Оля готова в любую минуту сорваться на другой конец города к больному малышу. И быть с ним неделю, две, полгода — сколько потребуется
Мама двоих детей никогда не думала, что сможет найти работу, на которую будет мчаться со всех ног, по морозу, трясясь в автобусе. Оля — няня для детей-сирот, которые лежат в больницах. Сколько малышей было у нее за два с половиной года работы, уже точно и подсчитать не может. Тридцать или чуть больше. Но хорошо помнит самого первого — Женю и самого любимого — Тимура. Именно после Тимура Оля запретила себе влюбляться в подопечных. Ее главная задача не играть в «маму», а облегчить пребывание малышей в больнице.
«Они все у меня в душе, кого-то вспоминаю часто, чья-то мордашка изредка всплывет, — говорит Оля. — Жене было два года, он не ходил, не говорил, но эмоции били через край. Он загремел в больницу с простудой, а я на приемку не успела. Это уже потом поняла, что лучше приезжать пораньше: можно расспросить нянечек из детского дома — какой ребенок, что любит… Захожу в палату, Женя в кроватке. Не заплакал, не испугался. Переодеваюсь, мою руки и наклоняюсь к нему — улыбается. На уколы, ингаляции носила на руках, лежал он только во сне».
Если госпитализация ребенка недолгая — до двух недель, Оля настраивается и лежит с ребенком одна. Раньше смены были дневные, с восьми утра до восьми вечера, но сейчас все няни — круглосуточные. Если «плохая» палата, тяжелый диагноз, долгий срок — просит сменщицу.
«Любовь по имени Тимур»
ОльгаФото: Галина Катеринич/Фонд "Счастливые дети"
Через год у Оли случилась любовь. Настоящая и взаимная. Тимур поступил в ревматологию из детского дома.
«Мне обычно надо дня три, чтобы узнать ребенка, настроиться на его внутренние часы. Тут все было быстрее. По глазам было видно, что он недавно из дома, ласковый, нежный, — вспоминает Оля. — Хныкал «ножки болят», приходилось носить на руках. Особый кайф ночные смены: прихожу вечером, накупаю его, ложимся, включаем маленький свет, открываем Агнию Барто: «Наша Таня громко плачет…» — а он продолжает. Пошепчемся, и отправляю его в свою кроватку. Меня к нему даже напарницы ревновали. На выписке я не выдержала и разрыдалась. После стала узнавать: оказалось, что у него молодая, красивая мама и старшая сестра, папа с ними не живет. За полгода до больницы мама попала в тюрьму, и сестру забрали родные, а Тимура — нет. Пыталась связаться с мамой, спросить, какие у нее намерения, но не получилось. Долго не могла успокоиться, ездила в детский дом. Однажды приезжаю, а директор говорит, что у Тимура нашелся папа, будет забирать!»
После Тимура Оля четко обрисовала себе рамки, что можно делать, а чего нельзя. Ухаживать и заботиться, но не влюбляться.
«Цыганка Злата»
Смуглая, черноглазая Злата — цыганка. Ей всего полгода. Вообще цыгане детей не бросают, но Злате дважды не повезло. Оля познакомилась с ней в кардиоцентре: у девочки были врожденные особенности развития плюс кардиологические проблемы, которые можно вылечить. Видимо, мама и папа испугались первого. Сначала Злата попала к кардиологам через месяц после рождения, и тогда ее из больницы забирал папа. Медсестры помнят, как приехал мужчина в дорогой одежде с букетом роз. Через пять месяцев девочка поступила уже как отказник. Оля лежала с ней неделю после операции: записывала, сколько та съела, взвешивала памперсы, стирала штанишки с кофточками. За все время в больнице к девочке никто не пришел.
«Сражение за Даньку»
«Я не осуждаю родителей, — говорит Оля. — Если мама оставляет ребенка, значит, у нее были очень веские основания. Это в том числе и про Даньку. Он лежал в самом тяжелом для меня отделении — онкологии. Это мир, в котором тебя словно бьют обухом по голове — такое количество боли. Но и мужества предостаточно. На десять дней химиотерапии дети прикованы к постелям. После: температура, тошнота, еда не усваивается. Месяц с ним лежала мама. Потом уехала домой в район. А Даня остался. На долгое и сложное лечение. С Даней я и вторая няня были круглосуточно, сменяя друг друга. Отмаливали, как могли. Если у ребенка серьезные диагнозы, то на работу идешь, как на войну, мобилизуешься. Когда ему стало лучше, выяснилось, что Даню положили как безнадежного. Слава Богу, нам не сказали этого раньше. И мы не жалели его, а заставляли бороться. Помню, когда первый раз легли спать, он рукой на окно показывает, сморщился весь, даже не плачет, а скулит: «Мама». А в глазах такая тоска. Думала, у меня сердце разорвется. Но собрала волю в кулак и строго: «Мама скоро придет, давай спать». Потом успокоился и больше не вспоминал. А потом Даня выздоровел и уехал к маме. Он на контроле у онкологов, но у него все хорошо. Это, пожалуй, единственный ребенок, про чью судьбу мы до сих пор узнаем — многие из фонда с ним успели полежать».
«Иначе я не могу»
ОльгаФото: Галина Катеринич/Фонд "Счастливые дети"
Час работы больничной няни после вычета налогов стоит всего 110 рублей. Оля признается, что может зарплатой закрыть какие-то дыры в семейном бюджете, но не больше. Обидно, когда кто-то удивляется: «Вы еще и деньги получаете, разве вы не волонтеры?!» Пытается объяснить: «Волонтер — это обычно на часок помыть-переодеть-покормить, но ведь даже в этом случае до ребенка нужно на чем-то доехать». Некоторые ерничают: «Чего ты так радуешься выписке-то, он же не твой». А Оля и правда прямо подпрыгивает, хотя уже завтра может лечь в ту же палату с новым ребенком.
«Муж порой ругается, — улыбается Оля. — Не может уже слушать рассказов о детях, но понимает, что я иначе не могу. Однажды срочно вызвали, бросила дома недоготовленный обед. Приезжаю, а в палате — годовалая Таня обкаканная, голодная. Я даже переодеться не успела, бросилась к ней. Самое сложное, когда ребенок после операции: начинает отходить от наркоза, просит пить… эти потрескавшиеся губки, в глазах — страх».
Еще, говорит Оля, тяжело, когда нет ответной реакции. Вспоминает про Риту — 10 лет, не ходит, не говорит, из-за проблем с сахаром нужны ежедневные анализы. Ночью каждые три часа к ней приходили брать кровь, а она даже не реагировала на уколы, настолько привыкла к боли.
Медсестры на такой уход не соглашаются, у них и своей работы хватает. Но если рядом нет больничной няни, ребенка сложней вылечить. Потому что тогда не только некому вовремя кормить и менять памперсы, а еще и некому утешать, разговаривать и брать на ручки. Некому смачивать пересохшие губы после операции и держать за руку после химиотерапии.
Программа «Хочу на ручки» красноярского Благотворительного фонда «Счастливые дети» существует уже три года и оплатила тысячи рабочих часов больничных нянь. И именно из ваших ежемесячных пожертвований складываются часы любви и заботы для одиноких детей в больничных палатах.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!