Слепой музыкант, слепой учитель истории, слепой массажист — послужной список Александра Зайкина, который считает себя успешным человеком
Один раз, один час в жизни я была слепой — не по-настоящему, понарошку, нарочно, на тренинге. Называется — Dialogs in the Dark. В тотально темной, затянутой черной тканью комнате мы трогали разные предметы, расставляли тарелки на столе, месили тесто и даже раскатывали пасту на специальной машинке. Незабываемо, если честно. Ни разу в жизни, ни до, ни после, не помню у себя такой восприимчивости — к фактурам, к людям, к предметам.
Даже за час такого полуигрушечного опыта понимаешь, что изъян может стать и преимуществом. Наверное.
Так я думала, когда шла на массаж к Александру Зайкину, незрячему массажисту. Я фанат массажа, хожу на него везде, где можно. На слепой — пока не пришлось. Но знаю, что в Азии он ценится на уровне целительства.
Во время массажа не поговоришь, и не надо. «Не слишком сильно? Здесь не болит? Перевернемся». В начале он, правда, еще и рассказал мне, пробежавшись руками по спине, где какой позвонок гуляет, — вот это необычно. Я была на разных массажах в своей жизни — у десятков разных мастеров, в десятке стран, могу сравнивать. Отличный массажист. Вытягивание, глубокая проработка мышечных зажимов, — все, как я люблю. Уверенные, умные руки.
Потом уже Саша мне рассказал: свет перед глазами не померк в одно мгновение, все было долго, сложно и больно — главное, больно. Болела голова — ужасно, до рвоты. Думали: переутомление от учебы, мигрень. Еще думали: переходный возраст, бывает. В августе перед шестым классом стало совсем плохо. Они с мамой жили в Калужской области, в Обнинске. 1987 год. В детской больнице заподозрили атрофию зрительного нерва, на МРТ в Бурденко распознали опухоль — глубоко, близко к стволу мозга. На операцию была очередь на много лет вперед, но пошли навстречу, госпитализировали. Пожалели молодую, растерянную женщину с обезумевшим от боли подростком на руках.
И еще месяц Саша там лежал, а врачи наблюдали, как шло ухудшение, стремительное. Но потом все-таки решились, прооперировали, сделали трепанацию. В выписке указали: зрение 30-40% на каждом глазу. Но на самом деле, как он сейчас вспоминает, было разве что светоощущение. Да и того лучше бы не было, потому что боль в голове никуда не делась. Он просто лежал с закрытыми глазами, и все. Боль — это очень большое чувство, всепоглощающее. Света белого не видишь, есть такое выражение.
Но в январе начал немножко вставать, преодолевая слабость, ползать по дому, буквально на коленях, держась за стенки. Боль стала утихать, а потом и вовсе ушла. И это, — говорит сейчас Саша, — было настоящее счастье, о котором он, если мог бы, написал прекрасную победную песнь, вроде арии Иоланты, когда она прозрела и увидела звезды на небе, и смогла, наконец, отличить белую розу от красной. А вот он бы уже не отличил — зрение ушло, совсем. Выключили свет. Для кого-то могло бы быть точкой несчастья, депрессии, трагедии, но для него — нет.
Сейчас Александру Зайкину сорок один, и про всю свою жизнь с момента, когда ушла боль, он рассказывает как про череду побед и открытий, праздников и везений, новых профессий и даже приключений.
Он, например, путешествовал по Европе — должен же был показать мир старшему сыну. На автобусе до Парижа, через несколько стран, представляете? Он перечисляет людей, которым благодарен, которых вовремя встретил.
Принцесса Иоланта страстно мечтала прозреть, и это сработало — в сказке. Саша не хотел. Ну, то есть, как не хотел — не фиксировался на этом. Не грезил, не мечтал. Никакой надежды врачи ему не давали, и он поставил себе другую цель — полноценно жить без зрения.
После операции Саша снова начал учиться — за это благодарен классной руководительнице Людмиле Яковлевне Суфияновой, прекрасному человеку, год назад ее не стало. Она устроила так, что ему передавали домашние задания и помогали их делать на слух. А еще он уже начал учиться читать по Брайлю. Как-то в гости пришел весь класс, принесли подарки — кучу пластинок. А потом он учился уже в Москве, в специализированном интернате. Десять человек в классе, почти индивидуальное обучение. Было неплохо, но довольно скучно.
Слово «инклюзия» тогда не было в ходу, было другое — интеграция. Российско-бельгийский проект интеграции — четыре ученика интерната для слабовидящих пошли учиться в обычную городскую школу N 299. Саша Зайкин единственный из них — с белой тростью. Но он же единственный и остался в этой школе до конца, остальные не выдержали.
«Я жил так: после завтрака в интернате ехал на метро в школу, на Бабушкинскую. Дорогу, конечно, выучил, но и люди мне помогали, передавали друг другу. В школе то же самое, помогали переходить с этажа на этаж, из класса в класс. Потом привык. Если по какому-то предмету не было брайлевского учебника, мне надиктовывали. Одна девочка помогала с французским. В 229-ой школе была просто неповторимая эмоциональная атмосфера, так здорово. Это все, я считаю, заслуга директора, Элеоноры Юрьевны Бараль. Великолепный человек! Чего только не было у нас: военный оркестр на праздниках, баскетбол, дискотеки, песни у костра, шефство над домом ветеранов».
«В Обнинске, до болезни, я занимался легкой атлетикой и играл на скрипке. Вроде бы такой образ: слепой музыкант. Но я это бросил, понял, что нет у меня особых способностей к музыке, к сожалению. Хотелось — знаний. Вот прямо до дрожи. Я ехал в интернат обедать, а потом возвращался в школу — на дополнительные по физике и математике. И на репетиции — мы ставили спектакли, мюзиклы. Я тоже был на сцене, играл командира партизанского отряда, вел концерты.
А потом я встретил нашу незрячую девочку, которая поступала на юрфак МГУ: история, право, — очень все это увлекло. Я начал готовиться и тоже поступил на юридический. Правда, не в МГУ, а в РГСУ, Cоциальный университет. И преподавал, работал учителем истории в своей школе — когда сам еще был студентом. Сначала вел пятые классы, историю Древнего мира, потом старшие. Но мне помогали: рядом был тьютор, который вел журнал и проверял контрольные. А с устными опросами справлялся сам.
Элеонора Юрьевна дала мне возможность работать, она считала, что это важно не только для меня, но и для всей школы, для воспитания детей. Понимаете? Я долго преподавал, 15 лет. А вечерами подрабатывал еще массажем: была уже семья, родился сын. А недавно — еще два маленьких ребенка, один за другим. Потом массаж стал главным».
В Советском Союзе в сороковые, после войны, создали Кисловодскую школу массажа для слабовидящих. С общими медицинскими знаниями, сестринским дипломом, тактильной диагностикой, пониманием анатомии, элементами кинезиотерапии.
В начале 90-х у кисловодских курсов был пилотный обучающий проект в Москве — там Зайкин и учился.
У Саши есть трое коллег, слепых массажистов (та же великолепная кисловодская школа), с которыми они могли бы работать вместе — если бы у них было помещение побольше. Если у вас есть идеи и возможности помочь такому социально ориентированному бизнесу, с ними можно связаться через сайт проекта «Трогает» — slepoymassag.ru.
И еще: на этом же сайте выложен «Лайфхак по незрячим» — рисованная инструкция, которую хорошо бы выучить каждому. Человек с белой тростью где-то на улице или в метро может выглядеть очень уверенно. Или, наоборот, очень растерянно. В любом случае стоит понимать, как ему можно помочь.
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»