Сразу несколько благотворительных организаций заявили об угрозе закрытия и серьезных финансовых трудностях. Кризис налицо: крупные жертвователи уходят, обычные люди беднеют, государство может помочь, но все сложно. «Такие дела» разобрались, что происходит и что делать фондам в это непростое время
«Дом милосердия» — это программа помощи детям из зон гуманитарных катастроф фонда «Справедливая помощь Доктора Лизы». Подопечные программы — эвакуированные дети (в основном из зоны боевых действий на Донбассе), которых везут в Россию лечить. Фонд обеспечивает жилье, питание, оплачивает транспортные расходы, финансирует обследование и даже само лечение — в тех случаях, когда Минздрав признает необходимую ребенку медицинскую помощь не экстренной, а плановой. Пожертвования, поступающие в фонд, эти расходы больше не покрывают — и у организации сегодня нет уверенности в завтрашнем дне.
«Какие-то накопления были за счет пожертвований, сделанных еще со времен самой Лизы Глинки, непосредственно под ее личность. Но после ее гибели фонд изрядно обнищал, — рассказывает член правления фонда, врач-эндокринолог Ольга Демичева. — Какова дальнейшая перспектива программы, я пока не понимаю. Потому что еще через несколько месяцев при такой скорости выплат за плановое лечение детей фонд просто разорится».
О нехватке средств сообщил на своем сайте Фонд помощи детям и взрослым с тяжелыми формами инвалидности «Перспективы». Центр социальной абилитации для взрослых людей с аутизмом «Антон тут рядом» может прекратить работу с января 2019 года. Благотворительный фонд «Живи сейчас», помогающий людям с боковым амиотрофическим склерозом (БАС), — на грани закрытия.
Как и «Живи сейчас», фонд помощи онкобольным «АдВита» оказался в глубоком кризисе из-за исчезновения крупного донора — компании, которая покрывала большинство финансовых нужд некоммерческой организации. Это произошло еще в январе, рассказала «Таким делам» административный директор «АдВиты» Елена Грачева: «Тогда был очень трудный период, финансирование многих проектов было секвестировано. Но поскольку мы всегда собирали средства самыми разными способами и никогда не зависели от одного-единственного жертвователя, мы продолжаем работать. Просто каждые неудачные переговоры, каждый срыв договоренностей теперь имеет большую цену, чем раньше».
Даже крупные благотворительные организации, самые успешные по сборам, признают: поступление средств серьезно сократилось с наступлением кризиса (в 2014 году начал расти курс доллара и евро, а международные экономические санкции привели к повышению цен). С тех пор проблема только усугубляется, говорит президент фонда «Вера» Юлия Матвеева. У многих фондов были накопления (доходы от коммерческой деятельности, какие-то внереализационные доходы, неадресные пожертвования длительного периода использования) — так называемые «подушки безопасности». Они позволили продержаться какое-то время, но либо истощились уже сейчас, либо закончатся в ближайшее время.
Создатель благотворительного фонда «Нужна Помощь» Митя Алешковский уверен: закрытие части программ — это только начало кризиса. «Благотворительный сектор последовательно сужается. Частные доноры начинают экономить, потому что все вокруг постепенно и заметно дорожает. А корпоративные доноры в кризис первым делом закрывают непрофильные и неприбыльные программы. Тем более, что социальная ответственность в нашей стране им ничего не приносит: ни значимого пиара, ни положения на рынке и в обществе, ни налоговых льгот», — говорит Алешковский.
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТДБлаготворительные фонды ждали проблем еще с конца 2014 года, когда обрушилась национальная валюта, но резкого падения сборов не произошло. Три неполных года ушли на «экономическую адаптацию» обычных граждан и бизнеса, объясняет экономист, программный директор международного дискуссионного клуба «Валдай» Ярослав Лисоволик: «По мере падения реальных доходов населения, ухудшения динамики основных экономических параметров в стране изменяется ситуация и с поведенческой точки зрения. Когда экономические сложности продолжаются достаточно длительный период, это сказывается не только на структуре расходов населения, но и на экономических мотивах — в том числе, на благотворительности».
А обесценивание рубля продолжается и съедает то, что осталось, — тут уже не до пожертвований. Эти же факторы влияют и на приоритеты бизнеса. В условиях постоянного спада невозможно заниматься долгосрочным планированием, объясняет Лисоволик: «Компаниям приходится больше концентрироваться на своих профильных статьях расходов. А кроме того, увеличилось налоговое бремя на бизнес».
Митя Алешковский, ссылаясь на близкие к власти источники, говорит, что на уменьшение этого бремени надеяться не стоит. Наоборот: «Есть четкое решение: налоговые льготы для благотворителей вводиться в стране не будут».
Для большинства населения нашей страны участие в благотворительных программах — просто роскошь, люди с трудом сводят концы с концами, считает социолог «Левада-центра» Денис Волков. Но это не единственная проблема. Больше половины населения вообще ничего не знает о работе благотворительных проектов.
«Больше активных доноров в крупных городах, это средний и продвинутый средний класс. Но и тут ожидания людей от участия в проектах меняются, — рассказывает Волков. — Многим уже мало просто пожалеть умирающего и поучаствовать в экстренном сборе на лечение — такими историями многие пресытились. Люди гораздо охотнее будут собирать средства для фондов, обещающих системные изменения, решение реальных социальных проблем».
Поэтому таким большим успехом и популярностью пользуется, например, фонд помощи хосписам «Вера»: его руководство успешно лоббирует изменения в законодательстве, облегчающие участь тяжелых больных и их близких (выдача наркотических обезболивающих неизлечимо больным, допуск в реанимации родственников пациентов и так далее). Жертвуя таким фондам, люди реализуют потребность в изменении социальной ситуации мирным путем, объясняет социолог.
Впрочем, и фонду «Вера» сегодня стало сложнее находить источники финансирования, говорит его президент Юлия Матвеева: «У нас тоже есть своя «подушка безопасности». Мы руководствуемся таким принципом использования средств, при котором всегда контролируем, насколько приблизились к этой «подушке», направляя деньги на ту или иную программу». Пересматривать бюджеты и затраты приходится практически каждый день — из-за сокращения пожертвований юридических лиц: «Им стало проблематично изымать деньги из оборота и направлять их на финансирование благотворительных проектов. Сейчас задача бизнеса — выжить самому. А мы перестраиваемся под изменяющиеся условия, ищем новые инструменты привлечения средств, стараемся быть более мобильными».
Член правления фонда «Справедливая помощь» Ольга Демичева говорит, что теперь компании — юридические лица — чаще оказывают разовую, а не регулярную помощь. «Например, торговая сеть берется в течение месяца поставлять продукты к нам в «Дом милосердия». За такое участие в благотворительности юрлицо может отчитаться, получить какие-то льготы, но рассчитывать на продолжение сотрудничества с ним можно далеко не всегда», — констатирует Демичева.
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТДГлава благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская говорит, что у организации нет сильного оттока пожертвований, но крупные суммы, поступавшие много лет от бизнеса и частных благотворителей, стали уменьшаться. «Мы видим эту тенденцию и понимаем, что надо перестраивать свои стратегии — стараться увеличить количество новых пожертвований, — рассказала Альшанская. — Кризис никуда не делся, а с учетом продолжающихся санкций понятно, что у него будут долгоиграющие последствия. Коммерческие компании, по которым ударила эта ситуация, наверное, будут и дальше уменьшать благотворительные бюджеты. Но, с другой стороны, мне кажется, можно рассчитывать на расширение количества участников этого процесса, так как все больше компаний стараются быть социально ответственными».
Компании, которым сохранить бюджеты на благотворительность удалось, охотно рассуждают о важности социальной ответственности. «Компания «Такеда» большое внимание уделяет развитию социальных и благотворительных проектов, так как в центре нашего внимания всегда стоит пациент», — рассказала ее директор по корпоративным, цифровым и бренд-коммуникациям Анастасия Пауль. «Такеда» поддерживает студентов-медиков в рамках программы «Золотые кадры медицины», помогает фонду по борьбе с инсультом ОРБИ. В этом году компания запустила с ОРБИ новый проект (открытие эргокомнат в больницах) и начала сотрудничать с фондом «Старость в радость».
Директор отдела коммуникаций и связей с государственными и общественными организациями компании Bayer Ирина Лаврова говорит, что их стратегия в последние годы не меняется: «Мы активно развиваем программу корпоративного волонтерства, и среди реализуемых инициатив есть множество проектов, предложенных самими сотрудниками. Например, модернизация кардиореанимации в главном военном госпитале им. Бурденко, ремонт игровой комнаты в пансионате РДКБ, проект по социальной поддержке взрослых, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, и многие другие». Среди давних партнеров компании — Фонд «Подари жизнь» и Российский Красный крест.
Руководитель компании, которая была единственным крупным спонсором одной из благотворительных программ, на условиях анонимности рассказал, что «держался до последнего» — но все-таки прекратил финансирование: «К этому шло уже давно, но я долгое время не был готов отказаться от поддержки. Наступил момент, когда уже сам социальный партнер сказал мне: «Давай, это будет не за твой личный счет, когда уже приходится отрывать средства от собственных детей». Благотворительность должна быть все-таки от излишних ресурсов, а не на пределе возможностей».
Директор Фонда поддержки и развития филантропии «КАФ» Мария Черток не спорит, что в стране сегодня не самая благоприятная экономическая ситуация, но не согласна, что она радикально изменилась к худшему. «Понятно, что некоммерческие организации никогда не будут безусловно устойчивыми и всегда будут зависеть от доноров и общей конъюнктуры, — говорит Черток. — Поэтому дело скорее в диверсификации источников дохода и постоянном стремлении к устойчивости». Чтобы этой устойчивости достичь, нужно уменьшать риски зависимости от одного источника. И — что самое важное и самое сложное — придерживаться этой стратегии не только в кризисные, но и в самые «тучные» годы, подчеркивает Черток: «Процесс фандрайзинга бесконечен, и даже при наличии одного, пусть самого прекрасного, крупного донора надо смотреть в будущее и искать новые источники финансирования».
К некоммерческому сектору нужен рыночный подход, иначе не выжить, согласен Митя Алешковский: «Сегодня в секторе НКО много хороших, неравнодушных людей, но мало профессионалов. Фандрайзеров так вообще практически нет».
Пример просчитанной фандрайзинговой стратегии и привлечения не только денежных пожертвований приводит директор Службы помощи онкологическим больным «Ясное утро» Ольга Гольдман. «Мы этот кризис пережили несколько лет назад, когда очень крупный спонсор, от которого зависело практически все, потерял возможность нас поддерживать, — рассказывает она. — Тогда мы просчитали три варианта развития событий и, соответственно, три вида существования организации. Включая эмбриональный: когда остается один человек с телефоном и продолжает отвечать на звонки «горячей линии». К счастью, нам удалось выжить и даже улучшить свое финансовое положение. Но сегодня мы уже не зависим от одного единственного донора. Причем спонсорская помощь не всегда выражается в деньгах. Компаниям, особенно крупным, иногда бывает проще помочь, предоставив безвозмездно какие-то вещи или услуги».
Иллюстрация: Рита Черепанова для ТДОказавшись в кризисной ситуации, «Ясное утро» оценило свои крупные расходы и обратилось к тем компаниям, которым нужно было платить по счетам, — с просьбой взять их в свои благотворительные программы. Это сработало, например, в случае с владельцем федерального номера, на котором работала «горячая линия». Получилось и сохранить номер, и найти бесплатный приют в одном из call-центров — оплачивать аренду помещения для сотрудников «горячей линии» фонд больше не мог.
«Мы очень благодарны людям, которые нас тогда спасли, — говорит Ольга Гольдман. — Но сегодня я, как руководитель организации, планирую ее работу как минимум на полгода-год вперед. Для меня некоммерческая организация — не только помощь подопечным, но еще и социальная ответственность перед сотрудниками, которые должны регулярно получать зарплату. У нас есть частные пожертвования, но мы стратегически решили, что не должны рассматривать их, как основной источник дохода. Поэтому участвуем во всех государственных конкурсах на субсидии, готовимся, отчитываемся. Это, конечно, тоже нельзя рассматривать, как постоянный доход, но, тем не менее, пока получается чувствовать себя более-менее стабильно».
Этим путем советует идти и Мария Черток из «КАФ»: есть реальная возможность получать вполне существенные средства из Фонда президентских грантов, говорит эксперт. Конечно, надо писать заявки, уметь с этими деньгами обращаться, но освоить эту науку можно.
Для начала с государством хорошо бы разделить сферы ответственности, говорит Ольга Демичева: «За рубежом благотворительные фонды типа нашего занимаются поддержкой тяжело больных детей с позиции исполнения их желаний, организации для них каких-то интересных мероприятий. А конкретно мы подменяем собой государство, занимаясь согласованием и оплатой лечения этих детей, — говорит Демичева. — Если «Дом милосердия» специально создан по распоряжению президента, дети прибывают на территорию России бортами МЧС, то по логике и медицинская помощь для них в полном объеме должна финансироваться за счет государства, а не благотворительного фонда».
Возможно, нынешняя ситуация станет поводом для увеличения государственного участия в общественной сфере, надеется Елена Альшанская. «Разговоры о необходимости включения НКО в предоставление социальных услуг идут уже давно, но пока господдержка ограничивается только президентскими грантами для всей страны, — говорит она. — Есть немногочисленные регионы, в которых установлены понятные правила и чувствуется поддержка властей. Но чаще этого либо нет вообще, либо для НКО ставят нереальные условия: серьезные правила включения в реестр поставщиков, очень сложная отчетность и при этом настолько мизерные расценки (типа 136 рублей за час консультации психолога), ради которых просто бессмысленно делать всю эту дополнительную работу».
Главная надежда благотворительных организаций — все равно обычные люди, те, кому небезразличны проблемы общества. Может быть, благосостояние и падает, но неравнодушных людей становится больше.
По словам Юлии Матвеевой, у фонда «Вера» увеличилось количество пожертвований от физических лиц. Это результат в том числе и изменившейся политики фонда, который, реагируя на финансовую ситуацию, больше ориентируется на частных жертвователей. «Мне кажется, что это хорошая тенденция. Чем больше людей участвует в благотворительности, тем больше вероятность, что изменится культура отношения к благотворительности в целом. Помощь слабым станет неотъемлемой частью нашей жизни», — надеется директор фонда.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»