Перед вами два романа о школе, написанных молодыми людьми с разницей в 20 лет. И оба они — как экологическая проба воздуха на токсичность атмосферы
Сегодня у нас будет сочинение на тему: «Сравнительный анализ двух произведений». Одно произведение очень известное, почти современная классика, — «Географ глобус пропил» Алексея Иванова, 1995 год. Публикация другого — романа Булата Ханова «Непостоянные величины» — завершилась в 12 номере журнала «Дружба народов» за прошлый год.
Оба романа — о школе. Оба автора — молодые люди, практически ровесники. На момент выхода «Географа…» Алексею Иванову было 25 лет. Аспиранту-филологу из Казани и по совместительству — учителю в одной из казанских гимназий Булату Ханову — 26.
Но разговор пойдет не о литературе, а о жизни. Поэтому сразу выносим за скобки все, что касается художественной ценности и равноценности. Оба текста — как забор воздуха, экологическая проба на токсичность и, наоборот, — концентрацию кислорода. У литературы есть и такая функция — лабораторной пробирки, в которую запечатывается атмосфера времени. Иногда это происходит даже не по воле автора, а как будто само собой. Иными словами, если разные времена рассказывают одну историю, истории тоже получаются разные. Все дело в составе воздуха.
Вот и здесь начинается и заканчивается все очень похоже. Едет в Пермь биолог, выпускник Уральского университета Виктор Служкин. Едет из Москвы в Казань с секретным заданием (но про это только в самом конце) обладатель красного диплома филфака МГУ Роман. Служкин путешествует на электричке и зайцем, Роман — вполне цивильно, на фирменном поезде и в купе. Оба пойдут работать в школу: один — не по специальности, географом, другой — учителем русского и литературы. Оба будут вынуждены уволиться в конце учебного года.
А теперь о различиях. Географ Служкин живет на историческом сквозняке, на развалинах советской империи. Вокруг него все разрушено и шатается — от портовых построек до человеческих связей. Жена уходит к бывшему однокласснику, местному «новому русскому», сам герой запутывается в отношениях с женщинами, а тут еще тайная любовь к ученице — школьной красавице Маше, которая, в свою очередь, влюблена в него. Ученики — не класс, а дикая орава, педагога ни во что не ставят, хамят и норовят выпить с ним водки. Денег нет, кот не кормлен, в холодильнике пусто.
Вот они — проклятые 90-е! (Или, как предписано еще называть, — «лихие»). Автору тоже вряд ли нравилось его время. Иронии и скепсиса в «Географе…» хоть отбавляй.
Но вот что удивительно: книга вышла совсем не про то. Да, она — о бесприютности свободы, о неприкаянности и растерянности человека, когда никто больше не надзирает и не наказывает, но никому ты больше и не нужен. Человек 90-х сам, как девятиклассник, который пустился во все тяжкие, потому что учителя больше не надо бояться.
«Географ глобус пропил» — вообще о слишком человеческом, и в этом его успех. Герои Алексея Иванова пьянствуют, ссорятся, изменяют мужьям и женам, но прежде всего живут своей жизнью. Они выпали из привычных социальных ролей, и в этом не только их беззащитность, но и сила. Служкин оказывается блестящим учителем именно потому, что он слишком не учитель. Его девятиклассникам удается так многому научиться именно потому, что им наплевать на учебу. И вообще все главное для себя географ и его ученики постигают не в классе, а в походе. Это лучшие страницы романа. В них столько всего — и счастья, и муки, и просто чистого адреналина. Как будто неожиданно случилось хватануть глоток холодного лесного воздуха, так что даже стало больно в груди…
У нашего времени — свои песни. Все четко расписано по ролям, все по плану. Роману, герою «Непостоянных величин», сначала кажется, что все неплохо. Казань — не Москва, можно снять квартиру неподалеку от будущей работы и недорого. Директор школы встречает радушно, работу обещает нелегкую, но интересную, ставка — около двадцати тысяч, не так много, но плюс еще доплата за проверку тетрадей и ежеквартально — стимулирующие надбавки. Город солнечный и чистый, школа солнечная и чистая, даже ноутбук выдали — писать планы и прочие учебно-методические документы, но можно и «Американскую историю ужасов» посмотреть, пока никто не видит. Ученики — примерно такие же, какие встречали Служкина двадцать лет назад, но Роман поначалу с ними бодро справляется. В целом уютненько. Как «уютненько» начинает превращаться в ад, поначалу даже незаметно. Может быть, отсчет включается с речей начальства, сплошь состоящих из окаменелостей, вроде «дружный коллектив» и «культурное мероприятие». Или с первой зарплаты в шесть тысяч и второй — в двенадцать, когда сначала Роман начинает следить за акциями в супермаркете, а потом и на такие продукты не остается денег, а еще за квартиру надо платить. Ад просачивается в человека микроскопическими дозами. Вот уже казенный ноутбук с необходимой документацией занимает все больше и больше времени, и на репетиторство по Skype, которое приносило хоть какой-то дополнительный доход, как-то уже не остается сил, да и виртуальные ученики сами уходят. А потом умница Роман неожиданно для себя начинает орать на детей в классе, и дети становятся все более невыносимыми — с их тупостью, хамством, гаджетами…
При этом ничего такого драматического не случается. Ну, родительница накляузничала. Ну, директор отчитал… Повествование у Булата Ханова производит впечатление бессобытийного и затянутого, до тех пор, пока не начинаешь понимать, что вся история именно об этом — о рутине, о том, что ничего не происходит и не может произойти, потому что надежды на другие возможности жизни нет.
Тут никакого похода, как в «Географе…», и близко быть не может. Вместо похода — «культурное мероприятие» «дружного коллектива» — автобусная экскурсия по историческим святым местам — по разнарядке от РОНО, с бутербродами и батюшкой.
В конце концов Роман пишет заявление «по собственному», но уходит не так, как Служкин у Иванова — не победителем. Ученики ничему не научились. Сам он для себя ничего, кроме тоски и усталости, не вынес.
На самом деле — вынес. Потому что это был социологический эксперимент, поставленный героем на себе. Цель эксперимента — выяснить, сколько сможет продержаться в обычной российской школе молодой специалист. И вот к каким выводам приходит герой Булата Ханова:
«1. Педагог беззащитен перед произволом детей и их родителей;
2. Низкая заработная плата понижает статус учителя в обществе;
3. Неподъемная отчетная документации формирует у учителей отвращение к своему труду;
4. Школьное образование в текущем виде мешает педагогам и ученикам проявлять их лучшие качества;
5. Школа учит приспосабливаться к действительности, а не преображать ее».
Это вообще о чем — о современной школе или просто о жизни, из которой постепенно, малозаметными дозами выкачивают кислород, о медленно, но верно наступающем удушье?!
«Приспосабливаться к действительности, а не преображать ее» — чем не готовый предвыборный лозунг или очередная скрепа?!
А 90-е здесь вовсе не при чем. Другая эпоха, другая атмосфера. Их воздухом мы бы сейчас, наверное, с непривычки захлебнулись.
Мы почти уже освоились с жизнью на минимуме кислорода.
И, как назло, реальность подбрасывает не новости, а все какие-то дурные метафоры.
То уроды какие-нибудь распространяют смрад на выставке или на кинофестивале.
А то уже в целой Москве запахло тухлыми яйцами и гнилой капустой, и никакие ароматизаторы вонь не забивают.
Но можно и вообще дышать водой. Опыты на собаках это уже показали.
Воздуха-то все меньше.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»