Вадим приехал в Петербург из Рязани на работу, но его не взяли. В результате он оказался на улице, а потом в приюте «Ночлежки»
Я бы хотел, чтобы все жили вечно. Иногда так задумаешься: раз, умрешь, и больше тебя не будет, просто растворился. Никогда уже ничего не почувствуешь. Для чего вообще жил, зачем? Для того, чтобы умереть?
Я родился в Рязани. У меня мама, отца нет. В 90-х годах дом, в котором я родился, продали, а тех, кто там был, выселили. И мама со мной переехала в деревню к бабушке. Там я пошел в первый класс.
Когда я учился в первом классе, мама уехала в Рязань устраивать свою личную жизнь, и я остался с бабушкой. Мама приезжала и уезжала. Я все ждал, ждал. На остановку ходил, бывало, встречал — думал, она приедет. У меня собака еще была — Шарик, он со мной ходил. Бабушка меня постоянно успокаивала: «Все хорошо, не переживай, приедет, она с подругой». Помню, она как-то приехала летом — с арбузом, фруктами. А потом как-то потихонечку стало перегорать, наверное.
В пятом классе меня перевели в школу — туда надо было добираться, она находилась километрах в четырех от нашего села. Я стал часто прогуливать. На сеновал забьешься… Мы с друзьями сидели там, о чем-то мечтали. Я романтик, меня все тянуло на криминальные приключения.
Из-за того, что стал прогуливать, учителя заинтересовались — не только мной, еще и моими друзьями. И нас троих отправили в интернат. Периодически мама забирала меня из интерната на выходные.
Первый раз я оказался на улице, когда убежал из интерната — в Москву, на электричках, без денег. Не было никакого плана: просто приезжали и беспризорничали. Бывало, забирали в приюты. Потом возвращали в интернат.
Ночевали там, где тепло: в подъездах, подвалах. Всяких видел людей — и хороших, и плохих. Но в Москве такая суета, и народу, мне кажется, вообще по-барабану — хоть ты умирать будешь, к тебе никто не подойдет. В Питере другое отношение к бездомным.
В интернате я доучился до восьмого класса, потом меня забрала мама, и девять классов я закончил в школе. Я ее прогуливал, но экзамены все сдал. В десятый класс перешел в вечернюю школу, и меня практически не бывало дома — где-то на улице обитал, домой, считай, не приходил. Потом поступил в училище на водителя. Учился и жил в общежитии — до подсидки.
Я же эту машину, которую угнал последней, вернул обратно. По-моему, это была шестерка-классика. До этого были условные сроки. Тоже в основном за угоны. Зачем угоняли? Катались, адреналин, может, хотели показать, что мы состоятельные. Выпендривались перед другими. Какие-то сдавали в чермет, на каких-то катались.
Мне дали шесть лет. Я, получается, сидел на общем режиме, как на строгом. Я там тоже куролесил. Отрицал, что мне навязывали. Например, [сотрудники ФСИН] говорили: «Ты должен делать так», а я отвечал, что никому ничего не должен. Страдал за это, постоянно в карцерах был.
Меня поменяла тюрьма. Стал взрослый. Книги читал. С генерал-майором сидел. Он был очень умным человеком, мне было с ним интересно. Он в меня верил, постоянно поддерживал, говорил, что все будет хорошо. Советы давал: «Ты сейчас стоишь на пороге знаний — читай, развивайся». Много я там разных людей встречал… Библию изучал, стремился к духовному. Стал задумываться о Боге. В принципе, он всегда со мной был. Я с ним общался, молился про себя, но не ходил в храмы. Хотя здесь, в Петербурге, иногда хожу.
Мое любимое произведение — «Граф Монте-Кристо». Мне просто нравится, что там описываются тонкости дружбы, предательства, любви.
Все ожидали, что я выйду на понтах, весь в наколках. Да, татуировки у меня есть. Там было «КЛЕН» (еле видные буквы на пальцах руки — ТД). «Клянусь любить ее навеки». Нет, не про девушку — про маму. И то она была не нужна мне, я ее свел. На руке и на груди еще есть, я пожалел, что их сделал.
Освободился в 2015 году. Когда вышел, мне предлагали разные «движения» — я задумывался, не знал, куда мне идти. Вроде с одной стороны: пожалуйста, иди, и все у тебя будет, в шоколаде заживешь. А с другой стороны: вот метелка, тачка, поработай за копеечку, но будешь хлеб есть. В итоге я пошел работать дворником на заводе.
В 2017-м поехал с другом в Питер. Позвонили сюда по объявлению — работа на заводе, с проживанием, вахтовый метод. Сказали: «Приезжайте, мы вас возьмем». Мы приехали, но никто нас никуда не взял. Помыкались-помыкались, друг в итоге уехал. А я остался: как бы тяжело ни было, буду бомжевать, но решил, что останусь здесь жить.
В Питере я познакомился с себе подобными людьми, в палатке жил. Со мной там был молодой человек, потом мы вместе двигались, работали на стройке. Три месяца я обитал на улице. Эта жизнь затягивает.
Самая плохая погода для бездомного — дождь и мороз. В дождь промокаешь, высушиться негде, есть высокая вероятность заболеть. В основном сразу стараешься просекать [болезнь]: если чуть запустишь, всю неделю будешь ходить. Я старался не допускать, чтобы температура была. Сегодня почувствовал насморк: пришел, чайку попил, таблетку.
У меня с алкоголем — «золотая середина». Один раз было, чтобы не помнил ничего: в Питере напился и документы потерял. После этого выпивал, но так — согрелся, вроде настроение поднялось, и все.
«Ночлежка» мне очень во многом помогла. Жильем — у меня хоть четкие планы, цели появились. Я восстановил документы, плюс с обучением решили вопрос — сейчас набирается группа, возможно, на неделе пойду. Нашел себя — промышленным альпинизмом занимаюсь. Приобрету корочки и устроюсь в официальную контору. Сейчас подрабатываю — мне снаряжение батюшка подарил.
С мамой общаюсь, все хорошо. Она в Рязани, живет у дядьки. Бабушке часто звоню. Она спрашивает: «Когда приедешь? Где ты?» Я не сказал, что в «Ночлежке». Мне как-то стыдно. Она позитивная, жизнерадостная, я у нее самый любимый внук.
Для начала мне надо с жильем определиться. Учиться хочу, поступить в театральный. Понятно, актером не стану (хотя не знаю — все может быть), но закончу курсы.
Бездомные — свободные, добродушные, щедрые. Готовы прийти на помощь. В основном все бездомные такие — здесь, в Питере, какой-то клан: все так организованно, сплоченно. Иной раз идешь, вроде уже нормальный. Они мне кричат: «О, здорово! Как ты?» Думаешь: «Ладно. Здравствуйте».
Юристы и социальные работники «Ночлежки» оказали Вадиму помощь бесплатно. Однако на то, чтобы помочь одному человеку с решением социальных и правовых вопросов, благотворительная организация тратит в среднем 413 рублей. Иногда хватает разовой консультации, но чаще попавшим в беду нужна более серьезная помощь. В таких случаях специалисты «Ночлежки» начинают длительный процесс по социальному и правовому сопровождению: пишут запросы, ищут вакансии, восстанавливают документы, сопровождают пострадавшего в различные инстанции, вплоть до суда. Давайте немного им поможем и оплатим каждый по одной консультации. Или просто переведем 100 рублей.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
