Хранители неудобной правды

Утром 9 января глава грозненского «Мемориала» Оюб Титиев исчез со всех радаров. Он перестал отвечать на телефонные звонки, друзья и родственники не знали, где он находится. На Кавказе это означает только одно: человек попал в беду. Коллеги и родня Титиева бросились на поиски. Им повезло. Нашлись свидетели, которые видели, как машину правозащитника на дороге недалеко от его родного селения Курчалой остановил наряд полиции. До вечера полицейские упорно отрицали, что Титиев задержан. На Кавказе, как правило, это означает, что человеку шьют дело. Вечером стало известно: шестидесятилетний Оюб Титиев находится в Курчалоевском отделении полиции, его обвиняют в хранении наркотиков. Полицейские утверждали: при досмотре машины Титиева было обнаружено 180 грамм марихуаны.

Убрать «понаехавших»

Раньше при обосновании ареста для силовиков панацеей были патроны: несколько подброшенных патронов — и человек едет на зону за хранение оружия. В последнее же время для нейтрализации слишком неудобных людей все большую популярность приобретают наркотики. В 2015 году у чеченского общественного деятеля Руслана Кутаева (имел наглость публично обсуждать проблему депортации чеченского народа) обнаружили марихуану. Отсидел четыре года, на днях освободился. В 2016 году за хранение марихуаны к трем годам заключения был приговорен журналист Желауди Гериев — позволил себе писать заметки из Чечни для интернет-портала «Кавказский узел». При этом соблюдение процессуальных норм при задержании или наличие в уголовном деле реальных доказательств вины обвиняемого — пустая формальность. Подобные «мелочи» не интересуют ни сотрудников полиции, ни следователей, ни судей. У публичного человека нашли наркотики? Приговор известен заранее: виновен.

И здесь вопросы возникают не только к Рамзану Кадырову, но и к главе Министерства внутренних дел Российской Федерации Владимиру Колокольцеву, к главе Следственного комитета России Александру Бастрыкину и к председателю Верховного суда РФ Вячеславу Лебедеву — именно их подчиненные не соблюдают российские законы на территории Чеченской республики.

После ареста Оюба Титиева работа грозненского «Мемориала» оказалась временно парализована.
Ночью 17 января неизвестные люди в масках взломали ингушский офис «Мемориала» в Назрани. Они облили мебель и стены бензином и подожгли. Офис и бесценная документация, накопленная за годы работы, полностью сгорели. Ингушский офис «Мемориала» посетителей временно не принимает.

Ингушский офисФото: Правозащитный центр "Мемориал"

Вечером 22 января в Махачкале неизвестные облили бензином и подожгли служебную машину дагестанского отделения «Мемориала». На следующий день его сотрудники стали получать угрозы. Дословно: «Вы По Краю Пропасти Ходите. Закройтесь! В Следующий Раз Офис Вместе С Вами Подожгем. Машина. Сигнал!»
Дагестанский «Мемориал» продолжает свою работу.

Оюб ТитиевФото: Правозащитный центр "Мемориал"

В ингушском офисе «Мемориала» обосновался штаб поддержки московских правозащитников, которые приехали поддержать Оюба Титиева. Оттуда его адвокат Петр Заикин ездил на следственные действия в Курчалой, используя сначала служебную машину ингушского, а затем и дагестанского «Мемориала». Вся эта цепочка событий показывает: у Рамзана Кадырова сдали нервы. Ему надоело терпеть под носом правозащитников, которые скрупулезно документируют и придают огласке нарушения прав человека, прописанных в Конституции и кодексах Российской Федерации. Деятельность правозащитников портит красивую телевизионную картинку «самого безопасного региона» нашей страны.

После ареста Оюба Титева Рамзан Кадыров недвусмысленно обозначил свое отношение к происходящему: «У правозащитников родины нет, нации нет, религии нет», «со всего мира вот эти понаехали к нам <…> в соседние регионы приехали и оттуда оскорбляют нашу Чечню, пытаясь нас спровоцировать. Поэтому я скажу вам, как мы сломаем хребет нашим врагам. Если будем много лучше, чем должны быть, тогда сломаем их хребет. Если не допустим у себя того, что могли бы допустить… тогда тоже сломаем. И мы это можем сделать!»

«Мемориал» в горячих точках

Важно разделять Правозащитный центр «Мемориал» и Международное общество «Мемориал». Правозащитный центр — это одна из организаций в составе историко-просветительского международного общества. Само же общество возникло в конце 80-х годов как союз единомышленников, в числе которых был ряд известных всему миру советских диссидентов, таких, например, как Сергей Ковалев. Они по крупицам восстанавливали память о жертвах политических репрессий в Советском Союзе. Несколько лет назад мемориальцы выложили в публичный доступ результаты своего многолетнего титанического труда — поименный список работников НКВД 1935–1939 годов, времен массовых политических репрессий в СССР. Идея правозащитного «Мемориала» возникла немного позже.

«Нам стало ясно, что невозможно заниматься только прошлым без того, чтобы не противодействовать разного рода тоталитарным и антиправовым традициям в настоящем» — так объяснял возникновение правозащитного центра один из основателей «Мемориала», советский диссидент и общественный деятель Арсений Рогинский.

«Горячие точки» — одна из главных программ правозащитного «Мемориала». Ее сотрудники отслеживают нарушения прав человека в зонах вооруженных конфликтов. «Мы там, где стреляют», — говорят они. Руководит программой Олег Орлов, многолетний член экспертного совета при уполномоченном по правам человека в России. В последние десятилетия основная работа мемориальцев сосредоточена на Северном Кавказе, где они оказывают правовую помощь жертвам и родственникам жертв пыток, похищений, бессудных казней, статистика которых пополняется на Кавказе по сей день.

Грозный, август 1996 годаФото: Reuters/Pixstream

Невозможно отделить работу «Мемориала» на Северном Кавказе от истории нашей страны. За четверть века полевой работы сотрудники «Мемориала» были свидетелями всех ключевых событий, накопили огромный архив информации, а главное — бесценный опыт решения конфликтных ситуаций в условиях вооруженного противостояния.

Собственно говоря, с этого все и начиналось.

Олег ОрловФото: Андрей Стенин/РИА Новости

В 1993 году мемориальцы отправились работать на Северный Кавказ в зону кровавого осетино-ингушского конфликта за спорный Пригородный район (сейчас находится в составе Северной Осетии), который закончился в 1992 году. Правозащитники документировали последствия конфликта, занимались вопросами беженцев. Для сотрудников «Мемориала» этот опыт работы стал первым на Северном Кавказе с его главной спецификой — тяжелым наследием «наказанных» народов. Народов, депортированных в сталинские времена по принципу коллективной ответственности за сотрудничество с фашистами (чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, турки-месхетинцы были насильственно переселены в Среднюю Азию). Только вайнахов (чеченцы и ингуши — разные ветви этого этноса), по разным оценкам, в ходе депортации было переселено более полумиллиона человек, из них погиб каждый четвертый.

Трагедия депортации так и не получила должного осмысления на государственном уровне. Мемориальцы отчетливо понимали: в условиях распада Советского Союза эта национальная травма повлечет за собой множество катастрофических последствий — настоящее станет продолжением прошлого. Ельцинскую установку «берите столько суверенитета, сколько можете проглотить» в Чечне, как и в других советских автономиях, восприняли буквально. Чеченцы во главе с генералом Дудаевым требовали независимости и стремительно вооружались. К осени 1994 года начала полномасштабной войны в Чечне еще можно было избежать. Между Москвой и Чечней шли переговоры, почти все пункты были согласованы, Дудаев просил только одного — личной встречи с Ельциным. Президент отказал. Сотрудники «Мемориала» пытались убедить власти остановить боевые действия до полной эвакуации мирного населения. Но Москва вела войну, и проблемы гражданских — последнее, что интересовало политиков. Тогда Сергей Ковалев, к тому моменту глава Комиссии по правам человека при президенте РФ, Олег Орлов и еще несколько его соратников отправились в Чечню, чтобы собственными силами попытаться обеспечить безопасный коридор для эвакуации стариков, женщин и детей.

Правозащитник Сергей КовалевФото: Руслан Кривобок/РИА Новости

Именно поэтому 31 декабря 1994 года, в день штурма Грозного российскими войсками и официального начала первой чеченской войны, Сергей Ковалев и Олег Орлов оказались в подвале дворца Джохара Дудаева. Они пришли туда скандалить. Несмотря на договоренности, боевики отказывались выпускать из города очередную колонну автобусов с женщинами, детьми и стариками. Пока велись переговоры, российская армия начала штурм Грозного.

В июне 1995 года случился Ставропольский край — первый масштабный теракт в новейшей истории России. Чеченские боевики во главе с Шамилем Басаевым захватили больницу в Буденновске — более полутора тысяч заложников. Главным условием террористов было прекращение войны в Чечне и немедленный вывод российских войск. Государство впервые встало перед выбором — спасать заложников или уничтожить боевиков ценой их жизней. При участии Сергея Ковалева и Олега Орлова в Москве была сформирована группа из депутатов и правозащитников, готовых вести переговоры. После провала штурма больницы спецназом, в ходе которого погибло большинство из 129 жертв этого теракта, правозащитникам удалось войти в больницу и начать переговоры с Басаевым. В итоге Басаев снял свой ультиматум, отпустив заложников. Именно правозащитники стали добровольцами, которые под гарантии собственных жизней сопровождали боевиков до границы с Чечней, став живым щитом безопасности.

Захват чеченскими террористами Шамиля Басаева больницы в БуденновскеФото: Эдди Опп/Коммерсантъ

Уже значительно позже, на основе собранных документов, свидетельств очевидцев и анализа тех событий, стало понятно: ключевую роль в предотвращении катастрофы сыграл именно Сергей Ковалев и его группа — российские власти были настроены любой ценой уничтожить террористов. О том, во что мог вылиться Буденновск, красноречиво свидетельствуют трагедии Беслана (в результате штурма российскими силовиками погибли 333 человека, свыше 800 ранены) и «Норд-Оста» (в результате штурма погибли от 130 человек), где власти категорически отказались вести переговоры.

На чрезвычайном положении

Накануне второй чеченской войны, весной 1999 года, мемориальцы продолжали полевую работу на Кавказе. Ситуация в регионе была накалена: похищения людей с целью выкупа, бандитизм и рэкет достигли масштабов региональной катастрофы. Похищали всех — представителей гуманитарных миссий, чиновников, бизнесменов, обычных граждан. Похищали в Чечне, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ставрапольском крае, но конечным пунктом «передержки» похищенных всегда была территория Чечни. Сотрудники «Мемориала» публично обратились к президенту Ельцину, пытаясь убедить его ввести режим чрезвычайного положения в регионе. «Криминальное давление, исходящее из Чечни, дестабилизирует обстановку в сопредельных с ней территориях. Нельзя и дальше ограничиваться полумерами, нельзя мириться с криминальным террором… Господин Президент, не в первый раз федеральное руководство отказывается вводить чрезвычайное положение в тех ситуациях, когда ПОЛОЖЕНИЕ действительно уже ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ. Так, за 20 месяцев войны на территории Чеченской Республики ЧП так и не было объявлено — и это во многом способствовало неуспеху федеральных сил, не имевших законных оснований, ясной мотивации и четких ограничений своих действий», — было написано в обращении. Ответом было молчание.

Ноябрь 1999 года. Чеченские беженцы в очереди за гуманитарной помощью от Красного Креста в селе Насыр-КортФото: Reuters/Pixstream

В очередном письме, переданном депутатами Государственной думы в Совет безопасности России, мемориальцы опять настаивали на необходимости введения чрезвычайного положения: «ситуация ухудшается с каждым днем», «власти сопредельных регионов вооружают добровольческие отряды». На основании собранных сведений сотрудники «Мемориала» предлагали целый ряд мер по выходу из кризисной ситуации. В ответе правозащитникам, датируемом 25 мая 1999 года, говорилось, что «разработан комплекс мер, направленных на стабилизацию обстановки», а сама обстановка «постоянно контролируется» аппаратом Совбеза. Подпись: секретарь Совета безопасности В. В. Путин. Через три месяца, в августе, боевики вторглись в Дагестан. Началась вторая чеченская война.

Ингушетия принимает

Во второй чеченской войне группировкой федеральных сил «Запад» на Северном Кавказе командовал генерал Владимир Шаманов. Одним из первых его приказов после начала вооруженного конфликта был категорический запрет на выезд мирных жителей из зоны боевых действий. А руководителям соседних регионов была дана установка ни в коем случае не принимать беженцев из Чечни. Руслан Аушев, на тот момент глава Ингушетии и сам боевой генерал, прошедший Афганистан, был единственным, кто посмел ослушаться Шаманова. Он открыл границы республики для беженцев. Людской поток был нескончаем. За первые несколько недель границу пересекли более 200 тысяч человек. Старики, женщины, дети, инвалиды. Население крошечной, и без того бедной Ингушетии увеличилось вдвое. К прибытию такого количества беженцев никто не был готов. Федеральный центр не спешил с помощью. Понятно почему: масштаб требуемой помощи означал признание масштаба катастрофы. В условиях военных действий (от главного города Ингушетии Назрани до Грозного меньше часа езды) и полной информационной блокады республика оказалась на грани гуманитарной катастрофы.

1996 год. Пикет против войны в Чечне, проводимый активистами народно-демократической партии «Ватан», Союзом женщин Северного Кавказа, обществом «Мемориал» и Комитетом солдатских матерей у Соловецкого камняФото: Чохонелидзе Ираклий/ТАСС

Сотрудники «Мемориала» начали работать в Ингушетии осенью 1999 года. Они стали одним из важнейших источников информации для всего остального мира о том, что происходит в зоне боевых действий и рядом с ними. Благодаря в том числе «Мемориалу» в регион удалось привлечь крупные международные гуманитарные организации. Удалось обеспечить согласие российских властей на провоз грузов и наладить перекрестный контроль за поставками гуманитарной помощи. Именно эти действия предотвратили массовую гибель людей от голода, холода, болезней.

Но это было только начало проблем. Федеральные власти практически не участвовали в гуманитарной помощи беженцам, они предпочитали не замечать их существования. Официальная позиция гласила: покинувшие зону боевых действий жители не имеют права претендовать на статус вынужденных переселенцев — рано или поздно они все равно вернутся назад. А значит, никаких льгот и помощи им не положено. При этом чиновники не поясняли, когда, а главное, куда им возвращаться. В итоге сотни тысяч людей, бежавших от войны, оказались лишенными всяких гражданских прав. Часто без документов, денег, возможности устроиться на работу, они жили впроголодь в наспех сколоченных лагерях.

В этих условиях в 2000 году в Назрани был открыт первый офис «Мемориала» на Кавказе. И стал важнейшей организацией, которая юридически пыталась отстоять права людей, обращавшихся за помощью. Именно оттуда мемориальцы стали выезжать и работать в Чечне. Офисы в Грозном, Урус-Мартане, Гудермесе, Серноводске были открыты уже потом.

Похищения и казни

Помимо проблемы беженцев существовала другая, не менее острая — похищения людей и бессудные казни. Граница Чечни и Ингушетии прозрачна и сейчас. Тогда же она была простой формальностью. Все чаще неизвестные люди в масках стали похищать людей с территории Ингушетии, а затем изуродованные пытками тела обнаруживали на территории Чечни. Родственники похищенных со своей бедой приходили в «Мемориал» — больше идти было некуда.

В своих отчетах и докладах о происходящем, которые ложились на стол первым лицам государства, мемориальцы говорили об угрозе расползания чеченского конфликта, который к тому времени уже перерос в религиозную плоскость, на другие регионы. Предлагали меры по предотвращению. Однако федеральные власти в очередной раз предпочли не обращать на это внимание: война спишет всё. В условиях боевых действий силовикам всех мастей был дан полный карт-бланш на насилие.

В итоге религиозное вооруженное подполье стало набирать силу и в других кавказских республиках: Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии. Серия дерзких терактов, рейд Басаева на Ингушетию в 2004 году, нападение боевиков на Нальчик в 2005 году еще больше обострили ситуацию. Началась массовая фальсификация уголовных дел. Отныне любой мужчина на Кавказе мог быть заподозрен в причастности к вооруженному подполью, даже доказывать виновность особой необходимости не было: широкий спектр пыток стал единственным и практически узаконенным методом работы силовиков. Волна похищений и бессудных казней захлестнула Дагестан. Ответом на бесправие были ежедневные убийства сотрудников правоохранительных органов.

На одной из улиц Нальчика после нападения террористовФото: Валерий Матыцин/ТАСС

К 2007 году по количеству похищений и убийств маленькая Ингушетия могла поспорить с большим Дагестаном за право называться самой горячей точкой на Кавказе. Оппозиционные митинги против произвола силовиков и тогдашнего главы республики Мурада Зязикова не прекращались. В ноябре должен был состояться очередной митинг протеста. Ночью незадолго до этого в спецоперации был убит пятилетний мальчик Рахим Амриев, которого власти пытались выдать за боевика. Накануне митинга неизвестные похитили Олега Орлова и корреспондентов РЕН ТВ из их номеров в охраняемой гостинице. Надев черные мешки, их увезли в горы, избивали, угрожали расстрелять. А потом раздетыми и босыми выкинули на снег, предупредив, чтобы они больше не возвращались.

Летопись убийств

В апреле 2009 года режим контртеррористической операции на Кавказе (официально именно так именовалась вторая чеченская война) был снят. Рамзан Кадыров, который к тому времени уже два года был президентом Чечни, официально стал полновластным хозяином республики. В июле 2009 года ведущая сотрудница «Мемориала» Наталья Эстемирова была похищена в Грозном. Спустя несколько часов ее тело с пулевыми ранениями было найдено на границе Чечни и Ингушетии. Исполнители убийства и его заказчики известны. Но не понесли наказания до сих пор.

Правозащитница Наталья Эстемирова в Грозном, 2004 годФото: Правозащитный центр "Мемориал"/РИА Новости

Наталья Эстемирова стала сотрудничать с «Мемориалом» в сентябре 1999 года. Одно из ее первых дел — расследование трагедии в чеченском селении Новые Алды. Самый разгар второй чеченской кампании. Селение Новые Алды недалеко от Грозного, эпицентра войны, находилось под постоянной бомбежкой. Большинство местных жителей бежали: осталось около двух тысяч человек, в основном женщины, дети, старики и инвалиды. Два подразделения федеральных войск вошли в село с разных сторон. По итогам зачистки было убито 56 человек (цифра приблизительная, именно столько смертей удалось задокументировать Наталье Эстемировой). Российские власти, в отличие от Европейского суда по правам человека, так и не признали ответственность федеральных войск за эту трагедию. Об этом военном преступлении широкой общественности стало известно спустя несколько месяцев — и только благодаря титанической работе, проделанной Наташей Эстемировой в военных условиях. На основании свидетельств выживших, очевидцев событий и документов правозащитный центр выпустил доклад, где были по крупицам восстановлены события того страшного дня.

Одно из последних дел Наташи — публичная казнь в селе Ахкинчу-Барзой. Яркий пример того, как не способные справиться с боевиками силовики вымещали злобу на местных жителях. В июле 2009 года сотрудники Курчалоевского РОВД похитили отца и сына Албековых. Ахкинчу-Барзой, как и многие другие села, находилось между двух огней: боевики довольно часто заходили в село и требовали, нередко с угрозами, с сельчан дань в виде продуктов. Силовики же, не способные справиться с боевиками, отыгрывались на местных жителях, наказывая их «за пособничество». Отец Ризвана Албекова после пыток, в назидание другим, был публично казнен посреди села.

После убийства Натальи Эстемировой Олег Орлов публично обвинил Рамзана Кадырова в создании атмосферы страха и насилия в республике, при которых возможны бессудные казни. Кадыров подал в суд. В итоге дело было прекращено. Однако в ходе судебного процесса, который освещали не только российские, но и международные средства массовой информации, удалось обнародовать факты массовых нарушений прав человека в регионе.

Пункты скорой помощи

Офисы «Мемориала» на Кавказе — это пункты скорой помощи — правовой, а нередко и физической — по спасению людей. Многолетним опытным путем правозащитники вывели алгоритмы и законы, следуя которым они до сих пор умудряются спасать жизни. Главный критерий — моментальное реагирование. Похищенных спасти можно только в первые сутки, если уговорить родственников и успеть подать заявление в прокуратуру. В каждой республике мемориальцы создали уникальные группы быстрого реагирования, куда входят и адвокаты, готовые в любое время по звонку выехать для оказания помощи. Работа мемориальцев до сих пор остается одним из важнейших, а часто  единственным источником знания о том, что действительно происходит на Кавказе, в городах, селах, труднодоступных аулах. Источником правды, а не красивой, удобной властям официальной картинки.

В апреле 2010 года в Ингушетии произошел очередной теракт. Несколько взрывов прогремело в ОВД города Карабулак, тринадцать  полицейских были ранены, двое погибли. Любой теракт — очередная головная боль для силовиков, а теракт в здании полиции — и подавно. Шансы найти исполнителей ничтожны, а начальство требует результата здесь и сейчас.

Апрель 2010 года, теракт в ИнгушетииФото: Kazbek Basayev/Reuters/Pixstream

Спустя пару недель после взрывов сотрудники правоохранительных органов похитили Зелимхана Читигова, молодого чеченца, который вместе с семьей жил в лагере для беженцев на территории Ингушетии. Только через четверо суток родным удалось разыскать его в одном из ОВД. Здоровый двадцатилетний парень напоминал овощ. Он не мог ни стоять, ни ходить, ни говорить: был сильно поврежден позвоночник, от постоянных пыток током в мозгу образовалась киста. Болевой и травматический шок сделали его невменяемым.

Как удалось установить, все это время Зелимхан провел в руках сотрудников Центра по противодействию экстремизму МВД Ингушетии. Читигова пытались заставить взять на себя вину за теракт — подрыв Карабулакского ОВД. Если бы Зелимхан не выдержал пыток и сдался, теракт в Карабулаке был бы раскрыт, а фамилия Читигова пополнила бы длинный список террористов. Но парень упорно отказывался, вины за ним никакой не было.

Случай Зелимхана уникальный: редкий человек способен вынести методы работы цэпэшников. Центры по противодействию экстремизму существуют в каждой республике Северного Кавказа — они главные по борьбе с терроризмом. Это отдельная, закрытая каста силовиков, которым дан полный карт-бланш на насилие. Степень виновности человека не важна, методы оперативной работы тоже, важно добыть признание. Как вспоминал потом сам Зелимхан, на третий день пыток один из ментов ему сказал: «Что ты за существо такое? Здесь через два дня или брали на себя, или умирали».

Зелимхан выжил, но республиканские врачи только разводили руками — помочь вернуться в адекватное состояние после таких травм ему уже невозможно, говорили они. Тогда родственники Читигова обратились в ингушский «Мемориал» — даже не затем, чтобы найти виновных, а для того, чтобы попросить денег на лечение — семья жила очень стесненно. При помощи мемориальцев Читигова удалось переправить в Москву, где врачи Боткинской больницы почти год выхаживали его. Благодаря героическим усилиям правозащитников на сотрудников полиции, которых опознал сам Зелимхан, завели уголовное дело. Двоих судили. До сих пор тот судебный процесс остается беспрецедентным не только для Ингушетии, но и для всего Кавказа.

Другой случай произошел не так давно в Дагестане. В ночь на 24 августа 2016 года по лентам информагентств прошла новость: в горах Шамильского района при проведении оперативно-следственных мероприятий с участием дагестанского МВД, ЦПЭ и УФСБ двое вооруженных мужчин открыли огонь по сотрудникам правоохранительных органов. Ответным огнем они были уничтожены. По предварительным данным, они являются боевиками местной бандгруппы. Подобные сообщения часто приходят из кавказских республик. Все формы борьбы с террором у нас в стране проходят сугубо под грифом секретно, и установить, насколько они правдивы, стороннему наблюдателю невозможно. Но не в этот раз. Помогла случайность.

На следующий день выяснилось, что убитыми «боевиками» оказались родные братья Гасангусейновы, которых знали жители всех окрестных сел. Девятнадцатилетний Гасан и семнадцатилетний Наби работали чабанами, жили на виду и были единственной опорой родителям-инвалидам. Их тела, сваленные под куст лицом вниз, у горной тропы обнаружил родной дядя. По соображениям безопасности, если спецоперация проходит в ночное время, трупы боевиков силовики забирают на рассвете. В этот раз все пошло по-другому. К моменту появления полицейских на месте убийства уже скопилось много народа. Все были свидетелями: ребят расстреляли на тропе — там были отчетливо видны кем-то присыпанные землей следы крови, — а только потом кто-то оттащил трупы под куст. На тела были надеты чужие куртки, через шеи на спину небрежно перекинуты автоматы, мальчики были босиком, рядом стояли берцы. Уже тогда ни у одного человека не возникло сомнений в грубой инсценировке спецоперации. Когда же родственники обмывали тела перед похоронами, выяснилось: на теле Гасана было восемь пулевых отверстий, на теле Наби — одиннадцать. На чужих куртках, в которых нашли ребят, — по два пулевых отверстия. Если бы родственники не подоспели на место убийства раньше силовиков, а затем в буквальном смысле не отбили бы тела у полицейских, которые пытались их изъять (тела боевиков, ликвидированных в ходе спецопераций, не возвращают родственникам и хоронят в безымянных могилах), никто ничего об этом бы не узнал. И братья Гасангусейновы навсегда остались бы «боевиками из шамильской бандгруппы, открывшими огонь».

Несмотря на эти факты, Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье 317 УК РФ (покушение на жизнь сотрудников правоохранительных органов). Причем дело было возбуждено в отношении «неустановленных лиц» — после того как следователь производил осмотр места преступления в окружении сотни родственников Гасана и Наби. В течение года практически никаких следственных действий не велось. И только недавно благодаря адвокатам «Мемориала» удалось добиться важной победы: по факту гибели братьев СК возбудил уголовное дело по 105-й статье (убийство). Отца Гасана и Наби официально признали потерпевшим. Виновные в убийстве братьев не найдены, но официально они больше не террористы — пусть косвенно, но государство признало свою ошибку.

Самая главная работа сотрудников «Мемориала» — прием людей, документирование их бед. Главный принцип — ни при каких обстоятельствах не становиться на одну из сторон конфликта. Это тяжелый, каждодневный, рутинный и изматывающий труд. Добывание информации из разных источников, ее сравнение, бесконечные перепроверки, запросы в официальные органы, подготовка отчетов и докладов. Первая задача — спасти жизнь. Основная цель — найти способ остановить кровопролитие.

Спецкор «Новой газеты» — специально для портала «Такие дела»

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!