулся рано и заметил только пятнышко в глазах. Сначала переживал, искал информацию — узнал про массажер китайский, но сказали, что при глаукоме нельзя. Еще нашел про трансплантацию, американцы делают в Гарвардском университете. После операции полгода зрение есть, а потом снова исчезает. Ну, я решил, что каждые полгода тут, — Богдан проводит рукой по затылку, — пилить не получится».
Первые месяцы после потери зрения мальчику было очень тяжело. «Он все время повторял: “А зачем мне жить? Наверное, скоро жить не буду”», — бабушка боялась надолго оставлять его дома одного, отпрашивалась домой с работы, читала ему разные книжки, уговаривала, что бывает и хуже, вот есть этот Ник Вуйчич без рук и ног, а жизнь все равно жизнь. «В квартире переставили всю мебель, чтоб ему было удобно, все ему показала, больше не двигаем, — вспоминает бабушка. — Внучка в гости приезжала, она тогда училась в третьем классе, и полдня ходила с закрытыми глазами, чтобы его лучше понять, изо всех сил старалась не открывать». Шансов на возвращение зрения пока нет, однако Богдан продолжает надеяться на изобретение какого-то волшебного средства.
Сейчас он проходит реабилитацию в подмосковном центре «Дом слепоглухих», в котором оказался благодаря фонду «Соединение». Здесь Богдан выглядит счастливым: тут есть с кем общаться, и все внимательны к нему. Разительный контраст с Йошкар-Олой, где ему приходится в основном сидеть в квартире — школу-интернат для слепых и слабовидящих Богдан заканчивал на дому. В центре Богдан осваивает информатику — обучение незрячих возможно благодаря специальным программам, озвучивающим тексты, а также специальным брайлевским дисплеям и клавиатуре. Ему кажется, что теперь его жизнь станет другой, он даже попросил оставить его работать в центре, помогать с компьютерами. Но все, что ему могут предложить — дополнительное время пребывания. Еще три недели можно плавать в бассейне («В Йошкар-Оле есть речка, тихая, спокойная, но все равно, когда не видишь, страшно»), посещать мероприятия, учиться, но главное — непрерывно общаться, петь под аккомпанемент водителя Сергея, одалживать ноутбук у соседа, благодарить за чай с конфетами в столовой, говорить людям, какие они все хорошие, делать с ними селфи, которые никогда не увидишь.
«Он еще маленький, — говорит Константин Владимирович, преподающий Богдану информатику. — Ему пока не на что обижаться. А вот когда тебе уже за сорок, и никаких перспектив — тут часто полная апатия наступает, большинство впадает в депрессию — центр их хоть как-то в чувство приводит, а то они же сидят по интернатам. Богдану еще повезло, его дома любят».
Константин Владимирович ослеп в 24 года в результате осложнений после гриппа. Он тогда был студентом, перевелся на заочное и все-таки получил диплом инженерно-экономического факультета. Тогда все было сложнее: «Если тебе была нужна книга, можно было в библиотеке заплатить денежку, они нанимали чтеца и тебе записывали на таких бобинах». Или читала вслух жена. Правда, вскоре она ушла. Константин Владимирович утверждает, что обе его следующие жены были внешне похожи на предыдущую. Откуда он это знает, если никогда их не видел? «Но я же их трогаю — форма носа, губы, скулы. Не знаю даже, как так получилось».
«Судя по эху, здесь пространство огромное, не такое, как в Лаврушинском, очень приятно слышать голоса. Так много людей пришли на выставку Айвазовского, значит, искусством интересуются», — делится впечатлениями Константин Владимирович. Но заведующая отделом образовательных программ Елена Герасимова с ним не вполне согласна, говорит, что, сделав фотографии на фоне картины «Девятый вал», «они вырываются оттуда, разгоряченные своим успехом, и кидаются на вот эту нашу выставку, где внезапно все можно трогать руками, и это производит на них колоссальное впечатление — взрослые, дети, начинают виснуть на носу у Мандельштама». Совершенно неожиданно Константин Владимирович заявляет, что он против того, чтобы оригиналы разрешалось трогать руками, даже тем, кто не может видеть, копии — да, но не оригиналы, раньше, когда он бывал в Третьяковке, так не делали. В тот последний раз «Троица» Рублева его разочаровала: «Какая-то бледная, я люблю все яркое». В Третьяковке ему запомнился «Вихрь» Малявина, «Неизвестная» Крамского и загадочный портрет Брежнева. Впрочем, Брежнев, может быть, примешался из других походов — соглашается он, ведь было это все более 30 лет назад.
Воспоминания о видимом мире с новыми впечатлениями не очень совпадают —трогая запрокинутую вверх голову Бродского, Константин Владимирович говорит, что совсем иначе ощущал «этого акына», которого никогда не любил. Любимый Есенин тоже не совсем такой, как казалось раньше: «Знаменитую фотографию с трубкой в руке я помню. Там он эффектный такой. А здесь какой-то, я даже не знаю, больше на простого мужика похож». Больше всего удивила голова Пушкина: «Здесь у него широкий нос — крючковатый такой, нависший, рот немножко больше… Вот у меня картина в голове стоит — Пушкин перед зеркалом со своей супругой. Очень мне нравится эта картина, там он красавец, а тут — уставший человек».
Богдан же не знает слова «бакенбарды» — получив объяснение, послушно проверяет на наличие бакенбард всех следующих персонажей: Чехова, Хармса, зайцев в лодке с дедом Мазаем. На выставке он предпочитает тренироваться в чтении табличек. Новые навыки, приобретенные в «Доме слепоглухих», дают ему возможность чувствовать себя полноценно. Теперь он мечтает о специальной клавиатуре, оснащенной языком Брайля, которую освоил в центре. Слышит Богдан только на одно ухо, и слух у него тоже ухудшается, так что такая клавиатура может стать его единственной связью с внешним миром, но купить ее возможности пока нет.
«Дом слепоглухих», где сейчас живет Богдан, и где работает Константин Владимирович, — это учебно-реабилитационный центр, который обучает слепоглухих инвалидов. Учат их азбуке Брайля, сначала самым простым, а затем более сложным навыкам работы со специальными компьютерными программами, которые позволяют им общаться. Со слепоглухими работают психологи, которые помогают поверить, что суицид — это не единственный выход из этой пустоты. Если научиться, можно жить. Для того, чтобы сотрудники центра могли купить нужное оборудование и заплатить специалистам, которые работают с инвалидами, нужен миллион рублей. Если вы оформите регулярное пожертвование, Богдан сможет чаще приезжать в «Дом слепоглухих» и чувствовать себя счастливым.
