Ископаемый слон: как доисторический предок мамонта стал символом села Казанки и его брендом
Принято считать, что главная аномальная зона в Пермском крае — село Молебка, в окрестностях которого якобы можно встретить инопланетян. А по-моему, этого звания больше заслуживает район города Оханска. Во всяком случае, я уже второй раз за год еду сюда, чтобы исследовать необычные социальные проекты с местным колоритом. Год назад героиней текста стала Ирина Пономарева, которая объявила село Таборы родиной науки о метеоритах (в позапрошлом веке здесь действительно упал болид) и в одиночку создала для родного села полноценный бренд. Девушку, к которой я еду на этот раз, тоже зовут Ирина, только живет она не в Таборах, а в соседнем селе Острожка, и для нее тема всей жизни не прилетела из космоса, а проступила из-под земли — в тот момент, когда местные рыбаки нашли под берегом Камы уникальные останки трогонтериевого слона.
«Он устал и умер»
Трогонтериевый слон — это древний вид мамонта, живший в плейстоцене, то есть более 11 тысяч лет назад. В российских музеях хранятся всего пять полных скелетов этого существа. В 2010 году еще один скелет был обнаружен в Оханском районе, близ деревни Казанка. Местные рыбаки нашли на берегу бивни и обратились с находкой в Пермский краеведческий музей. Вообще-то, сначала они думали продать бивни музею и немного расстроились, когда не вышло. Но об этом в Казанке сейчас не принято вспоминать без улыбки — за это время рыбаки стали народными героями, подарившими миру значимое научное открытие.
С 2013 года скелет слона потихоньку откапывают. Раскопки такого уровня очень редки для России — например, прямо сейчас подобная работа проводится только в Кемеровской области, где изучают динозавров из мезозоя. Пермский краеведческий музей, который инициировал раскопки слона, сделал из них отличную медийную историю — правда, возникли проблемы с брендом: слово «трогонтериевый» мало кто мог с ходу запомнить. На помощь пришел пермский бард Константин Завалин, который вместе со своим проектом «ЕгошихаТУДЭЙ» сочинил песенку-скороговорку с въедливым мотивом:
Думали все, что это был мамонт,
Но главный ученый сказал, что это
Трогонтериевый слон —
Древний предок мамонта.
Этот слон был очень старый,
Он устал и умер.
Завалин оказывается одним из пассажиров парома, на котором мы отправляемся в Оханский район. Он здесь для того, чтобы посмотреть окрестности места раскопок и интересно провести выходной, а я — чтобы встретиться с Ириной Чернегой, девушкой, которая рискнула объединить палеонтологию и современное искусство, чтобы оживить родное село.
Ее отец был родом из Острожки, и она часто приезжала сюда летом, когда была маленькой. Когда выросла, уехала учиться в Москву, получила высшее образование и осталась в столице работать в нефтегазовой сфере. А потом устала и превратилась в дауншифтера.
Ирина Чернега (слева) показывает гостям детскую площадку в КазанкеФото: Иван Козлов
«Я в Москве прожила восемнадцать лет, но постепенно усталость накопилась от такого образа жизни. А потом вспомнила, что у меня тут остался дом со времен прабабушки. Вот я и вернулась в него, когда мне захотелось уехать из города на природу».
Ирина встречает меня на пристани, и мы едем через ее родную маленькую Острожку в еще более маленькую Казанку, в окрестностях которой и откопали слона. Надо пояснить, что живет и работает Ирина в Острожке, а почти всю деятельность, связанную со слоном, развивает в Казанке — просто потому, что Казанка территориально ближе к месту раскопок.
А в Острожке Ирине предложили возглавить общественный музей при доме культуры. Общественный музей — это такая структура, у которой нет ни муниципального финансирования, ни строгой отчетности. Его финансирует поселение, поэтому в нем можно делать, по сути, что угодно. Часто это происходит следующим образом: жители просто собираются всем миром и несут в музей разные старые вещи из дома, а потом ходят полюбопытствовать, кто из соседей что принес. Примерно так было и в Острожке, но Ирине хотелось большего, поэтому она стала ездить по разным форумам, обрастать связями и в конце концов познакомилась с пермской художницей Любой Шмыковой.
А Люба, чтобы показать Ирине пример красивого и минималистичного обустройства выставок, посоветовала ей ознакомиться с проектом другого пермского художника — Петра Стабровского. По стечению обстоятельств проект Петра выставлялся в краевом Музее пермских древностей и был посвящен как раз таки трогонтериевому слону. Придя в музей знакомиться с выставочным дизайном, Ирина неожиданно для себя узнала, что этого уникального слона откапывают буквально в десятке километров от ее дома. В этот момент она окончательно поверила в судьбу, а всю свою дальнейшую работу посвятила исключительно слону.
«Я стала все больше читать об этом, и до меня со временем дошло, что это важная и крутая история, о которой у нас в районе мало кто знает. А я еще и геолог по образованию — там, правда, с неживой природой доводилось работать, а не со слонами, но все равно».
Ирина стала тесно сотрудничать с Пермским краеведческим музеем, инициировавшим раскопки. Она честно признается, что без музея, который выступил в роли наставника и помощника, у нее мало что получилось бы. Но все же в задачи специалистов, которые делали свое большое и важное дело, не входила работа с местным населением. А Ирине хотелось, чтобы древний слон, раз уж он имел неосторожность умереть в ее родных краях, как-то послужил и оханским жителям.
«Понимаешь, в Очере дети про пермских ящеров знают, наверное, больше, чем про коров, — вздыхает Ирина, — а вот в Оханске, Острожке и Казанке к раскопкам слона по-прежнему относятся как к чему-то непонятному и инопланетному».
День рождения Эстика
Очер — это город в сорока километрах от Острожки. Семьдесят лет назад в его окрестностях обнаружили целое кладбище древних ящеров, возраст которых превышал 250 миллионов лет. Благодаря этой уникальной находке Очер постепенно обрел свой бренд: сегодня в городе есть свой Парк пермского периода, а местные жители знают древних ящеров по именам и гордятся ими.
Весной в район приезжали киношники: пермская киностудия «Новый курс» с питерским режиссером Милой Кудряшовой. Они собирались снимать фильм про раскопки слона, но заодно захватили и историю про ящеров. В Очере к тому времени придумали своего персонажа-талисмана — им был избран обитавший в этих краях доисторический эстемменозух Эстик — и стали праздновать его день рождения. Для съемок районная администрация организовала массовку из трех сотен местных детей, каждому из которых дали в руки рисунок с ящером. А затем по очерским улицам пустили парад с барабанщиками, над которым летал дрон, и по команде «Воздух!» сотни детей во главе с ростовой куклой Эстиком поднимали нарисованных ящеров.
В музееФото: Иван Козлов
До того как она сама связалась с современным искусством, ей в голову приходило много других идей. Ирина даже хотела устраивать палеонтологические познавательные туры. Подобный формат и правда существует — любители древностей, например, могут выехать в какой-нибудь подходящий карьер и пособирать там ракушки. Но идея не взлетела: даже если бы непосредственное место раскопок было открыто для посещений, участники тура остались бы без сувениров: трогонтериевый слон — это не ракушки, его на сувениры не растащишь.
А потом она вспомнила о своих знакомых художниках, у которых на тот момент уже был богатый опыт творческих резиденций. После совместных обсуждений и мозговых штурмов Ирина набросала план действий и в конце концов получила под него грант из Фонда Тимченко в рамках программы «Культурная мозаика малых городов и сел».
В день, когда мы с бардом Завалиным причалили на пароме к оханскому берегу, у Ирины как раз гостил Петр Стабровский — с ним и еще несколькими художниками из Музея современного искусства PERMM они обсуждали, как оформлять экспозицию в том самом общественном музее Острожки. Вчетвером — с Петром, Ириной и ее маленьким сыном Димой — мы и едем в Казанку, чтобы увидеть результаты арт-резиденции, которую молодые пермские художники устраивали еще летом. Но сначала заглядываем в краеведческий музей в Казанке, который, в отличие от острожского, существует и работает — заведует им веселая и жизнерадостная Ольга Александровна Масалкина.
«С тех пор как началась вся эта история со слоном, мы с детьми стараемся делать что-то, с ним связанное — стараемся, чтобы слон так или иначе фигурировал в наших работах», — говорит она, показывая выставку детских рисунков «Прадед мамонта».
В музееФото: Иван Козлов
В соседнем зале — экспозиция, посвященная природе окрестных лесов. Она состоит из чучел животных вперемешку с мягкими игрушками. Еще в ней представлена электрическая поющая рыба — сувенирная рыбина на доске бьет хвостом и истошно вопит, когда ее включаешь. Центральный экспонат выставки — большой фрагмент того самого бивня слона, с которого все и началось. Он прижат пластиковыми стяжками к лакированному куску ДСП.
В целом, драматургия краеведческой экспозиции в музее построена так, что сразу видно: Казанка, как и многие подобные ей места в России, так до сих пор и не оправилась от разрушения колхоза. Финальную ее часть венчает табличка «Последние дни существования сельхозпредприятия». Дойдя до нее, Ольга Александровна сразу переключается на рассказ о нынешнем положении дел, а оно печально. В Казанке ничего нет, кроме школы, администрации и психоневрологического интерната, в который со всего района свезли самых тяжелых больных. Трудоустроенных людей можно сосчитать по пальцам. Есть пара магазинов и маргинальная закусочная около автобусной остановки, но днем она не работает.
В каждой деревушке свои колотушки
Юному Диме надоело слушать экскурсию, он хочет пойти обедать.
«Закрыта закусочная-то! — говорит ему Масалкина. — Можно, конечно, и в магазине выпечки купить, только ее тебе там не разогреют, потому что у них единственная микроволновка сгорела».
Выдержав паузу, она смачно произносит: «Отстой!»
С частным бизнесом в Казанке не очень хорошо. Тут у всех на слуху истории нескольких фермеров, безуспешно пытавшихся вести здесь дела. Один из них начал с покупки трехсот породистых овечек, но спустя полгода овечек осталось всего полсотни. На том бизнес и закончился. И у местных жителей пока нет иллюзий насчет того, что суета вокруг слона быстро принесет в Казанку благоденствие.
«Ну нашли и нашли, — пожимает плечами Ольга Александровна. — Может, еще чего-нибудь найдут, если копатели настойчивые. В каждой деревушке свои колотушки. Нам вот выпало такое, что слона из-под берега вымыло. А еще говорят, что клад у нас зарыт на горе — золото Колчака».
Она подтверждает печальные наблюдения Ирины: местным до трогонтериевого слона пока нет никакого дела. В рамках летней арт-резиденции художники вместе с детьми сделали деревянного слона на основе старых качелей. Слон вышел милейший, но кто-то все же оторвал ему деревянный бивень. А самой заметной реакцией местных жителей на активность художников стало ворчание по поводу того, что Ирина, мол, учит детей писать на стенах. Как раз на эти росписи мы и идем смотреть, покинув краеведческий музей.
«Здесь слон чесал спину»
Пока дети вместе с художниками гуляли по Казанке, им в голову пришла идея пометить надписями те места, где, возможно, побывал трогонтериевый слон. Так на стенах и столбах деревни появилось несколько текстовых граффити. На тыльной стороне здания музея, около большой трещины в кирпичной кладке, написано: «Трогонтериевый слон ехал на велосипеде, но не успел свернуть и врезался в эту стену». Когда надпись показывали главе района, он сначала развеселился, а потом забеспокоился из-за трещины, на которую раньше не обращал внимания. Все присутствующие сошлись во мнении, что примерно так паблик-арт и должен работать (хотя с трещиной до сих пор ничего не произошло).
Автобусную остановку украшает надпись: «Здесь трогонтериевый слон ждал автобус 200 тысяч лет, но не уехал на нем, потому что не вместился».
НадписиФото: Иван Козлов
«Мы сначала сделали все надписи, — говорит Петр Стабровский, — а потом посмотрели на них свежим взглядом и поняли, что трогонтериевый слон все время пытался отсюда свалить».
Еще полдюжины надписей раскиданы по Казанке тут и там. На непонятной бетонной балке написано: «Здесь трогонтериевый слон пытался понять, что это», на растрескавшемся фонарном столбе: «Здесь слон чесал спину» и тому подобное.
В общем, пока в рамках проекта Ирины сделано не так много, но основная его часть еще впереди. Она планирует продолжать просветительскую работу в школах и кружках, организовать передвижные выставки, а летом провести большой тематический фестиваль. Ее самая большая мечта — наладить контакт с арт-парком «Никола-Ленивец» в Калужской области, чтобы учиться у них, как делать крутые и масштабные проекты.
«Кстати, “Никола-Ленивец” начался с того, что Николай Полисский (основатель арт-парка и одноименного фестиваля. — Прим. ТД) привлекал местных жителей к своим проектам, — вспоминает Петя Стабровский. — Они там ему слепили армию снеговиков».
Ирина вздыхает. Ей очень хочется верить, что и жителей Казанки с Острожкой рано или поздно получится всем этим увлечь.
— Если мы делаем фестиваль клюквы, то там все понятно, — рассказывает Ирина на обратном пути. — Клюкву собирают, клюкву едят, из клюквы варят морс. А со слоном все куда сложнее.
— Слона ищут, слона собирают, слона одевают, слона едят, — откликается юный Дима с заднего сиденья.
— Как представить слона? — с улыбкой продолжает Ирина. — Я и сама пока толком не знаю, для меня участие в этом проекте — вызов и эксперимент.
НадписиФото: Иван Козлов
На то, чтобы преодолеть расстояние от Казанки до ближайшей автобусной станции в Павловске, мы тратим примерно час. Пока мы едем по чудовищной бугристой дороге, занесенной снегом, Ирина рассказывает о себе — оказывается, перед тем как переехать из Москвы в родовое поместье, она успела полтора года прожить в Одессе, откуда уехала после трагедии в Доме профсоюзов. Она вспоминает об одесском климате и кухне, а за окнами тем временем проносятся разрушенные церкви и опустевшие деревянные дома. Иногда мы проезжаем повороты на разные населенные пункты. Одна из дорог ведет в село Таборы, где такая же смелая энтузиастка Ирина Пономарева пытается в одиночку создать музей некогда упавшего здесь метеорита, другая — в деревню Сычи, где живет известный на всю страну целитель Александр Иванович. Третья дорога проходит через Очер, в котором парадами отмечают день рождения доисторического ящера. А под землей, по которой мы едем, покоится древний окаменелый слон и множество других, не менее странных существ. В какой-то момент я чувствую себя героем повести вроде сорокинской «Метели», но быстро отгоняю эту мысль: никакая художественная повесть не выдерживает конкуренции с реальностью.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
