«Мы с ней единое целое»

Сталкерами называют людей, которые бродят по заброшенным территориям и режимным объектам. У каждого на то свои причины: любовь к истории, потребность в особой атмосфере, адреналине или интересных находках. Одни рыщут по промзонам, другие увлекаются мертвыми деревнями, третьи — военными базами, а я столкнулась с сообществом нелегальных ходоков в Чернобыльскую зону отчуждения.

У сталкеров

В заброшенном московском недострое идут съемки фильма, меня окружают улыбчивые люди с автоматами — это сталкеры. Ребята снимают любительский фильм по книге «Дезертир».

В перерывах между дублями актеры подробно рассказывают мне про книги и компьютерные игры серии S.T.A.L.K.E.R, про ролевую игру на их основе, про специальные мобильные приложения. Простым смертным сталкеры кажутся таинственной кастой. Действительно, в некоторые сообщества «с улицы» не попасть, а те, кто клянчат у сталкеров адреса заброшек (заброшенных объектов — ТД), давно превратились в мем.

«Запал» заброшенного объекта — это каждый раз маленькая трагедия для сообщества и позор запалившему, потому что место тут же наводняют туристы и сталкеры-неумехи. Так, например, произошло с корпусом НИИ нейрохирургии мозга в Москве. Когда в заброшку проникли первые сталкеры, это был дивный мир колб и формалина. Позже место «спалили», мозги разбросали, атмосферу испортили. В общем, скрытность некоторых сообществ вполне объяснима.

Томаш, он же Юрий Томашевский, — режиссер фильма и абсолютный авторитет среди сталкеров Чернобыльской зоны отчуждения. В «обычной» жизни он художник по свету на телеканале «Дождь», увлекается фото и видеосъемкой. С виду — вожак стаи и богатырь, Юрий ко всему прочему играет на фортепиано и гитаре, пишет музыку и поет в академическом хоре.

«Я в хоре самый молодой и единственный мужчина. Но мне нравится, я свою партию веду, бас. Пою по тембру за троих, за четверых спокойно».

В «параллельной» жизни Юрий Томашевский — известный сталкер-нелегал с многочисленными походами в Припять за плечами.

Побег

— Детство у меня было непростое. Потому что если бы я имел сытое и довольное детство, скорее всего, я бы не был замотивирован на поступки, которые страшны обычному человеку. Я был серьезным бунтарем, против всех и вся. В 11 лет убежал из дома.

У меня батя жил в Крыму, в 300 километрах от меня. А я тогда строил чертежи подводной лодки, на которой хотел отправиться к берегам Африки, потому что обчитался «Тарзана». Я не доделал даже на бумаге эту подводную лодку и решил пешком сбежать в Крым, к бате, потому что меня все достало. Надвигались серьезные экзамены, и так сложились взаимоотношения с семьей, со сверстниками, школой, что я в один момент понял: мне нужно срочно что-то менять.

Я подговорил сбежать еще одного парня. Мы с ним в одно прекрасное утро встретились у меня дома, — все ушли на работу — переоделись, скинули школьную форму в кладовку, взяли немножко денег, немного хлеба…

— Записки написали?

— Ничего не написали. И пустились в путь. Я отсутствовал трое суток, вроде немного, но мне хватило. Это был май, тепло уже относительно. Я угнал лодку — открыл ее ножницами. Мы плыли, я первый раз греб, это было просто феерично! Такую свободу ощущал, как будто попал на «Титаник». Потом нам путь преградил мостик — лодка не проходила. Бросили ее, пошли пешком. Там карьеры, и дорога вся усеяна змеями, которые грелись на камнях. Я змей терпеть не могу! Мы их разгоняли как могли, прочищали себе путь.

Прошли сквозь змей. Посидели под мостом, ощутили свое одиночество, пошли дальше. И вот один из самых живописных моментов, тех, что западают в память навсегда. Мы идем по берегу извилистой реки, вечереет, где-то в селе играет то ли аккордеон, то ли гармоника. А мы голодные, рвем акацию, белые эти цветочки, и едим ее. Заваливаемся в остов от дома, там три стены буквально. Разводим костер, засыпаем. И я просыпаюсь от жгучей боли! Уголек прожег мне свитер.

Дальше идем уже уставшие, воруем по пути рыбу из каких-то лодок, на нас бегут, орут, преследуют. А дальше попали вообще… Проходили какую-то мертвую деревню — первое что-то прилично заброшенное, что я в жизни увидел. Это был страх. Мы потом спали в поле, потому что не могли приблизиться к этим домам. У нас случилась истерика, мы и плакали, и уже не могли идти, потому что устали, еды нет… Весь хлеб перемешался с разноцветными мелками, которые я почему-то взял!

После всего этого решили вернуться. Местный парень нас вывел на трассу, и на автобусе мы добрались до Кривого Рога, а от него уже пешком в свой поселочек.

Лет в 13-14, переехав обратно в Россию, я уже лазил по всяким домам. Родители пытались запретить. У нас микрорайончик был полностью наркоманский, и неизвестно, как я там вообще выжил.

— Какие заброшки в ту пору интересовали?

— В основном частные дома. Ну, что греха таить, некоторые и не совсем заброшки были. За это нас один раз даже поймала полиция, тогда еще милиция.

— Просто зашли в чей-то дом?

— Типа того.

— И вещички брали?

— Я брал исключительно что-то тематическое, интересное. Какие-нибудь клещи старые… Кстати, еще в школе нам мимоходом рассказали про Чернобыльскую аварию. Я не запомнил оттуда ничего ровным счетом, кроме того, что Припять в одночасье покинули десятки тысяч людей. У меня тогда возникла мысль, что было бы интересно там полазить. И все, я забыл об этом на долгие годы.

Игра

Радиация, дикие животные и город-призрак, замерший в 80-х. Многие загораются идеей попасть в Припять из-за нашумевшей серии компьютерных игр.

S.T.A.L.K.E.R. рисует альтернативную реальность зоны отчуждения рядом с Чернобыльской АЭС. В игре Зона полна мутантов и аномалий, а в жизни это закрытая территория, что притягивает к себе сталкеров-нелегалов как магнит. У Юрия Томашевского с игрой тяжелые и удивительные отношения.

— Знакомство с ней изменило всю мою жизнь, как с ног на голову.

Это произошло, когда мне было 16 лет, 2007 год. Приснопамятный. Тогда как раз вышла игра. Я о ней не знал ничего ровным счетом, ни о Тарковском не знал, ни о Стругацких — ничего.

Покупал первый свой компьютер и увидел, как продавец во что-то играет. Там вороны летают, темные фигуры в плащах, какие-то развалины — картинка прямо прыгнула, бросилась мне в глаза! И все изменилось, как будто огромный ковер встряхнули.

Я потом купил диск, и пошло-поехало. Забыл себя. Пытался вычеркнуть [игру] даже из жизни несколько раз. Не знаю, что это за высшие силы, но они меня с ней спаяли в единое целое. Игра стала вмешиваться в мою жизнь. Если бы я услышал это со стороны, я бы подумал: «Что за бред вообще?» Все знакомства, которые так или иначе влияли на мою жизнь, связаны с игрой.

Из-за «Сталкера» я потерял свою первую любовь. Причем очень тяжело, мне до сих пор не по себе. Она была против того, чтобы я ехал в Чернобыль, и все мое существо стало избавляться от нее, как от помехи. Хотя безумные чувства были. Скрепя сердце и все что можно я стал все делать, чтобы отношения пришли к разрыву, а я поехал в Чернобыль. Это была мука и страшное дело. Сложно понять, не прочувствовав: эта связь, Зона, она сжигает все. Абсолютно все, что мешает.

Зона

Моряки уважительно называют океан «Океаном», а для сталкеров Чернобыльская зона отчуждения — «Зона» с большой буквы. Юрию Томашевскому впору писать это слово капслоком.

—  Даже в 2015 году, когда было самое развитие конфликта с Украиной, я принял решение, что, несмотря на весь страх и риск, я все равно поеду. Потому что была такая ломка физическая! Наверное из всех россиян и знакомых по «Сталкеру» я первый туда поехал после конфликта. Один. И Зона мне помогала.

— Порвешь с ней когда-нибудь?

— Скорее уже нет. Я разрывал эти отношения в 2015 году. Выбрасывал хабар (вещи, найденные в Зоне — ТД), пытался от всего избавиться. Противогазы сливал, отдал 50 книг S.T.A.L.K.E.R. другу — мы предварительно сфоткались, обложившись ими.

Сталкеры зажгли в Зоне вывеску «Энергетик»Фото: из архива Юрия Томашевского

У меня было тогда, скажем так, увлечение. И эта женщина сказала: «Тебе надо становиться нормальным». А я подумал: «Я, получается, ненормальный, раз я ее недостоин?» Два месяца пытался разорвать связь [с Зоной], в итоге остался при тех же интересах, а к женщине интерес погас.

Юрий Томашевский знаменит своими методами взаимодействия с Зоной. Сталкер не раз «оживлял» мертвый город, и репортажи об этих акциях разлетались по интернету.

— Обычно сталкеры в Припяти что-то посмотрят, пофотографируют и возвращаются обратно. А мне хочется более зрелищных каких-то вещей, до которых еще никто не додумывался.

В 2016 году на крыше Дома культуры в Припяти вдруг зажглась вывеска «Энергетик». Так Томаш и сталкеры отметили годовщину аварии на ЧАЭС. В мае этого года ребята включили вывеску гостиницы «Полесье», а на фасаде Дома культуры вывесили огромные буквы: S.T.A.L.K.E.R.

— Вывеска легендарная получилась. Все годами ждали [игру] S.T.A.L.K.E.R. II. Семь лет ждали! И тут 10 мая я с ребятами вывешиваю эти гигантские буквы, и 15 мая выходит анонс игры! У меня даже мурашки пошли от этого, даже сейчас! Это снова доказало связь с Зоной. Иногда мне действительно страшно, что я себе не принадлежу.

Вылазки

— Первый поход — это самый, конечно, трэш. Я туда взял с собой паренька — маленький, слабенький такой. В общем, случись что, он меня оттуда не вытащил бы (я-то его вытащу).

Я ему говорил перед походом: «Иди — занимайся спортом, приводи себя в порядок!» Потому что там нужны все-таки выносливость и силы. Он меня не послушал конечно, и мы отправились, не зная ничего о Зоне. У меня просто было желание туда попасть, а как, я не продумал. Поэтому первый опыт был печальным: я не дошел до Припяти. Прошел вглубь максимум 10 километров.

Во-первых, неправильно был продуман маршрут. Во-вторых, жаркое лето 2010. Кончилась вода, есть хотелось, паника из-за того, что несколько раз чуть не попались, что ночью, вероятно, рядом шастали волки. И компасы показывали один в одну сторону, другой — в другую. Ни навигации, ничего. Поэтому тогда я принял решение, что нужно отступать.

Мы там сутки пробыли, и я понял, что до Припяти мы таким макаром не дойдем. Мы в тот момент сидели в Рассохе, там кладбище заброшенной техники и село одноименное. Мы сидели за каким-то домиком, тряслись от ужаса, потому что нас машина проезжавшая чуть не спалила.

После всех этих перипетий, которые нам выпали, мы сидим и друг другу говорим: «Никогда больше сюда не поедем! Будем заниматься музыкой, творчеством, чем угодно — никакой больше Зоны, ни в коем случае». Пообещали друг другу никогда сюда не приезжать. Страха хлебнули и на радостях отступили, лишь бы только выбраться и не возвращаться.

Выбрались за периметр, проходит 20 минут, и я понимаю, что контакт произошел. Фактически зачатие нового сталкера.

 — А тот паренек?

— Потом еще со мной туда ходил.

 — И какое первое впечатление от Припяти?

Юрий Томашевский и чернобыльский саркофагФото: из архива Юрия Томашевского

— Это гигантское счастье. Я как будто вернулся домой. Когда я первый раз воочию увидел на горизонте Чернобыльскую «Дугу», когда увидел утром в тумане над лесом торчащую трубу саркофага — ах! Я испытал такую эйфорию! От этого не хочется уходить.

 — Почему вы все не боитесь радиации?

— Радиация не страшна, мы выбираем те места, по которым можно более-менее безопасно ходить. То есть в самое зараженное мы, конечно, не лезем — примерно знаем, где оно находится, и дозиметр помогает.

— То есть в страшный подвал припятской медсанчасти не ходите?

— Я там лазил, конечно же. И в подземелье «Юпитера» я был, тоже не самое благоприятное место. Если недолго там находиться, это нестрашно. Опасность радиации во времени и интенсивности, а там не такая интенсивность, чтобы за час что-то произошло.

— Но в подвале МСЧ-126 превышение нормы в тысячи раз?

— Да, там в десятки тысяч раз.

— Разве этого недостаточно, чтобы зарядиться навсегда?

— Это не так. Если что-то носить с собой в кармане постоянно, это будет вызывать изменения структуры крови, еще что-то. А кратковременно — нормально.

— Там же якобы летают горячие радиоактивные частицы, с ними как?

— Это в основном альфа-излучение, у него радиус действия небольшой, 30 сантиметров. Если в глаза себе эту радиоактивную пыль не сыпать, то ее останавливает почти все: у нее нет проникающей способности.

— А если вдохнуть?

— У нее скорость бомбардировки внутренних органов ужасно высока. Это страшная вещь конечно. Но если соблюдать технику безопасности, риск сводится к минимуму.

Страхи там другие. Есть страх одиночества. Когда идешь один и не с кем поговорить, приходится бормотать. Я прямо по 50 раз где-то повторял одну и ту же фразу. Еще страшны дикие животные, поимка, травмы. И конечно, сам дух Зоны, ее атмосфера. У нее даже как будто другое давление.

— Но при этом ты там «как дома»?

— Да. Очень противоречиво. Я, например, несу рюкзак здесь — он тяжелый, неуютно. Только заходишь в Зону, вырабатывается адреналин, эндорфины, и ты его тащишь в эйфории, даже не думая, что он тяжелый.

Но при этом будто небо само давит. Как только выходишь из Зоны, становится легче, как после какого-то огромного внутреннего напряжения — ты понимаешь, что сейчас тебя никто не схватит и ничего плохого не произойдет.

Я абсолютно уверен, что информационное поле Земли существует и оказывает влияние. Сколько там разрушенных связей людей со своей землей, сколько ужаса было испытано — все остается на месте, и ты невольно это через себя пропускаешь. Ни в одной промышленной заброшке такого не получишь ни черта.

В Зоне люди совершенно иначе себя проявляют. Поэтому я всегда стараюсь больше своих знакомых туда привлечь.

Сталкинг в массы

— Как ты относишься к закрытым сообществам сталкеров?

— Я их не понимаю. Считаю, что эта тема должна быть максимально развита и распространена. Не нелегальное проникновение, а информация об этом.

— Среди ваших ребят есть те, кто думают по-другому?

— Да. Те, кто называют себя «внефорумными». Они общаются с кучкой каких-то людей, нигде не выкладываются, скрываются. Я к таким не очень положительно отношусь, потому что у меня задача популяризовать движение и эту местность.

— А если хлынет народ?

— Такого не будет, потому что сейчас усиливается охрана. Силовикам поставляют новые джипы, ставят камеры, используют тепловизоры. Одного чела, который со мной ходил в 2013 году, с тепловизором поймали. Уже начинают использоваться дроны — будущее наступает, в том числе и там.

— В какой-то момент перекроют все пути?

— Я думаю, это время обязательно наступит. Если бы этой зоной занималась только Украина, ничего бы не было. Но сейчас за нее взялся Евросоюз, они профинансировали строительство нового укрытия, вкладывают туда деньги. А там, где деньги, усиленная охрана. Мы будем в любом случае находить методы проникновения, я туда хоть на вертолете готов.

— Тебя когда-нибудь ловили?

ПрипятьФото: из архива Юрия Томашевского

— Да. Я поехал с работниками станции на их электричке прямо к ЧАЭС. Самонадеянно поехал. И нас поймали, оштрафовали и вывезли. Мы сказали, что заехали не на той электричке не туда: электрички там ходят вообще без опознавательных знаков. Сказали, что ехали к бабушке в Белоруссию, а приехали к ЧАЭС. Но когда они стали перебирать наши вещи и обнаружили карты, дозиметры и все прочее, наша легенда, конечно, рассыпалась.

— Ты водишь в Зону группы желающих. Есть какой-то отбор?

— Беру только тех людей, которые мне симпатичны.

— Были случаи, когда группа подводила?

— Небольшие случаи неповиновения были, конечно, но так все достаточно урегулировано. Например, при переходе реки в октябре — холодная река, по пояс где-то — я парню говорю: «Тебе нужно раздеться догола и делать как я, переходить». А он: «Да нет, мне тут один насоветовал, нужно мешками обвязаться, сейчас я перейду».

В итоге это чучело перешло, заполнило все свои мешки водой холодной, всю обувь себе испортило, мне же еще пришлось делиться с ним одеждой. Мозгов как у ракушки! Я ему сказал, что еще одно непослушание, я тебя здесь оставлю.

— Какие правила у сообщества?

— Не мусорить где ни попадя и не разрушать объекты. Есть придурки, которые рушат что-то, сбрасывают унитазы [из окон]. Некоторые рисуют всякую похабщину. Таким образом пытаются самореализоваться. Мы это не поощряем.

Любовь

-— Расскажи о любимых воспоминаниях, связанных с Зоной.

— Мы залезли на «Дугу», и там в поле штук десять лошадей Пржевальского. Они такие рыженькие, красивенькие, это было здорово. А еще меня очень впечатлил лосиный гон: в конце сентября лоси начинают свой брачный период, ревут как медведи.

Кабанов видели, рысь слышали в Белорусской Зоне. Со мной были два парня. Когда я отлучился, они успели наклюкаться. Видимо выступили так против моего антиалкогольного закона. И когда они услышали рысь в 50 метрах позади себя, мгновенно протрезвели.

— А столкновения со зверем были?

— С лошадьми, потому что мы вторглись в их владения. Они паслись в лесу и в домах, в селе Черевач. Их вожак вышел и встал перед нами на дороге, а за его спиной все стадо убегало в поля.

Были и мистические случаи. Там действительно все как-то преображается от перенапряжения. В 2015 году я за одну ночь вернулся к периметру от Припяти — это очень быстро. Шел, мерз и в лесу услышал стон. Как будто старик какой-то стонет. В итоге я от этого стона, уставший и засыпающий, пробежал еще метров 500, хотя не мог уже идти в принципе. Что это было, непонятно, ничего подобного я никогда не слышал. Может, кто в капкан попал. Но стон реально человеческий, как будто старику сломали ногу, и вот он сидит и стонет. Это было стремно. А что-то совсем «мутантное» и какие-то аномалии я не встречал.

— А есть те, кто такое рассказывают?

— Есть такие лгунишки. Я с ними сразу прекращаю общение, потому что я знаю, что к чему, и общаюсь только с серьезными ребятами, которые за словами следят.

— Кстати, какой возрастной разброс у сталкеров?

Восстановленная сталкерами стела в ЗонеФото: из архива Юрия Томашевского

— От 16 и до… Тот, который в Припять 50 раз ходил, ему 45 лет, мне кажется.

— Твоя жена тоже сталкер?

— Нет. Может, даже я этому препятствую, оберегаю ее. Множество людей, которые слышали о моем увлечении, пытались всячески на меня надавить, подправить. Но эта связь тверже всех преград, слов, доводов. Это любовь к Зоне чистейшая — что бы ни происходило, все равно пытаться с ней взаимодействовать!

Был такой даже случай. Один знакомый парень, у которого как раз за 50 походов, пошел туда в крещенские морозы. И у него произошло несчастье: отморозил себе все десять пальцев на ногах. Он пошел туда в кроссовках, не подумав. Они порвались, снег забился, а он так и лег спать и утром пошел дальше. Прошел 80 километров и только на обратном пути он думает: «Что-то я ног не чувствую. Дай-ка посмотрю». Он мне потом скинул фотографию: все сине-черно-красное.

В итоге мне звонят из Киева ребята, говорят: «Мы его вывезли из больницы, ничего тут с ним сделать не могут, встречайте его в Москве». Я вызываю скорую, его везут в больницу и при таком сильнейшем обморожении ничего не делают, отпускают домой! А у него там некроз! К счастью, сухой. Потом срочно в другую больницу его, и ампутация всех пальцев. И он после этого все равно продолжает ходить в Зону. Вот это любовь! Конечно, это его оплошность, что он такое допустил.

— Твои любимые находки в Припяти?

— Тарелки с надписью «ЧАЭС» из столовой ЧАЭС. В лесу совершенно случайно на них набрел, никто такого не находил до меня. А в школах есть книги с печатью города Припять. Я оттуда странички уворовал. Очень классная вещь.

—  А что за кулон на тебе?

— Радиация. Такой личный талисман, с которым я несколько раз ходил.

***

После интервью Юрий Томашевский отправился в Припять воплощать свою новую идею: в городе-призраке группа неравнодушных восстановила стелу, которая частично была демонтирована в 2000-х. На вопрос, где же взяли огромные буквы «ЧАЭС» и как их доставили в Припять, сталкер сдержанно отвечает: «Сам сделал и дотащили».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!