«Мы же не сами себя подпалили!»

21 августа в центре Ростова-на-Дону сгорел целый жилой район. Тогда огонь разрушил 120 домов, из-за чего без крыши над головой остались 218 семей. Один человек погиб. Практически сразу после этих событий тем, у кого всё было в порядке с документами и пропиской, выплатили компенсации в размере 160 тыс. рублей. С тех пор прошло более двух месяцев.

Многие погорельцы по-прежнему живут в гостиницах или у друзей, а позиция властей касательно возмещения ущерба и предоставления жилья неоднократно менялась. Так, например, сначала губернатор Ростовской области заявлял о том, что у людей будет право выбора и они смогут восстановить сгоревшие дома. Уже месяцем позже глава города Виталий Кушнарёв отметил, что жители района всё-таки не смогут восстановить свои дома, потому что правила землепользования и застройки не позволяют это сделать: территория Театрального спуска расположена в общественно-деловой функциональной зоне.

Губернатор Ростовской области Василий Голубев (в центре) на месте пожара в центре городаФото: Евгений Дубровский/ТАСС

Дома и землю у людей выкупят по рыночной стоимости, выплатят им компенсацию и переселят куда-нибудь на окраину города, в микрорайоны Суворовский или Левенцовский, потому что в центре невозможно купить новостройку за деньги, которые получат погорельцы в качестве компенсации от города. Основная версия самого масштабного в новейшей истории Ростова пожара — поджог. Следствие по уголовным делам о халатности и умышленном причинении ущерба, совершенном путем поджога и повлекшем за собой смерть человека, до сих пор ведётся.

Вот что рассказали «Таким делам» погорельцы с Театрального спуска.

«Без меня меня женили»

Нарина Рашутина:

«Основная проблема в том, что двухэтажный дом, который находится у меня в собственности с 96 года, без моего ведома и участия признали негодным к восстановлению. Дом кирпичный, и внутри сгорело всё наше имущество, но коробка не пострадала, целы фундамент и конструкции.

За прошедшие 2 месяца мы его восстановили. Со слов губернатора и представителей думы в первые дни после пожара, мой дом подлежал восстановлению. Во всех интервью губернатор и представители власти говорили, что жильё можно будет восстановить. Когда к нам приходил сотрудник департамента архитектуры и градостроительства, он сказал, что дом ограниченно годен для жилья и именно это он собирается писать в заключении, хотя никакой технической экспертизы и замеров не проводилось, был визуальный осмотр. Это означало для меня, что мы можем его ремонтировать, восстанавливать крышу и спокойно в нём жить. Дальше я не получаю никаких уведомлений и приглашений из администрации города, а спустя 2 месяца, уже отремонтировав дом и вернувшись сюда, я узнаю, что дом не подлежит восстановлению.

Если за 2 месяца кто-то и проводил какие-либо технические измерения, то в мой дом никто не приходил, с результатами меня письменно никто не знакомил. По сути, они «без меня меня женили», и я считаю это абсолютно незаконным.

Мне негде жить, кроме моего дома, — а у нас многодетная семья, трое детей, младшему ребенку всего год и 8 месяцев. Жить в гостинице я не могу, в предоставленном на окраинах города убитом жилье — тоже. Мы отремонтировали дом, нам включили все коммуникации. Плюс сейчас мне говорят, что никакой компенсации я не получу, потому что у меня в собственности есть однокомнатная квартира, которая была куплена на материнский капитал, а это ограничение для получения компенсаций на жильё. В отличие от остальных людей, чьи дома сгорели полностью, я не писала заявление на имя администрации города с просьбой признать мой дом негодным к восстановлению. Это всё ещё моя частная собственность, и мне не нужно спрашивать у кого-то разрешения, чтоб делать в ней ремонт. Меня должны были ознакомить с результатами экспертизы как минимум, но этого нет. Когда мэр города спрашивает, на каком основании я восстанавливаю этот дом, я отвечаю, что на основании частной собственности на дом и землю, по законному праву. Я не строю нового дома, мне не нужно больше того, что оформлено, и для этого я не должна спрашивать у администрации разрешения. Вы же, собираясь клеить в доме обои и красить стены и потолки, не спрашиваете разрешения на это у городских властей. Это нонсенс какой- то.

Пожар в жилом доме в центре городаФото: Евгений Дубровский/ТАСС

Сейчас я написала запросы в администрацию города, законодательное собрание, приёмную президента с вопросом, на каком основании мой дом признан негодным к восстановлению. Пусть мне покажут эти заключения. Был пожар, сгорело имущество, но дом цел, и мы его уже отремонтировали и вернулись. Никто по закону мне не может запретить жить в собственном доме. Но мне говорят, что у меня в принудительном порядке будет выкуплена земля после признания дома негодным к восстановлению. Сначала говорилось о кадастровой стоимости, но когда люди начали возмущаться, заговорили о рыночной. Но, как я уже сказала, на компенсацию я претендовать не могу, а значит, я остаюсь на улице. Получается, у меня выкупят по кадастровой стоимости землю и я получу за свои полторы сотки земли с двухэтажным домом площадью 80 кв. м и офисом площадью 30 кв. м порядка 600 тыс. рублей. Насколько я знаю от соседей, планируется расселять людей в квартиры в ЖК «Суворовский». Или мне предлагается всей моей семьей переехать жить в однокомнатную квартиру. Простите, но та квартира не имеет никакого отношения к пожару, я её приобрела на абсолютно законных основаниях, плачу за неё налоги, она до 18 лет принадлежит моему младшему сыну и никак не связана с моим домом. Дом сгорел в любом случае, это моя собственность, и что это за ограничения вообще? Не муниципалитет выделял мне эту квартиру, она приобреталась на средства нашей семьи, не муниципалитету и решать судьбу моей квартиры, ведь компенсация положена за сгоревший дом.

Считаю совершенно незаконным указывать мне, где мне жить, при наличии у меня права собственности на дом и землю. На окраины и в гостиницы я не собираюсь. Все школы и садики моих детей находятся возле дома. Мне не нужен жилищный сертификат, я не собираюсь покупать себе квартиру на окраине, я планирую жить в своём доме по законному праву.

Все остальные разговоры и размышления, а также нарушения действующего федерального закона любая из сторон может оспаривать в суде.

Этого права у нас как у граждан РФ пока никто не отнимал».

«Я хочу жить на земле и дальше»

Татьяна Емельянова:

«Когда начался пожар, я была дома одна, никого не было больше. В 12 часов я обычно сажусь смотреть «Федерального судью». Начала включать телевизор — он не включается. А потом почувствовала гарь, вышла во двор. У племянника рядом как раз были рабочие. И я увидела только дым. Тут рабочие подбежали, подхватили меня, говорят выходить скорее. Я вернулась в комнату, взяла телефон, позвонила пожарным, машина приехала без воды. Пока меня выводили на улицу, загорелась кухня. Сгорело всё. Ничего не осталось. Я как была в этой одежде, в которой я сейчас, так и осталась. И не с кого спрашивать, и никто ничего не обещает. У меня был дом, у меня было в нём всё, а теперь мне чужие люди приносят вещи, благо я всю жизнь проработала в поликлинике МВД. Теперь они предлагают квартиру на окраине. А мне не нужна квартира, я всю свою жизнь в этом доме прожила, я хочу на земле жить и дальше. Ещё и говорят, что если останутся деньги от покупки квартиры, мы должны будем их вернуть государству. А на каком основании я должна их вернуть, если вы мне их дали? А одежду я должна за что купить? Вещи, посуду, мебель, на чём готовить, что делать? У меня был полный холодильник продуктов, у меня было всё, и я всё потеряла в один миг, в миг это сгорело всё дотла. У меня иконы были, которым цены не было, кто мне теперь это всё вернёт? Никто никогда мне ничего не вернёт. Да, они нас кормят, поят, но дело же не в этом. Дело в том — когда и что? То они говорят — в октябре, потом в ноябре, потом в декабре, наступит декабрь — скажут: в январе. Пускай сам Голубев (Василий Голубев — губернатор Ростовской области. — Прим. «ТД») сюда придёт и поживёт со своей семьёй. Мне 77 лет, у меня слабое здоровье и дорогие медикаменты, которые я покупаю за свой счёт.

На месте пожара в центре города. В результате пожара сгорело по меньшей мере 120 домовФото: Евгений Дубровский/ТАСС

Мой дедушка эту землю получил ещё в 1926 году. Там был пустырь, спуск к Дону. Он работал в управлении железной дороги. Построили два дома и жили всю жизнь там. Никого не трогали, ни к кому не обращались, ничего не просили. Мы всю жизнь здесь все жили как одна семья, все друг друга знали, общались. Зачем нас подожгли? Что мы сделали? Ещё и бензинчику подлили, чтобы горело лучше, а племянник у меня только дом кирпичом обложил. Мне теперь обещают дать 33 кв. м. Нет, вы меня простите, у меня 60 кв. м жилплощадь была! Мы жили втроём: сын с невесткой и я, но невестка была прописана у своей мамы через улицу, а теперь ей ничего не положено, и мы ничего доказать не можем, ей никакой компенсации не выплачивают, адвокат на её звонки не отвечает. Нам уже даже сказали: «Хватит жить за государственный счёт». Я вот как есть оденусь, выйду, сяду в поезд и поеду к Путину и буду сидеть там, пока он меня не примет. Я расскажу всё как есть, что здесь творится. Как хотят, так и делают. Ладно, я понимаю, нужна вам земля, но вы бы могли по-человечески обратиться, чтоб наше имущество сохранилось. Было бы мне 20 лет, я бы плюнула на всё, заработала бы снова. Но мне 77, я никогда больше не смогу заработать».

«Это реновация»

Олег Сергеев:

«21 августа мой дом сгорел так же, как ещё 120 домов в Кировском и Пролетарском районе. Вы наверняка знаете, как пожарные работали, когда приехали, когда вода появилась, что ветер сильный был. У меня дом приватизирован, с документами порядок, с коммуникациями тоже всё хорошо. Мы с родителями всю жизнь прожили в этом доме. Конечно, у нас есть желание его отстроить. Голубев поначалу говорил, что никаких проблем не будет. Кто хочет переехать — может переехать, кто хочет восстановить дом — получит возможность восстановить дом. Мы попали под закон о ЧС, и нам положены были выплаты. Но потом Кушнарёв сказал, что разрешения на строительство нам не дадут и будут выкупать землю в добровольно-принудительном порядке. Сами понимаете, выкупать они будут её за копейки. Рыночная стоимость сотки до пожара — 2 миллиона, но недавно глава города собрал экспертов-риелторов и попросил переоценить её. Теперь они обещают миллион или менее. Там даже кадастровая стоимость до пожара была под 2 миллиона. Незадолго до пожара на нашей земле появился запрет на индивидуальное строительство, и её стоимость начала снижаться, о чём нам власти и говорили. Но мы же не только что сюда приехали и хотим тут дома строить, мы просто хотим восстановить своё. Вместо этого нам обещают по 18 кв. м на каждого прописанного и стоимость устанавливают 46 тыс. рублей. А рядом с нами в многоэтажках квадратный метр стоит от 80 тысяч рублей.

На месте пожара в центре города. В результате пожара сгорело по меньшей мере 120 домовФото: Евгений Дубровский/ТАСС

Вообще не понимаю, почему мы должны отсюда съезжать. Почему мы должны уезжать на край города? Это наша земля. Мы же не сами себя подпалили. У меня дом сгорел не из-за того, что я пьяный окурок не потушил, или не из-за того, что отец проводку не так подключил, а из-за того, что нас подожгли. Уголовные дела по этому факту заведены. Недавно меня вызывали в правоохранительные органы, сказали, дома обнаружили остатки горюче-смазочных материалов. А у меня никогда не хранились ни бензин, ни керосин. У нас в семье нет машины, мы все работаем поблизости.

Если они хотят отобрать землю и не дать нам восстановить свои дома, мы должны получить какой-то отказ на бумаге, получить результаты экспертизы, а этого нет. Тогда мы сможем обжаловать это всё в судебном порядке. В конце ноября они хотят издать на региональном уровне закон, на основании которого они могут выкупить у нас нашу землю. Притом выкупить они у нас её хотят так, чтобы мы не могли как собственники установить свою цену, а по цене, которую они сами и скажут. И мы в таком случае хотим оспорить это в вышестоящей инстанции. Это будет не только с теми, кто сгорел, это будет ещё и с теми домами, которые не пострадали. Это реновация, как в Москве, только по-ростовски. У меня дом сгорел против ветра. Это ж вообще законам физики не соответствует. Мама была дома, когда всё начиналось, к ней пришли какие-то люди в рубашках и сказали уходить, потому что скоро всё здесь сгорит.

Почти уверен, что мой дом спалил кто-то из тех, кто помогал выносить имущество. Они там якобы помогать остались, а сами выбегали из домов, а они вспыхивали ещё сильнее. У меня у знакомого деревянная пристройка, которую он недавно начал обкладывать шлакоблоком. И вот на шлакоблоке у него осталось чёрное пятно — видать, кинули что-то внутрь, чтоб загорелось. Это, конечно, был не коктейль Молотова, но что-то вроде, не знаю, какие там сейчас технологии. У многих пропали вещи: у моего соседа вынесли два телевизора, у меня — дорогую ручку, которую мне друзья подарили на юбилей.

Мы жили всю жизнь в центре города, мы не хотим переезжать ни в Суворовский, ни на Левенцовку. У меня до сих пор нет личного автотранспорта по той причине, что у меня вся работа в центре города, рядом с домом. Я адвокат, и мне до любого суда, где я веду дела, как и до собственного офиса, идти минут 15. Родители тоже работают рядом. Все родственники и близкие друзья живут близко. У нас всегда был свой микроклимат. Мы жили как одна семья, маленькая деревня, мы все друг друга знаем. Мужчина, который погиб, Владимир Иванович, — дед моего близкого друга. Я его с детства знал, замечательный мужик был. Его семья теперь не может вступить в собственность, их посылают из инстанции в инстанцию. Я если кого-то и не знаю, то точно знаю его друзей и близких. Мы все всегда друг за друга горой были».

«Нам страшно»

Галина Гринь:

«Мы жили вшестером: я, супруг, две наши дочки, внук и моя мама. У нас всё было приватизировано: и дом, и земля. Документы все были в порядке. А теперь нам просто не разрешают вернуться и жить там снова. Мы хотим восстановить наш дом, надеялись, что нам возместят ущерб и на эти деньги мы сможем заново отстроить наше жильё. Нам каждому в качестве компенсации выделили по 160 тыс. рублей, и мы отложили эти деньги как раз на восстановление дома, но в департаменте архитектуры и градостроительства нам сказали, что мы точно не получим положительного ответа. Они хотят, чтобы мы переехали. На те деньги, что мы получим, можно купить жильё на окраине города, но это очень сильно повлияет на нашу жизнь.

Жители на месте пожара в центре городаФото: Евгений Дубровский/ТАСС

Мы все работаем неподалёку от дома: дочь в кондитерской рядом, я в районе Нахичеванского рынка, муж в порту, внук ходит в садик недалеко. Мы все завязаны вокруг внука. Когда дочь работает — я вожу его в садик и забираю оттуда, когда я работаю — дочь делает то же самое. Мне мама ещё в 72 году говорила, что нас хотят снести и построить на месте наших домов парковую зону, а потом перестройка наступила, все успокоились, и теперь вот снова мы кому-то понадобились.

Переезд максимально осложнит нашу жизнь. Мужу надо к шести утра на работу каждый день. Сейчас мы живём в гостинице «Звезда», надо идти пешком туда, откуда он сможет доехать до работы, потому что транспорт в это время ещё не ходит (расстояние между гостиницей «Звезда» и ростовским портом примерно 6 км. — Прим. «ТД»). Мы не знаем, что делать, совсем скоро наступит зима, и что-то надо будет решать. Страшно».

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!