Зачем группа «Аквариум» играет на площадях и в подземных переходах
Когда разговариваешь с Борисом Гребенщиковым, возникает удивительное, с налетом легкой эйфории, чувство: понятно, что ничего не понятно, поэтому все понятно. И чего тогда спрашивать. Мой папа, писатель Александр Житинский, известный также как «рок-дилетант», несметное число раз беседовавший с БГ в пору ленинградского рок-клуба то в формате ночных посиделок, то в жанре интервью, как-то написал о нем:
«Борис Борисович — это такой сказочный сундучок, очень красивый, с множеством кнопочек и застежек. Всем кажется, что стоит только подобрать нужную комбинацию кнопочек и последовательность застежек — и сундучок откроется. И уж там мы непременно увидим что-то поистине волшебное. Самого сундучка нам почему-то мало. Но не открывается он. Такая конструкция».
***
Руководствуясь этим наблюдением и дав себе зарок не поддаваться соблазну открыть неоткрываемое, я пришла поговорить с гуру о его выступлениях на улицах разных городов. Мы встретились в студии на Пушкинской 10, где, как всегда, шел процесс работы над песнями, который, по словам БГ, «не прекращается уже с 91 года». В маленькой, увешанной картинами и иконами приемной комнатке — чайный столик и, кажется, еще дореволюционный радиоприемник на подоконнике. Борис Борисович заваривает чай, подключает макбук к этому антиквариату («у него же совсем другой звук!») и ставит музыку к чаю — приятные арфово-флейтовые инструментальные композиции Алана Хованесса. Я принимаюсь штурмовать истину.
— Вопрос дурацкий, но базовый: зачем вы играете на улицах? Это стремление к уличной романтике, или хочется посмотреть на людей?
— Ответ дурацкий и не менее базовый: для удовольствия. Я начал и продолжаю заниматься музыкой для удовольствия.
— Ну, а почему бы для удовольствия не поиграть в теплом уютном помещении?
— Ты имеешь в виду квартиру? Кто туда придет?
— Да нет же, зал.
— Мы и так играем в залах. Бесплатно?
— То есть у вас драйв играть бесплатно, для себя…
— Не для себя. Для людей. Когда играешь для людей — получаешь удовольствие. Играем для радости своей и для радости людей, как мы играли сорок лет назад. Правда, тогда нас за это иногда забирали в милицию.
— Но в залах же вы тоже играете для людей.
— В залах люди платят деньги. В залах все серьезно. А тут мы играем там, где люди не ожидают.
— Можно ли сказать в таком случае, что игра на улицах для вас чистое творчество и свобода, а игра в залах работа, раз это за деньги?
— Приведу аналогию. Вот ты священник в церкви. У тебя свой храм, свой приход, всех знаешь и все знают, где какая икона, или же ты идешь на улицу и проповедуешь. Есть разница? Я думаю, что большая. На улице ты ничем не защищен и не знаешь, что будет. Разница в отсутствии ритуальности. Люди не ожидают увидеть тебя, и поэтому у них нет заранее подготовленной реакции…
— Мне трудно представить себе человека, который бы вас не признал на улице.
— У тебя просто хорошее воспитание. Поверь моему ощущению: большая часть людей, напряженно вглядываясь, задается вопросом: «Так, что-то знакомое, это… кто это? Шевчук? Нет, не Шевчук».
— Да ну, не может такого быть!
— Только так и есть. При выходе из Дома кино в Москве услышал: «А! Вы Юра! Юра Цой из „Машины времени“!» Абсолютно искренне человек говорил. Все лица одинаковые.
— То есть вы выходите играть без ощущения, что вы известный музыкант?
— Я просто выхожу играть, без всякого ощущения.
— А такой элемент, как «шляпа» присутствует?
— Иногда. Зимой это бессмысленно, а летом, если люди кинут деньги, мы найдем куда их употребить.
— А какой у вас был самый большой уличный гонорар, не считали?
— Упаси Господи, чтобы я еще начал считать!
— Ну это ведь любопытно должно быть? Помните интернет-притчу про скрипача Джошуа Белла, который заработал в переходе что-то типа 30$, а на следующий день давал концерт в переполненном Карнеги-холле, где самый дешевый билет стоил 100? Чисто из спортивного интереса не возникает желания привести свою статистику?
— Ох, Саш… я придерживаюсь старомодной точки зрения, что музыка к спорту не имеет отношения.
— Что вы играете на улицах?
— Все, что придет в голову. Песни, импровизации…
— А музыканты?
— Музыканты все из группы «Аквариум».
— Но в группу вы же привлекаете разных, в том числе иностранных музыкантов?
— Так, сразу настою на своем: слово «иностранное» имеет одну чуждую мне коннотацию: «Вот наши в нашей деревне, а за ее пределами, скорее всего, враги».
— Хорошо, назовем их «людьми, разговаривающими на других языках».
— Да, конечно, они все тоже являются группой «Аквариум» на протяжении почти десяти лет.
— Географически — это только города России, или вы играете на улицах всего мира?
— Все очень просто: когда у нас есть настроение и хорошая погода, мы вылезаем где угодно: мы играли в Париже, в Лондоне, в Берлине…
— А где играть интереснее?
— А везде хорошо!
— Ну вдруг в каком-нибудь городе особенно хорошо было почему-то?
— Попытаюсь рассеять еще одно, скажем так, непонимание: когда есть музыка, важна только музыка. Остальное вообще не имеет значения. Когда музыкант начинает рассказывать анекдоты, это говорит только об одном: музыка его не интересует, интересует он сам и юмор. Меня интересует музыка и счастье от музыки, которое испытываю я и те люди, которые ее слушают.
— Как вы сами относитесь к уличным музыкантам?
— Иногда встречаются очень интересные, тогда останавливаюсь, слушаю.
— По критерию «зацепило-не зацепило»?
— А как еще?
— Ну, может, необычный инструмент какой-то…ханг, к примеру.
— Если инструмент необычный, значит, уже зацепило. Недавно, кстати, в Таллине я увидел уличного музыканта, который играл на ханге, а поскольку первый исполнитель на этом инструменте, Ману Делаго, играл у нас на альбоме «Белая лошадь», то мы, вспомнив об этом, позвали этого парня сыграть с нами на концерте. Он нас, правда, не знал, но согласился.
— Подаете ли вы уличным музыкантам и просто людям, просящим на улице? Нет ли у вас предубеждения?
— А какое здесь может быть предубеждение?
— Есть мнение, что часто это подставные лица, подпольный бизнес…
— То ли Тургенев, то ли Достоевский писал: «Бог от вас просит дать. Он не просит от вас оценки». То, что человек сделает с этими деньгами — это его отношения с Богом. А «дать» — это ваши с ним отношения.
— А момент публичной благотворительности?
— Я думаю, что благотворительностью лучше заниматься тихонько. Но с другой стороны есть люди, которые используют свое имя, как Чулпан Хаматова, чтобы собрать больше денег. И если эти деньги идут на помощь нуждающимся — это хорошо. Это прекрасно.
— Кто у вас зачинщик уличных концертов — вы?
— Это общая идея. Должно сложиться. И погода должна быть хорошая. И кто встанет, кому не лень — идут.
— А бывало так, что никто не пошел, а вы пошли играть один?
— Да, несколько раз я играл один, но одному не так интересно.
— А случается, что из уличной импровизации рождается тема для новой песни, которая потом будет записана?
— Нет. Хотя никто не может сказать, из чего рождаются песни.
— Но такого, чтобы вы бежали записывать новую, случайно сыгранную тему — не было?
— Всякое бывает…
— Вы очень загадочно отвечаете на вопросы.
— Я говорю честно, поэтому загадочно. Я честно не знаю. Вообще, на улице играть не так просто. Нужно слышать друг друга, нужно, чтобы люди слышали всех нас. Если нас человек пять, то нужно выставлять аппаратуру, и так далее. Это большое дело. Потом организаторы гастролей эту аппаратуру не всегда дают — зачем платить лишние деньги за аренду?
— А конфликтов с властями местными не бывало у вас?
— С чего вдруг?
— Ну все же, как-никак, акция, власти побаиваются, когда на улице собирается больше сколько-то там человек — вдруг что-нибудь начнут делать эдакое.
— Ну, значит сами власти-то не очень… раз побаиваются.
— Как долго длятся ваши выступления на улице?
— Недолго. Минут 20, максимум полчаса. Публику нельзя утомлять. Люди не выдерживают больше, это же улица.
— Не верю. Да вас отпускать не должны, скорее. Должны кричать: «Стойте, подождите, еще!»
— Нет, ну все так и кричат.
— Стало быть, все же вы регламентируете время?
— Ну конечно!
— Вам что-то дарят на улице?
— Бывает иногда, редко. В Москве вот как-то подарили бутылку рома. Люди же не ожидают нас увидеть, не запасаются подарками.
— А общение после выступлений случается?
— Общение заключается в основном в том, что люди начинают кучковаться и давить друг друга, пытаясь взять себе, любимому, автограф, притом без ручки. И это очень неприятно.
— Сбегаете?
— А как бы ты сделала на моем месте?
— Я бы сбежала. Но это ведь не так просто…
— На этот случай у нас есть свои люди…
— А психологически не страшно выходить — людские намерения ведь не всегда безобидные ? Или вы доверяете ситуации всецело?
— Не страшно. Ситуация происходит в моменте: как происходит — так и реагируешь.
— Как выбираются места для ваших выступлений?
— Спрашиваем у местных, где можно, — у промоутеров или просто у знакомых. Это может быть и городской парк, и переход метро.
— А где-нибудь было особенно красиво и игралось особенно хорошо? Может, какая-нибудь девушка прекрасная с желтыми цветами стояла и слушала…
— Никто не приходит с цветами. Они же не знают заранее. Везде красиво и везде хорошо. И везде по-разному. А бывает очень хорошо.
— Ну невозможно, Борис Борисович…
— Да я честно говорю! Ну, вот в Вильнюсе мы были, у них прямо в городе такой коммунально-художественный остров под названием Ужупис, и солнышко так светило, и там мы играли долго, около часа. На солнце вообще хорошо играется.
— По причине редкого в наших краях солнца вы еще не выступали на улицах Петербурга?
— По весне хотим выбраться.
— Где еще вы точно хотели бы сыграть в ближайшем будущем?
— В Нью-Йорке. В Central Park. В середине апреля в Нью-Йорке собирается со всего мира много хороших людей, которых я очень люблю — учеников индийского учителя и философа Шри Чинмоя. Он сам был отличным музыкантом, играл на всем. И раз в году его ученики и друзья собираются вместе. Может быть, получится поиграть на улице с кем-то из них.
— А у вас всегда в этих уличных концертах получается, или бывает, что-то не задалось?
— Люди делают так, что всегда получается. Их реакция. На улице она неподдельна.
— Но если им что-то не понравится, они же могут и помидорами закидать?
— Но у них же с собой нет помидоров!
Смеемся. Прощаемся. Выхожу на солнечный Лиговский проспект, чувствуя, что поиграла в словесный пинг-понг. Настроение приподнятое. В голове ничего, кроме музыки. А может, кроме нее и нет ничего вовсе, а сам Борис Борисович вовсе не сундучок, который нужно открыть, а эдакий музыкальный инструмент, который нужно просто слушать, безо всякой попытки разобраться в его устройстве?!