Как в Пермском крае работает сегрегация по-новому
«Сразу после новоселья уехали в деревню, приезжаем через два дня — в дверях в подъезде выбиты стекла», — рассказывает Григорий Захаров. Мы находимся в девятиэтажке в Кунгуре Пермского края. В последних числах декабря 2014 года, когда молодой человек сюда переехал, это был новый дом. Жене Зульфие, как сироте, дали жилье в новостройке. Остальные 97 квартир достались другим сиротам. Тридцатилетний Гриша среди жильцов — чуть ли не самый взрослый. Говорит, за два года «стало поспокойней, но люди-то остались прежними». Как-то девятиэтажка установила городской рекорд — 117 вызовов полиции за месяц.
То залезут в припаркованную у дома машину, то дверь в квартиру выбьют: не все в первый месяц заменили свои деревянные двери на железные. Вся сотня квартир как одна — тридцать три квадратных метра (меньше сирота по закону получить не может), одинаковая планировка. Оставаться в своих углах жильцам, видимо, из-за тесноты не хотелось, и они шли в подъезд. Тем более, чуть ли не полдома ходили в одно и то же местное училище — знакомы. «Общественная жизнь» кипела: лестница и пространство у лифта стали и местом встреч, и туалетом, и мусоркой.
Один раз полицейские забрали и Гришу: застукал соседа, который справлял нужду — подрался с ним.
«Только кулаком можно что-то решить, да посильнее»
Выходим с Зулей, женой Гриши, на улицу. Из-за яркого солнца и белых сугробов приходится немного щуриться.
«Минус тридцать — ну и что? — рассуждает девушка. — Здесь главное, есть ли ветер. Боимся больше его, а не мороза».
Сегодня не дует. Зуля поправляет капюшон на курточке годовалой дочери Маши. Та молча сидит на санках, смотрит большими глазами в разные стороны. Вообще же злой ветер приходит сюда часто: в новом районе лишь несколько однотипных девятиэтажек. Вокруг них — поля и массивы из невысоких строений.
Дом для сирот на Шоссейной, 47 построили и заселили одним из первых в небольшом районе. Тогда, перед Новым годом, сдали и детский сад неподалеку. Приезжал пермский губернатор Виктор Басаргин, разрезал красные ленточки. Сиротские дома открывают по всей России с 2013 года. Раньше давали угол в соцнайм — помещение можно было сразу приватизировать. Из-за черных риелторов, которые массово обманывали молодых людей, ввели новое понятие — «найм жилья специализированного фонда». Длится пять лет. А если чиновники посчитают, что юноша или девушка не готовы ко взрослой жизни, — десять. Только после этого — обычный соцнайм.
Новый жилой фонд должны создавать региональные власти: могут покупать готовые квадратные метры, могут их возводить. Большинство, как и в Прикамье, устраивают аукционы сразу на сотню-другую квартир. Застройщики подготовились — сделали новые эскизы с однотипными комнатами.
Зуля считает, что ей повезло. В восемь лет мать лишили родительских прав, отца не было. Дядя не отдал девочку в детский дом — взял в свою семью. К нему хоть и редко, но и сейчас она заходит в гости. «Единственный родной человек», — объясняет. Когда стала взрослой, начали снимать с Григорием частный дом. Так продолжалось четыре года, пока не подошла очередь на жилье.
Проблемы не исчезли.
— Сейчас уже не так дует, — девушка убирает от балконной двери лист пенопласта. Подставляю руку к щели, чувствую, как из нее веет холодом. — Как смогли, заделали. Раньше было хуже.
Зуля возвращает пенопласт на место.
— А то, что поселили всех вместе, не самая удачная идея, — считает девушка. — Особенно учитывая, какая здесь слышимость. Первые месяцы или даже больше гуляли, галдели.
— Надо было расселять пятьдесят на пятьдесят, — подхватывает Гриша. — Чтобы хотя бы с людьми жили, а не между собой, как волки. Чтоб была какая-нибудь бабушка, которая могла палочкой пригрозить.
Молодой человек говорит о влажном углу на лестничном пролете. Дескать, проблемы остались.
— Я бы хотел переехать в деревню, — рассуждает он. — Здесь все-таки сложно. Сесть боюсь: я не такой человек, который мимо пройдет, а по-хорошему они не понимают. Только кулаком можно что-то решить, да посильнее.
Семье осталось ждать еще три года, и квартиру можно будет приватизировать.
«Нормальная, считаю. Своя уже почти»
Двадцатишестилетний Виктор получил угол на первом этаже. «Обои вот новые наклеили, переделали немного все под себя», — рассказывает. Годовалый Лев играет на полу с пластмассовой машиной. Двухлетняя Оля в садике.
Виктор соглашается, что в доме стало больше порядка. Но для этого пришлось постараться. Витя стал старшим по этажу. Следит, чтобы жильцы каждой квартиры по очереди дежурили, — в течение недели подметали и мыли пол.
Систему со старшими (по этажам и даже по всему дому) в кунгурском отделении краевого министерства социального развития называют «самоуправлением». Его ввели спустя год после «безвластия». Чиновники переманили на свою сторону ребят, таких, как Витя. Говорят, что по возможности их благодарят. На общедомовых собраниях, например.
На старших вся надежда органов опеки. С недавних пор в доме два дня в неделю дежурит социальный работник — молодая девушка отвечает на разные вопросы (при нас у нее спросили, как вызвать врача), помогает с документами на пособие. Однако поговаривают, что авторитет у нее пока небольшой. Ей могут попросту не открыть дверь. За домом закрепили и участкового, но он далеко: пока до него дозвонишься, пока дойдет… «Соседи могут прийти ко мне по любому вопросу: просят помочь с дрелью или еще что», — говорит Витя.
За два года жизни здесь он усвоил несколько правил. Например, на ночь запирает дверь из коридора к лифтовой площадке. Но самое главное — не давать спуска буянам.
«Стоят, шумят — подходишь, говоришь, что сейчас наряд вызовешь, — объясняет он. — Так сразу расходятся».
Молодой человек — из живчиков, которые везде найдут повод для оптимизма. Работал вахтами в Тульской области — сварщиком на гидроэлектростанции. Тридцать первого декабря всем дали по пять тысяч рублей и сказали, что больше заплатить не смогут. Парень тут же заказал билет на поезд и первого января был дома. Уже сходил на местный завод, обещали взять, теперь надо пройти медицинскую комиссию.
Витя, как и Зульфия из этого же дома, благодарен родному дяде. Тот не пустил его в детдом. Привычная история: мать лишили родительских прав — тогда парню стукнуло шестнадцать, — отца не было. «Видел его только однажды, — вспоминает. — Мама приводила в гости, чтобы мы познакомились».
Как попал под дядину опеку, встал на очередь на жилье. Пришел из армии — уже должны были дать квартиру, но не спешили это делать. Где-то услышал, что могут помочь в прокуратуре. Сходил туда, а после обратился в суд. Это, считает, помогло.
— Какое-то время жил у мамы, пока она жива была, — говорит. — Ну, как жил — ночевать приходил. Да, ее лишили прав, но все равно родной человек. Отчим там же был. Потом съехались с Людой, завели ребенка. Начали снимать квартиру. Тяжело, конечно, отдавать такие деньги. Поэтому квартиру ждали. Нормальная, считаю. Своя уже почти. Другого пока ничего нет.
На материнский капитал, который дают после второго ребенка, хотят купить дом в деревне. Что же делать с нынешней квартирой, не решили. Но тоже ждут, когда ее можно будет приватизировать.
Пять лет в заложниках
Полгода назад в Кунгуре сдали в эксплуатацию второй сиротский дом — почти такое же девятиэтажное строение. Оно стоит рядом. Пока его заселили наполовину. Самоуправление здесь ввели сразу же: с самого начала появились старшие по этажам, прикрепленные соцработник и участковый.
По словам чиновников, которые повторяют ребята, так и должно быть. Есть же старшие в обычных высотках. А то, что здесь закрепили ответственных еще и за этажами, — так это якобы для удобства. Мол, подъезд один, а старших все равно надо больше. Здесь, в отличие от первого дома, восемь квартир выставили на продажу (пока их не купили). Так вот на их хозяев, говорят, самоуправление не распространят. Как объясняют в территориальном управлении министерства соцразвития, это уже не «их» квартиры.
Юлия Хлопина с шестилетним сыном Артемом переехали сюда одними из первых, в октябре прошлого года.
«Артем тоже устал ездить с места на место по съемным квартирам, поэтому очень обрадовался, — говорит Юля. — Я и сама чуть ни заревела, когда ключи получала. Гарнитур в кухню выбрали, но пока не заказали. Зато уже поставили “стенку” в комнату».
На верхней полке «стенки» — рамка с фотографией. На ней Юля с сестрой Аленой и их подруга. «Это мы еще в детском доме, — объясняет девушка. — Почему поставила именно этот снимок? Не знаю, никогда его не доставала».
Их забрали в детдом, когда Юле было девять, а Алене десять. Родителей к тому времени лишили прав. Потом, как и у многих, были приемные семьи, следом — съемные квартиры. Несколько лет ждали очереди на жилье. Уже сдали дом на Шоссейной, а их туда не вселили. Девушки пошли в суд. Еще пара лет ожидания — и въехали сюда, в один дом, только на разные этажи.
«Поначалу боялась, конечно, — вспоминает Юля. — Очень много всего рассказывали про тот (первый — ТД) дом. Пока все спокойно».
Молодая мама работает продавщицей в магазине неподалеку. Иногда помогает бывший муж — платит за детский сад. Девушка хочет приватизировать жилье и переехать в деревню. Говорит, это ей ближе.
С 2013 года сиротам каждый год дают все больше квартир, говорит уполномоченный по правам ребенка в регионе Павел Миков. Правда, по его мнению, такой «тупой механистический» подход плодит много проблем.
«Мы концентрируем в одном месте людей со схожей психологией, — считает Миков. — Одна из ее главных черт — иждивенческое отношение к жизни. Сиротам кажется, что им все должны».
В Березниках, другом городе Пермского края, заселили людьми без родителей не весь дом, а треть, продолжает уполномоченный. И там никакого самоуправления, «обычного» для высоток, не потребовалось.
Сирот будут селить вместе и дальше. Так, кстати, поступают и с другими нуждающимися в крыше над головой: переселенцами из ветхого жилья, ветеранами Великой Отечественной войны. В некоторых случаях разные группы перемешивают. По мнению Микова, некоторым сиротам (работающим, имеющим детей) лучше вручать сертификаты. До 2013-го в Прикамье они уже были, но каждый лишь на 18 квадратных метров по расчетной стоимости. Сейчас же можно сделать на тридцать три.
От квартиры в сиротском доме и не откажешься, и что с ней делать, зачастую не знаешь. С одной стороны, какое-никакое жилье. С другой — не можешь не относится к нему как к промежуточному варианту. А переходный период длится пять лет, это как минимум.
