Время Передонова

«Мелкого беса» сейчас перечитывать страшно. Не успеваешь закрыть последнюю страницу, на которой сумасшедший втыкает жертве нож в горло, как материализуются и псих, и нож.
И вообще, по сравнению с любой другой классикой роман Сологуба читается совершенно иначе. Есть бессмертные книги и вечные тексты, но обращаешься к ним — и разница во времени дает себя знать: приходится продираться сквозь пласты устаревшей лексики и свидетельства совсем иного, давно ушедшего в историю образа жизни. В случае с «Мелким бесом» никакой дистанции не ощущается. Ни лингвистической, ни антропологической. То есть «сологубовский человек» — это вполне себе такой наш современник, только без интернета и смартфона. Но это не потому, что Федор Сологуб опередил свое время. Это потому, что время «Мелкого беса» — именно то прекрасное прошлое, в которое сегодня так усиленно волокут нашу страну. А она не особо и упирается.

Роман был закончен в 1902 году. Сологуб писал его десять лет, на закате царствования Александра III и в начале конца русской монархии, в самую пору победоносцевских «заморозков». Можно еще вспомнить про «совиные крыла». О том, какие человеческие последствия имели эти «крыла» и «заморозки», написал и Чехов. «Человек в футляре» родом из тех же благословенных времен, 1898 года. Кстати, ведь до сих пор проходят в школе, и при любом раскладе приходится учителям говорить, что Беликов с его «как бы чего не вышло» — продукт эпохи. И куда только смотрят доктора наук Мединский и Васильева!

Федор Кузьмич Сологуб. 1909 годФото: wikimedia.org

Сологуба в школе не проходили ни при одной власти. И не будут. По сравнению с ним Чехов прямо-таки излучает позитив и социальный оптимизм. Правда, сообщаемая автором «Мелкого беса», намного неприятнее: атмосфера несвободы, ханжества и страха порождает вовсе не Беликова, а Передонова. Конечный продукт такой эпохи — не безвредный зануда, жертва собственных страхов, а безумный убийца с ножом. То есть, если человека постоянно запугивать, ограничивать бесконечными запретами и стращать врагами, получится не безопасный и управляемый псих, а псих опасный и неуправляемый.

«Вы читали Чехова — «Человек в футляре»?» — допытывается у Передонова продвинутая девица Адаменко, конечно же, не без намека.

Нет, Передонов не читал. Он вообще не читает книг. Он сам — то, что Чехов ошибочно принял за Беликова.

Но и Чехов, и Сологуб абсолютно точно определили, что самый качественный продукт получается там, где давление сильнее всего. Учитель в царской России был существом подневольным и замордованным. Потому и Беликов, и Передонов — гимназические учителя.

Сегодня, судя по тому, что нынешний школьник записывает на телефон и выкладывает в сеть, немногое изменилось.

Роликов таких — немерено. География — от Москвы до самых до окраин.

Это директриса хабаровского лицея орет на пятнадцатилетнего мальчишку: «Ты не офигел, мой хороший?!» и отчитывает его родителей: «Вы вот его защищаете, а вы знаете, что он у вас — организатор штаба Навального?! Что он листовки раздавал? Что он звал одноклассников в секту — мне девочки говорили. В ваш дом пришла беда. Вашим сыном заинтересовалось ФСБ… »

А это проводит политбеседу с девятиклассниками учительница из Иванова: «Вы несовершеннолетние. Сколько вам годочков? 15? Вот сидите тихонечко за партой. Носики всунули в учебнички и тетрадки и там долбимся. А не ходим и долбимся с флагами на [площади] Пушкина… Надо стать воспитанными людьми, прежде чем сунуть свою харю в политику»

И тут не в Навальном даже дело. Вот тульская учительница кричит на ученика: «Почему не выполнил задание, придурок? Опять по бабам шлялся?»

Речь современных учителей так же чудовищна и абсурдна, как речь Передонова. И словечки у них общие.

У Передонова секта — тоже главный повод для доноса. Девица Адаменко — в «секте толстовцев». А нотариус Гудаевский «в церковь не ходит, в обезьяну верует и сына в ту же секту совращает. На него надо донести, он — социалист».

И то же слово Передонов считает достойным воспитанного человека: «Какой у меня пятачок, у меня человечья харя», — бормочет он себе под нос. Впрочем, и публично он в выражениях не стесняется..
Это не брюзжание на предмет хороших манер. Деформированная, грубая, истерическая речь — один из верных маркеров градуса ненормальности в обществе.

Эти бедные женщины истерят от страха, «как бы чего не вышло» и не случился бы скандал. Как бы не пришли с проверкой, не обнаружили малолетнего «бабника» с невыученным уроком, юного сторонника Навального на митинге, гимназиста Пыльникова, который окажется девчонкой. И тогда лишат дополнительной доплаты к окладу, а то и уволят.

А уж если главным государственным кошмаром снова стали мальчишки — все эти гимназисты, лицеисты, студенты колледжей, то — вообще караул.

Современный российский учитель просто вынужден такими вещами озаботиться. Еще не обрела силу закона новая полицейская инициатива — об административной (а — и уголовной) ответственности школы и родителей за участие подростков в несанкционированных акциях, а в Москве уже вышел циркуляр, чтобы учителя мониторили соцсети учеников, и во Владимире приказано фотографировать школьников на митингах и раз в квартал сдавать отчет в отдел образования.

Противные подростки и в параноидальном бреду Передонова сразу на втором месте после недотыкомки, карт и кота: «Вертлявые мальчишки восьмерки дразнили Передонова, — это были оборотни гимназисты. Они поднимали ноги странным, неживым движением, как ножки у циркуля, но только ноги у них были косматые, с копытцами. Вместо хвостов у них росли розги, мальчишки помахивали ими со свистом и сами взвизгивали при каждом взмахе».

Передонов уж точно не раздумывал бы насчет наказания малолетних активистов, родителей и учителей: всех необходимо высечь.

Ходит ведь он по домам, придумывает грехи бедным гимназистам и сразу предлагает родителям высечь очередного дрянного мальчишку, и это когда еще до всех дойдет, что блюститель нравственности и порядка попросту свихнулся.

Мелкий бес. Прижизненное издание. Берлин — Петербург — Москва, 1923 год. Издательство З.И.ГржебинаФото: wikimedia.org

Но роман Сологуба не о сумасшедшем учителе Передонове. Он об анамнезе безумия.

Демоническую недотыкомку Ардалион Борисыч Передонов начинает видеть, когда он уже безнадежно болен. Болезнь развилась из главных его страхов — что за ним следят и что на него донесут. То есть — из нормального самоощущения человека в несвободном государстве. И тогда — прости-прощай инспекторская должность, которую, как Передонов верит, обещала выхлопотать княгиня Волчанская из далекой столицы.

В таком положении регулярно доказывать свою благонадежность становится обязательным ритуалом. Иначе — никакого продвижения по службе и вообще жизни никакой. И Передонов совершает обход всего городского начальства — от городского головы до урядника и прокурора. Все недоумевают — чего ему надо-то. От него никаких отчетов не ждут, а он все ходит. Но Передонов упорно рассказывает начальству, что регулярно ходит в церковь и вообще — в высшей степени законопослушен и добродетелен. Потому что надо опередить тех, кто следит и донесет. И при случае — донести самому. И в этой демонстративной лояльности уже видны отблески сумасшествия.

…Года три назад мне случилось прочитать на дверях мясного магазинчика в небольшом провинциальном городе надпись большими буквами: «Обаме не продаем!» Сразу так и представилась картина: на пыльной улице останавливается кортеж, выходит из лимузина тогдашний американский президент с авоськой, заходит в магазин, но тут же возвращается расстроенным. Смех смехом, но кому эта надпись была адресована? Даже ведь не местному начальству, которое, как и президент, по магазинам не ходит. Но это неважно. Главное — заявить о благонадежности. На всякий случай. Передонов бы понял.

Вроде и власти стали уставать от такой демонстративной лояльности. Вот даже ивановскую учительницу уволили. Или она что-то не то сказала? Да и бог с ними, с учителями…

Паранойя и карнавал — две главных составляющих реальности «Мелкого беса». Оглянемся вокруг.

Рыщет по всей России серая недотыкомка, собирает биоматериалы наши с вами, чтобы нас погубить.
Расхаживает посреди маскарада банкир, ряженый Сталиным.

Разве что бес за сто пятнадцать лет сильно увеличился в размерах и на мелкого совсем не тянет…