В сериале «Большая маленькая ложь» исследуются все оттенки любви и страха
Иногда я спрашиваю себя: «Ты сейчас это делаешь (говоришь, думаешь) —из любви или из страха?»
Если к любви причислить всякие ее производные вроде вдохновения, отваги, благодарности или любопытства, а к страху отнести питающиеся от него стыд, вину или злобу, то за нашими поступками и словами, по большому счету, стоит одна из двух этих сил. Я бы даже сказала, что одно — могущественная сила, а другое — могущественное бессилие.
Но все начинает путаться, и так трудно себя понять, когда тобой владеет страсть. Когда ты в огне.
Страсть — это и лихорадка любви. И бремя страстей человеческих. И страсти Господни. И алчность. И вдохновенная работа без устали. «От юности моея мнози борют мя страсти». В русском «страсть» означает возбуждение, а происхождение ведет от однокоренного «страдания». Как разобраться, что за ней стоит, когда ты пляшешь на раскаленной плите?
Изнутри этого состояния, из ока этого торнадо это почти невозможно. Нужны еще какие-то координаты. Например — ложь это или правда.
Господи, как трудно бывает это распутать! Например, насилие признано в цивилизованном мире как однозначное зло. Но что, если один бежит в насилие от невыносимых состояний, а тот, кто насилие принимает, привык этой невыносимости так сострадать, что попадает в привычное самоотвержение?
Чтобы хоть как-то разобраться в своих страстях и отделить страх от любви и ложь от правды, нам нужны любящие другие. Те, кто не пытаются присвоить меня, но готовы быть рядом, принимать и верить во все лучшее во мне, чтобы я по собственному дрогнувшему голосу, кривой усмешке и досаде вдруг почувствовала, что здесь у меня, кажется, тревога и неправда.
В фильме «Большая маленькая ложь» исследуются все оттенки страха и любви. Сериал снят по книге — и это тот случай, когда блистательные актеры создают новое измерение сюжету. Наши зеркальные нейроны нещадно вовлечены в водоворот событий — синяк на нежном предплечье Николь Кидман обладает особой силой воздействия. Морские пейзажи Калифорнии с ее отчужденным, ледяным морем, роскошными домами на берегу и пустынными пляжами создает необходимое раздвоение сознания, как при цыганском гипнозе. «Если уж у вас, в Моссовете» — в среде богатых красавиц, с такими же образцово-состоятельными, совершенными мужьями — скрыто так много несчастья и боли…
С первой же серии, когда нарядные мамы приводят детей в первый класс, завязывается история про тайну, ложь и насилие: кто-то из детей схватил за шею девочку и остались синяки, она указывает на новичка, добропорядочные родители в панике. Одновременно мы сразу знаем, что история, развернувшаяся в городке, с кульминацией на благотворительном балу, закончится убийством неизвестно кого.
Детективная линия, конечно, держит в напряжении всю дорогу — но истинный смысл истории совсем не в ответе на вопрос, что случилось, и кто виноват.
В фильме будет про классическое домашнее насилие, со всеми его безнадежно-повторяющимися деталями, когда в воздухе разлито напряжение, когда подругам это выдается за страстные любовные игры, когда прячутся от детей и, как это водится, «принимают за оргазм бронхиальную астму» .
Это не единственная в мире талантливо снятая история про нарциссического психопата, одержимого страхом потерять красавицу жену, который вместо этого сам ее постепенно уничтожает. Другая линия — где жена никак не может пережить обиду на своего бывшего, который был дрянным отцом и мужем, пока его не укротила безобразно уравновешенная, несносно спокойная и отвратительно хорошая новая жена — тоже довольно понятная и знакомая. Есть еще несколько очень жизненно достоверных историй. Это все сильно снято, невероятно тонко сыграно и абсолютно правдоподобно.
Но потрясло меня в этом фильме другое.
Не то, как живучи обиды, как изобретательна ложь, и как страх пытается уничтожить в нас разум и сердечность.
Меня поразило, как сквозь это все упрямо пробиваются, празднуют победу и привычно действуют любовь и правда. И больше всего это видно на отношениях родителей к детям.
Да, нынешнее поколение родителей часто обвиняют в том, что из детей сделали культ. Что дети потеряли своем место в иерархии, что это грозит инфантильностью, раздутой самооценкой и манией величия. И неизвестно, что нам теперь нажжет это избалованное поколение, где каждый убежден, что он особенный.
То, как общаются родители с детьми в этом кино, заворожило меня. Вот мальчика обвиняют в том, что он тайно мучает одноклассницу. Его мама, совсем еще юная, знает, что отец мальчика — насильник с неизвестным анамнезом. Она и сама пережила огромную травму по этому поводу. С какой стойкостью она держит сторону своего сына (попутно выясняя с психологом, есть ли опасения, что мальчик и правда агрессивен). Как она доверяет ему, несмотря на страхи. Как безупречно аккуратны и осторожны учителя в школе — и как все вместе действуют из главного принципа — не навредить. Я ловила себя на том, что сама начинаю подозревать мальчика в каких-то изъянах, все мои собственные бесы и страхи просыпались — а она в своего мальчика верила и не навязала ему своей тревоги.
Ее героиня верит в своего сына, даже когда ему не верит никто (Shailene Woodley)Фото: Capital Pictures/EAST NEWSИли мама 17-летней дочери узнает, что та хочет выставить на аукцион свою девственность — из «идеологических» дурацких соображений, из желания привлечь к себе внимание. Это серьезно поражает и возмущает маму — но вместо того, чтобы в соответствии с присущим ей буйным и скандальным темпераментом накинуться на дочь, она вдруг овладевает собой и вместо нападения открывает ей собственную уязвимость, рассказывая о своих тайных ошибках. На твоих глазах вдруг происходит что-то странное и нелогичное, но полное правды и близости.
Наконец, когда становится понятно, что другой мальчик издевается над девочкой, его мама бросается к нему не в стремлении немедленно учинить расправу (хотя она полна и стыда, и вины, ведь его насилие — следствие нездоровой обстановки в семье) — нет, она обнимает его и просит все ей рассказать, и говорит, что хочет ему помочь.
Сцена из сериала «Большая маленькая ложь» (2017)Фото: Capital Pictures/EAST NEWSЭти не очень счастливые люди врут друг другу, обманывают сами себя, скрываются от супругов — но что-то мешает им передавать это дальше, детям, и они общаются с ними как с теми, кому могут по-настоящему доверять. И это оказывается целительно.
Это все совершенно новое, абсолютно непривычное родительское поведение — взламывающее вековые льды традиций, когда женщина под венцом слышала, что она «да убоится мужа», а поколения детей знали мучительный страх наказания.
Как это отразится на нашем и, главное, их будущем? Вокруг себя, в своей среде, я вижу такие же ростки новых взаимоотношений. Может быть, это и не повсеместный процесс, но он явно движется в эту сторону. Мне кажется, что мое поколение — и поколение моего старшего сына, которое уже растит своих детей — умеет совершенно по-новому общаться с детьми. Вместе праздновать жизнь, встречаться с ее правдой и неправдой. Разговаривать, а не указывать. Объяснять и делиться, а не подчинять. Может быть, еще и потому, что мы не планируем «уходить на покой» и собираемся долго жить в игре, любознательности и дружбе, а юные жители земли для этого лучшая компания. И потому что нам нужны любящие другие.
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»