В России до 2% населения — православные, еще до 8% заходят в церковь от случая к случаю. Кто эти люди?
За последние полтора десятка лет состав прихожан Русской православной церкви (РПЦ) поменялся. Поколение православных «бабушек» сходит со сцены. В провинции это приводит к запустению приходов, а в крупных и средних городах место «бабушек» занимает средний класс. Церковную моду задают сильные идеологизированные общины во главе со священниками-харизматиками: пропагандируемый в церковных СМИ образ современного «воцерковленного» — не смиренный маргинал, прячущий чувство вины под незаметной одеждой, а образованный, разбирающийся в современной жизни, успешный человек средних лет, у которого должно хватать денег и на хороший автомобиль, и на трех-четырех детей.
Сколько-нибудь масштабных исследований прихожан РПЦ не проводилось. Если в случае с числом православных это еще можно преодолеть, обратившись к статистике МВД, то, составляя портрет православного, о точных цифрах говорить не приходится. Известны попытки провести исследования в одном или нескольких приходах (одну из них предпринимала социологическая служба «Среда»), однако толку от них немного. Невозможно соотнести эти обследования с реалиями всей церкви — где есть приходы городские, есть сельские, есть находящиеся в центре мегаполиса, а есть расположенные на рабочей окраине, есть приходы, куда стекаются с дальних мест ради конкретного батюшки, а есть такие, где эти священники меняются ежегодно — а всеми делами заправляет какая-то «баба Варя».
В отсутствие количественных данных я опираюсь на два источника. Во-первых, я уже 20 лет опрашиваю российских священников и церковных служащих (в основном немосковских) о числе и социальных категориях их прихожан. Во-вторых, я собираю их свидетельства об этом, сделанные в интервью региональной прессе и в социальных сетях.
Еще в начале 2000-х подавляющее большинство прихожан РПЦ представляли собой православных «бабушек». Обычно они имели крестьянское или «слободское» происхождение. Те из них, кто жил в городах, были когда-то трудовыми мигрантами. «Бабушки» расценивали церковь как своеобразный клуб для людей своего возраста и поддерживали в нем довольно строгие правила, которым пытались подчинить не только более молодых прихожан, но и священников.
Антонина Петровна Щукина (1926 года рождения) из прихода храма Ильи Пророка в Лесном (Пушкинский район Московской области) вспоминает на приходском сайте: «Родилась в религиозной семье. В нашем селе было две красавицы-церкви. Помню, что и большинство жителей были верующими. В 30-х годах одну церковь взорвали, а остов второй церкви и до сих пор стоит… В поселке Лесном я оказалась в 1954 году. В нем не было Храма. В Храм ездила тайком в Москву…»
Однако затем, буквально в течение нескольких лет, ситуация поменялась. Если раньше взамен уходившим по естественным причинам «бабушкам» приходили новые — те, кто в детстве получал привычку ходить в церковь, то потом связь времен порвалась. В советской провинции, особенно в деревнях, было принято ходить в церковь примерно до второй половины 1950-х — последующие поколения после хрущевской антирелигиозной кампании подобного навыка и интереса уже не имели.
Нынешнему поколению православных «бабушек» было 35-45 лет, когда распался СССР. Многие из них, по моим наблюдениям, имеют среднее, среднее техническое или высшее образование. Почти все они успели побывать членами ВЛКСМ, многие — членами КПСС, большинство из них выросло в городах — и первый «духовный опыт» получали не в церкви, а в пионерской организации, районных библиотеках и на школьных дискотеках.
Когда в 2009 году новый архиерей обидел жену одного из сельских приходских священников в Ивановской епархии, тот написал открытое письмо, в котором, в частности, перечислял такие ее достоинства: «Женщина почти двадцать лет с благодарностями, грамотами и медалью служила государству, получив звание капитана милиции. 16 лет практически бесплатно, без выходных и отпусков «прослужила» в Церкви, обихаживая ее, полуразрушенную, и обустраивая вместе с прихожанками, делая самые грязные работы и живя с детьми в невыносимых условиях… Любовь Михайловна, бывший лучший начальник инспекции по делам несовершеннолетних СССР, маленькая женщина, в доме которой и на ее руках вылечились от наркомании несколько десятков ребят из разных городов страны, маленькая женщина, на плечах которой лежала огромная часть хозяйственных, образовательных и паломнических дел храма, глубоко Православный человек».
Это довольно точный портрет не столько жен священников, сколько многих современных немолодых прихожанок, среди которых бывшие учительницы, культработники, инженеры и техники.
Исчезновение «бабушек» привело к снижению посещаемости храмов в 2000-е годы. В конце 2003 года это вынужден был признать патриарх Алексий, который в своем выступлении на епархиальном собрании Москвы заявил: «Все более редеют ряды прихожан наших храмов, прошедших гонения и лишения в годы тяжелейших для Церкви испытаний. Они уходят в вечность. Но не всегда их места заполняются молодым поколением, в результате храмы пустеют. И пустеют не только из-за того, что увеличивается количество храмов в Москве. Это естественный процесс, он будет продолжаться».
«Естественный процесс» продолжается в селах и малых городах, где приходы РПЦ с середины 2000-х годов находятся в глубоком кризисе. Если раньше в типичном «живом» и крупном русском населенном пункте с численностью населения в полторы-две тысячи человек в храм на воскресную службу приходили 30 человек, то сейчас это пять-семь человек (такие цифры я получил в ходе полевых исследований в Новгородской (2004) и Орловской (2012) областях).
Например, в 2013 году отец Сергий из города Славянска-на-Кубани Краснодарского края жаловался в своем блоге в «Живом журнале»: «Вчера мной было проведено мероприятие на базе хуторского ДК, наименованное «Беседа со священником», на котором предполагалось простое общение и ответы на вопросы людей. Мероприятие было анонсировано за месяц, и расклеены объявления во всех массовых местах. И знаете, сколько пришло народу из шеститысячного населения Протокского поселения (хутор Бараниковский, где я служу, его центр и насчитывает около двух с половиной тысяч жителей)? О! Это не буква «о», а цифра… И такое происходит не только со мной (я служу здесь полтора года), но и со всеми предыдущими священниками… За полтора года моей службы здесь было крещено всего 39 человек (я веду метрику). Хоронят почти каждый день (ведь в основном население 45++), но отпевания проходят в среднем два-три раза в месяц… Ходят в храм те из оставшихся в живых бабушек, кто этот приход открывал в 95-м. В воскресение на Литургии собираются 8-12 человек, причем они же и хор. Новоприбывших — четыре человека».
Такая ситуация привела к кризису с точки зрения православной инфраструктуры — а сельских приходов у РПЦ примерно три четверти. Сельские священники и так жили небогато, а тут их просто некому стало содержать. И что еще более важно — некому стало платить за коммунальные расходы храмов — свет, тепло и текущие ремонты. Все это быстро привело к переформатированию священнической деятельности. Священники стали жить и официально служить при храмах в районных центрах или «придорожных» церквях, расположенных на крупных автотрассах, и брать под свое покровительство сельские церкви, куда они приезжают служить (и на церковные требы) раз в месяц, а то и в два. Так экономней. Но эта тактика никак не приводит к восстановлению общин.
В городах ситуация сложилась по-другому. По мере падения числа «бабушек» и роста подогреваемого телевидением патриотизма в храмы начал приходить средний класс. Этот процесс зафиксировало обследование компании «Баширова и партнеры» в 2007 году. В частности, из него следовало, что 54% прихожан младше 50 лет, их образовательный уровень совпадает со среднероссийским до десятых долей процента: 68% — среднее и среднее специальное; 19,5% — высшее и неполное высшее, а «в материальном отношении православные прихожане несколько менее обеспечены, чем средний россиянин»; соотношение мужчин и женщин — один к двум.
Насколько можно судить по моим наблюдениям, беседам с духовенством, основу посещающего храмы среднего класса (как прихожан, так и захожан) составляют представители сферы торговли и финансов (проще говоря, владельцы мелких магазинов, менеджеры и бухгалтеры), чиновники, бюджетники (учителя, врачи, сотрудники правоохранительных органов), представители организованной преступности, домохозяйки из обеспеченных семей, IT-специалисты. В крупных городах заметна прослойка университетской интеллигенции, особенно гуманитариев. Городские прихожане чаще женщины, чем мужчины. Низкий интерес к посещению храмов проявляют люди с естественнонаучным образованием, юристы и мужчины-представители рабочих специальностей.
Смена «бабушек» на средний класс и падение посещаемости храмов способствовали «очеловечиванию» сурового стиля внутрицерковных отношений. Если раньше всем прихожанам полагалось стоять во время службы, то с начала 2000-х в «передовых» храмах появились скамейки и стулья, а в 2010-е «мода» на сидячие места для «немощных» категорий прихожан стала повсеместной. Были смягчены строгие требования к внешнему виду женщин — либеральные приходы начали допускать в храмы женщин в брюках, а в прочих храмах для тех, кто приходил «не по форме» завели условные юбки и легкие платки.
В крупных и средних городах для представителей образованной части среднего класса «с идеями» существуют священники, собирающие вокруг себя прихожан с теми или иными идеологическими предпочтениями. Эта тенденция возникла еще в 1960-е, когда у советской образованной молодежи, разочаровавшейся в коммунистической идеологии, вера в целом и приходская жизнь в частности начали рассматриваться как достойная идеологическая замена. Поток подобных людей в церкви заметно усилился в 1980-е годы, когда в церковные стены волнами входили различные категории «неформалов», переживших разочарование не только в школьных истинах, но и в молодежных альтернативах. С того времени в некоторых приходах РПЦ много бывших хиппи, рокеров, анархистов и бывших поклонников эзотерических учений. После 1991-го и особенно после октября 1993 года в церковь повалили бывшие активные члены КПСС и различных «национал-патриотических» организаций. Они искали в ней душевного покоя и укрытия от мира, где «демократы» проводили реформы.
Каждая подобная группа искала своих священников, которые понимали бы ее интересы, говорили бы с ней на понятном ей языке и способствовали бы формированию круга «своих». Вне зависимости от убеждений подобные идеологизированные священники стремились создать из прихожан замкнутый квазисемейный круг. Идеологизированные прихожане как правило были относительно молоды, имели или собирались завести детей, а потому у них пользовались популярностью идеи воскресных школ, совместных выездов в монастыри, на природу и летних лагерей. В такие общины приходили и не семейные молодые люди, интересовавшиеся православием. Нередко их визиты в храм заканчивались очередной приходской свадьбой.
Все это позволяло подобным приходам увеличивать численность. В результате в России сформировалось множество по-разному идеологически ориентированных, но реальных, чаемых многими членами церкви приходов. Самые крупные общины достигают двух-трех тысяч участников, десятки, если не сотни таких приходов имеют численность в одну-полторы тысячи человек.
В устроенном в 2013 году «Средой» опросе об образцовых православных приходах «более половины» опрошенных священников назвали конкретные общины, почти все из которых известны как идеологизированные сообщества с консервативными и фундаменталистскими взглядами; 76% из них находились в Москве. В целом, однако, таких приходов в РПЦ немного — порядка 3-4%.
«Идейные» общины в 1990-2000-е постепенно взяли на себя формирование представлений о том, что такое быть «воцерковленным». Раньше «воцерковленные» были растворены в общей массе «простых» верующих и управляемы негласными духовными руководителями — «старцами». Последние формировали специфический язык и манеры поведения «воцерковленных», следили за их внешним обликом и состоянием психики — всегда находящейся в состоянии вины, в ожидании «чудес» и «спасения», чутко прислушивающейся к снам и знамениям.
«Идейные» общины взялись за создание нового формата «воцерковленности», использовав отчасти наработки предшественников, но куда больше взяв от современного западного христианства. Новая модель церковной благотворительности, ныне принятая в качестве церковного стандарта — это община протоиерея Аркадия Шатова (ныне — епископ Пантелеймон). Новая модель церковно-светского высшего образования — община протоиерея Владимира Воробьева (ректора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета). Русская калька американского «пролайфистского» движения против абортов и в поддержку семьи — община протоиерея Димитрия Смирнова. Русификация и адаптация языка богослужения — община отца Георгия Кочеткова. «Человеческое» отношение к прихожанам и миролюбивое в целом православие европейского образца — община протоиерея Александра Борисова. Первый полноценный православный медиахолдинг — приход, который сформировался вокруг настоятеля Сретенского монастыря архимандрита Тихона (Шевкунова).
Такие общины за 2000-е годы утвердили новый тип «воцерковленного». Это не маргинал в заляпанной свечным парафином темной и невзрачной одежде, а образованный и успешный человек средних лет, у которого должно хватать денег и на хороший автомобиль, и на трех-четырех детей. Он должен разбираться в современной музыке, правильно и хорошо питаться и регулярно бывать за границей. Именно такие православные в лице успешных бизнесменов, артистов и журналистов смотрели с первых страниц православного глянца. В качестве примера достаточно взглянуть на нынешнюю уполномоченную по правам ребенка Анну Кузнецову.
При этом большинство «воцерковленных» все равно остаются маргиналами. Прихожанка, сменившая черный платок и старое пальто на купленную в церковной лавке глухую сиреневую кофточку и газовую косынку цвета морской волны, черпающая информацию из «православного телеканала», слушающая в свободное время «православных бардов» или даже «православных рэперов», посещающая выставки «православных художников» и переписывающаяся с популярными «православными блоггерами» — остается в рамках своей субкультуры.
Для большинства прихожан идеологические мотивы не главное. Храм для верующих — прежде всего место, где они могут выйти из обыденного жизненного пространства и побыть там, где все «по-другому». В социальном и экономическом измерении храм для них — это предоставляемая церковью услуга. И «простые» прихожане хотят быть квалифицированными потребителями и иметь возможность выбирать — они ценят удобное местонахождение, удобное расписание, красоту, слаженность службы и церковного пения.
Молодая прихожанка, «бывшая москвичка, ныне живущая в коттеджном поселке в пяти километрах» от храма Ильи Пророка в Лесном, красноречиво объясняет, почему их семья в 2010 году сменила привычные визиты в Троице-Сергиеву лавру на этот незнаменитый храм: «Приближалась осень, становилось холодно, и вопрос о том, как с грудным ребенком совершать дальнейшие поездки, встал ребром… Вот и решили мы в начале ноября попробовать поехать в храм в Лесной… Первое ощущение от службы, на которую мы пришли, было какое-то теплое и домашнее. Хор поет не величественно-торжественно, демонстрируя голосовые данные певчих, а спокойно и по-душевному очень трогательно. Господь стал совсем близок. Маленькие ребятишки тихонько снуют под ногами, и никто на них не «шикает», никто не скучает и не зевает. Пусть молитвенников и не так много, но чувствуется, что «захожан» нет. Все собрались на общую молитву. Всех объединяет Любовь ко Господу. Всех объединяет Христос. Мне как-то быстро предложили сесть, и я смогла на руках с грудным ребенком спокойно помолиться. Дать укромно грудь, когда младенец закряхтел. Первое причастие в этом храме, а окружающие нас поздравляют, как родных и давно знакомых прихожан. Все это, конечно, тронуло до глубины души».
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»