Игорь с семи лет живет на Волге, в Самаре. Но это не дом. Его дом — Сибирь. Тайга, которую видно из окна. И маленькая квартира, где они жили втроем: он, мама и бабушка
Игорю было шесть, когда его бабушка переехала в Самару. Писала письма, как скучает, как хороша Волга. Мама с отчимом (отца Игорь никогда не видел) взяли долгие отпуска и поехали к бабушке погостить и присмотреться. Сняли квартиру. Отчим почти сразу нашел другую женщину и перестал приходить домой. Потом заявил маме, что уходит.
Вернуться в Сибирь они не смогли — мама запила. Бабушка забрала Игоря к себе, пока мама не придет в себя. Он помнит тот день, когда они с бабушкой поехали к ним на съемную квартиру, посмотреть, как там мама. Они не виделись уже неделю. Дома ее не оказалось ни в тот день, ни во многие другие. Мама пропала без вести.
«Так и получилось, — говорит Игорь, — что я в семь лет приехал посмотреть Самару, и сейчас мне 19, а я до сих пор смотрю».
Бабушка заботилась об Игоре три года, а потом серьезно заболела. Опека отправила его в приют, а оттуда в детский дом. Переход из бабушкиного дома в детский он характеризует как «переход из рая в ад».
В десять лет, в домашней еще одежде, Игорь сидит на диванчике в группе и пытается понять, о чем говорят другие воспитанники. «Слышь, че сидишь, иди — намути лавэхи!» — обращается к нему высокий вихрастый парень. Игорь не понимает, что значит «намути лавэхи», и молчит. «Че, тупорылый, что ли? Задрот, что ли?!»
Игорь очень хочет обратно к бабушке. И через несколько дней убегает из детского дома. Три пролета по лестнице, знакомая дверь со сломанной ручкой. Бабушка открывает — такая взлохмаченная, заспанная, родная. Игорь обхватывает бабушку руками и глухо воет ей в живот: «Забери меня домой, ба, за что ты меня отдала, в чем я виноват?» Бабушка целует его голову, уши, щеки. Плачет навзрыд. Уводит на кухню, наливает чаю. И, пока всхлипывающий Игорь давится бубликами, она из коридора звонит в опеку.
За долгое детдомовское детство Игорь убегал к бабушке раз восемь. Ему казалось, что, вот, сейчас она его простит и оставит. Но все повторялось. А потом он вырос и все понял. И стал другим.
Однажды, когда двенадцатилетнего Игоря в очередной раз вернули от бабушки, старшие пацаны его сильно избили. Спать Игорь лег с кровоподтеками и разламывающейся от боли головой. Утром его подняли и насильно отвели в туалет. Там на полу сидели обдолбанные пацаны. Протянули Игорю косяк. Он отказался. Ему дали по голове. Отказался еще раз — сильно ударили в грудь. Игорь заплакал, его поставили на колени…
Тошнило, перед глазами все плыло. А через несколько дней он попробовал покурить еще раз, из любопытства: почему всем нравится, а мне нет? В этот раз было по-другому. Мир резко изменился, реальность, которую Игорь так ненавидел, пропала. «Это был не кайф, это было забытье. А забыться тогда очень хотелось. Я позже узнал, что на наркоту подсаживали всех „новеньких“, чтобы потом они воровали деньги и доставали ее».
Но воровал Игорь сначала не деньги, а одежду. «Я приходил в школу, там все были красиво одеты. А нам в детдоме выдавали обноски, и те не по размеру. Я тоже хотел выглядеть, как человек, не хотел быть отщепенцем, не хотел, чтобы надо мной смеялись. Хотел нравиться девочкам. И начал воровать шмотки. В торговых центрах мы размагничивали пломбы, надевали вещи на себя и уходили».
С самого начала и все время, даже когда Игорь вырос и стал жестче, ему не хватало любви и ласки. «Нас хорошо кормили, но мало заботились, — говорит он и опускает глаза. — Это, наверное, так банально…Чтобы не скатываться, оставаться человеком, нужен кто-то старший, кому ты доверяешь, кому не все равно. А там одна воспитка на 30 человек!»
Игорь вспоминает воспитательницу, к которой относился, как к матери. С ней можно было поговорить о личном, а еще она наказывала за проступки. «Била палкой по рукам за воровство, — вспоминает он. — Я ее за это любил, мне нравилось, когда она меня бьет. Потому что ей было не все равно».
На наркоту Игорь подсел очень быстро. Сам не заметил, как коснулся дна. Воровали деньги на улицах, вытаскивали монеты из тележек в «Ашане», отбирали у своих — тех, кто слабее. Однажды утром Игорь проснулся — рядом лежали, не шевелясь, два его приятеля. Курили вместе, парни передознулись. Игорь трясся, нащупывая у них пульс. И когда понял, что друзья мертвы, чуть не умер от ужаса сам. Но это была чужая смерть — наркотики Игорь не бросил.
В конце концов Игорь оказался в спецшколе. Ему было 16 лет — и это время за колючей проволокой он вспоминает, как едва ли не самое лучшее в жизни.
«Там был трехметровый забор, столбы, намазанные вазелином, и колючая проволока. Мы по расписанию ходили гулять во двор, никуда больше не пускали. Наркота была недоступна, я начал заниматься тяжелой атлетикой, поправился. Из мозгов выходила вся эта грязь…»
После спецшколы Игорь ушел из детдома и поступил в техникум. В общаге оказался в одной комнате с другими выпускниками — теми самыми, которые когда-то в туалете заставили его курить спайс. Сначала держался и уходил из комнаты, когда они курили и бухали. Потом расстался с девушкой, сорвался. И однажды накурился до такой степени, что чуть не умер.
«Мне показалось, что у меня остановилось сердце. Я не мог вздохнуть, упал на колени, перед глазами все потемнело. Бил себя в грудь изо всей силы, и как-то отпустило, задышал».
Говорит, четко осознал, что только что был на пороге смерти и что перешагивать этот порог ему не хочется. «Я стоял перед зеркалом, смотрел на свое бледное, жуткое лицо и задавал себе вопрос: зачем я опять начал? Потом подумал, что не буду больше спрашивать себя. А просто не буду курить».
За помощью он пошел в «Теремок», к Стасу Дубинину. Много лет назад, когда Игорь только попал в детский дом, Стас работал там воспитателем. Он еще тогда понравился Игорю — справедливый, неравнодушный, честный. Стас уволился и начал работать в «Теремке» — Центре взросления самарской организации «Домик Детства». В «Теремке» выпускники детских домов и интернатов учатся жить взрослой жизнью.
«Очень сложно резко отказаться от наркоты — ломает. Важно, чтобы кто-то был рядом, поддерживал. Меня поддержали Стас и Антон (Антон Рубин — директор „Домика Детства“ — Прим. ТД). Они мне показали другую жизнь».
«Теремок» — это деревянный дом с участком. Игорь собирал яблоки и делал из них сок. А потом пил и обалдевал от вкусноты. Помогал по хозяйству. Пошел на курсы пекаря — и выяснилось, что у него талант. Он был лучшим в группе, получил высокий разряд. Восстановился в техникуме. «Больше всего я люблю разговаривать со Стасом. Это совсем другое общение, не о том, где достать наркоту и деньги, а о многообразии жизни. Я столько всего услышал и увидел за несколько месяцев!»
Самые сильные впечатления Игоря от прошедшего лета — катание на гидроцикле и поездка в Москву. Рассказывая, он захлебывается словами от восторга и активно жестикулирует.
«Мы на водных мотоциклах катались за Волгой — у меня в жизни никогда такого не было! Антон дал мне порулить, и я даю газу и лечу. Страшно, но я лечу, и это так круто!
Или вот, мы ездили в Москву. Это был выстрел в голову. Я впервые летел на самолете. Когда прилетели — другой город! Вообще! Много людей разных, разные языки слышатся отовсюду. И такие расстояния невероятные, так долго идти! Петр Первый большой такой, с золотым свитком в руке! Такой здоровый, почему он не падает? А если упадет? Москва-река, и в ней фонтан! Как? Как это сделали? Такие простые вещи, а я смотрю на это все — и такой восторг! И когда через светящийся фонтан идешь и остаешься сухим — ваще! И молочный коктейль я впервые попробовал, так это вкусно!»
Игорю сложно, как он выражается, «красиво объяснить», какие перемены в нем произошли после того, как он перестал принимать наркотики. Но в его сбивчивом монологе очень много настоящей жизни и искренности.
«Мне за все стыдно. Я иногда спрашиваю у господа: почему его не было со мной? Я знаю, я сам виноват, сам портил свою жизнь — но у меня не было родителей, не было никого, мне было трудно и мне нужна была поддержка… За что мне дана такая жизнь? Может, для того, чтобы я стал сильным? Сейчас я понимаю, что детдом дал мне уверенность в себе, в том, что я сильный. Я многое понял, и у меня внутри есть четкое понимание, что я смогу жить нормально. Просто не хочу больше наркоты, чувствую страх, когда думаю об этом. Я хочу жить, открыть в будущем свою пекарню. Понимаю, что дальше у меня будет много трудностей, но я пройду через них, ведь я не один».
Стас и Антон — обычные взрослые со своей жизнью и заботами, которые большую часть времени посвящают работе с выпускниками детских домов. Их подопечные — очень сложные «взрослые дети» с поломанными судьбами, которые хотят жить, как нормальные люди. «Теремок» работает на пожертвования, которых немного, потому что люди чаще жертвуют деньги маленьким детям и не понимают, что большие тоже нуждаются в помощи. Денег Стасу всегда не хватает, и он тратит на своих «взрослых детей» большую часть зарплаты и пенсии. Лекарства, средства гигиены, еда, проезд, юристы и психологи, расходные материалы для мастерских (в «Теремке» есть столярка и небольшой «пошивочный цех») — бесконечное число нужд.
Мы очень просим вас подписаться на ежемесячное пожертвование в пользу «Теремка». Каждые сто рублей, поступающие регулярно, дают опору и надежду на то, что «Теремок» и его обитатели будут жить дальше. И каждый раз, когда вы будете получать смс о том, что с вашего счета списали пожертвование, вы будете знать, что помогли кому-то подняться и стать сильнее.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»