Трудности перехода

Трансгендерные люди по-прежнему часто становятся жертвами стереотипов и фобий, возникающих в основном от незнания. В связи с этим «Такие дела» попросили транс-людей ответить на самые очевидные и в то же время неловкие вопросы. О спорах с врачами, выборе имени, принятии близких и поисках гениталий мечты на порносайтах рассказывают: Максим (37 лет, трансгендерный мужчина, пол, приписанный при рождении, — женский), Степан (28 лет, партнер Максима, трансгендерный мужчина, пол, приписанный при рождении, — женский) и Катя (36 лет, трансгендерная женщина, пол, приписанный при рождении, — мужской). Иллюстрации к этому материалу также сделали трансгендерные художники.

Гормональная терапия

Понятия «смена пола» не существует. Есть трансгендерный переход — это набор действий, которые человек предпринимает, чтобы приблизить внутреннее ощущение пола к внешнему. Переход может включать смену документов, прием гормональной терапии, изменения во внешности и одежде, одну или несколько операций на груди или гениталиях. Какой набор из этих действий выполнить, каждый решает самостоятельно. Многие начинают принимать гормональную терапию: для транс-женщин — эстроген, для транс-мужчин — тестостерон. После терапии их тела меняются, причем некоторые изменения сохраняются, даже если перестать принимать гормоны. Например, транс-мужчины могут забеременеть, если перестанут принимать тестостерон, а яичники не успели утратить свою функцию.

Степан: Из-за тестостерона появляются волосы на теле и на лице, пропадают месячные. Растут мышцы, голос становится ниже. Перераспределяется жир на теле, плечи и спина становятся шире. Нос отрастает, жир на лице тоже перераспределяется. Цвет лица меняется — становится краснее. Давление повышается. Меняется запах тела. У многих выпадают волосы на голове, у меня тоже, и я всячески с этим боролся.

Катя: На эстрогене, наоборот, становишься слабее. До перехода я занималась пауэрлифтингом, а после я, конечно, не могла столько поднять, как раньше. Рельефность мышц пропала, тело стало более плавным. Появился целлюлит! Цвет лица стал более бледным, зеленоватым, как у цисгендерных женщин. Вены на руках исчезли.

Степан: А у транс-мужчин, наоборот, вены появляются. Когда я начал переход, больше бороды и волос на теле я как раз ждал вен на руках. Подходил к зеркалу и проверял, достаточно ли они видны, и расстраивался. А потом случайно в автобусе сравнил свою руку и руку соседнего по поручню мужчины и понял, что вены у нас торчат одинаково, жутко обрадовался. Вот оно, счастье, наступило.

Максим: Когда начинаешь принимать тестостерон, вырастает маленький член. Универсального слова для этого органа нет, поэтому трансгендерные мужчины так его и называют. Есть всякие сленговые названия внутри сообщества типа «мини-член» и «наночлен».

Степан: Член начинает отрастать практически сразу, прямо с первого-второго укола. И у него бывает эрекция. Растет он где-то год, а потом перестает. Многие используют помпы и специальные тестостероновые кремы для роста — говорят, помогает. Кто-то его вообще оттягивает. Я всего этого не делал, мне и так нормально.

Максим: На тестостероне становишься спокойнее. До перехода меня часто метало во все стороны, что-то легко могло вывести из себя, обидеть. Меня это жутко расстраивало, казалось, эмоции контролируют меня, а не я их. А сейчас я осознаю их все, но они как бы не имеют такой интенсивности, как раньше. И это прекрасно.

Катя: Когда я начала переход, я научилась плакать. Раньше я просто не умела этого делать, жила в концепции «мужчины не плачут» и чувствовала два варианта: «нормально» или «бить морду». А тут открылся дивный новый мир эмоций: радость, эйфория, восторг, грусть, печаль, тоска, меланхолия, истерики, слезы. Сейчас я уже к этому привыкла, а поначалу прямо была в восторге от этого. Правда, это иногда мешает. Раньше, до перехода, мне нужно было сильно сдерживаться, чтобы не лезть в драку и не взрываться, а с приемом эстрогена, наоборот, пришлось сдерживаться, чтобы не расплакаться на совещаниях, не обижаться, не трястись. Еще я теперь по полтора часа могу болтать с подругами по телефону и обсуждать все подряд. Информации ноль, зато какой кайф!

Операции

Не существует и «операций по смене пола» — есть набор из нескольких операций на груди и гениталиях. Транс-мужчины могут делать мастэктомию (удаление молочных желез), гистерэктомию (удаление матки), овариэктомию (удаление яичников), аднексэктомию (удаление придатков матки), вагинэктомию (удаление влагалища) и фаллопластику (реконструкцию пениса). Транс-женщины могут делать пластику груди, вагинопластику или пенэктомию (удаление пениса). Что из этого выбрать, каждый человек решает сам.

Максим: Не все транс-мужчины удаляют матку и яичники. Но если есть риск онкологических заболеваний, тестостерон может их стимулировать, поэтому перед началом гормональной терапии рекомендуется пройти обследование. Мне было не принципиально, что у меня внутри, но как раз из-за онкорисков я все удалил. Большинство транс-мужчин, я в их числе, не делают фаллопластику — это сложная и дорогая операция в несколько этапов, и результат, мягко говоря, сомнительный: функционально член все равно не особо рабочий получается. Специальной помпой нужно надувать и сдувать, раз в несколько лет менять протезы. Раньше больше людей делали фаллопластику, потому что считалось, что переход должен обязательно состоять из всего набора: гормоны, мастэктомия, гениталии. Типа без этого ты не настоящий мужик. Сейчас люди более свободно подходят к вопросу.

Катя: Операцию делала в Таиланде, это стоило 10 тысяч долларов. Потом еще месяц я провела в клинике. Перед операцией мы с доктором обсуждали, как будет выглядеть моя вульва, и он сказал поискать в интернете желаемый вариант и прислать ему. Пришлось искать на порносайтах. Потом видела в своей больничной карте, как эта фотография там распечатана на листе А4, было очень смешно. Видимо, с этого и ваял. Сваял отлично, я была счастлива. В голом виде не отличишь, но главное — сохранились все ощущения. Это своего рода удача, потому что на чувствительность никто никогда не дает гарантию.

Чтобы ткани неовлагалища не заросли, нужно делать бужирование, то есть растягивать его. Сначала каждый день, сейчас, спустя полтора года, — раз в неделю. Но самое ужасное после операции в том, что месяца три надо было ходить с прокладками, пока заживают швы и мажешь всякими мазями. И это адский ад! Натирает, неудобно, все время съезжает, жуткая вещь — бедные женщины.

Имя

Единственное, что делают практически все трансгендерные люди, — меняют имя. Иногда и фамилию, и отчество, если они напоминают им о семье, где их не принимают. Большинство не называет вслух свое прошлое имя, потому что оно связано с тем гендером, с которым они себя не ассоциировали. Называть транс-человека старым именем — дэднейминг (от английского dead name — «мертвое имя») — считается некорректным. Как и говорить о человеке не в том роде, к которому он относит себя сам, — это называется мисгендеринг.

Максим: Для транс-человека каждое упоминание своего прошлого имени связано с травмой. Пример: представьте, что женщину в прошлом году изнасиловали. И каждый раз, когда вы о ней говорите, вы прибавляете фразу «изнасилованная в прошлом году»: «Лена, изнасилованная в прошлом году, пошла в магазин», «Лена, изнасилованная в прошлом году, завела собаку». Дэднейминг транс-людьми воспринимается именно так.

Катя: Мне всегда нравилось имя Катя, оно нравится мне во всех вариантах: Екатерина, Kate, Катя. Я выбрала его еще давно, когда регистрировалась на форуме кроссдрессеров. И уже до перехода внутри себя так называла.

Степан: Я выбрал себе мужское имя, поменял документы, а потом понял, что не могу ассоциировать себя с этим именем: оно мне не подходит, это не я. Я попросил всех знакомых больше не называть меня им, и какое-то время меня звали «наш безымянный друг». Потом я определился с именем Степан, снова поехал в родной город и по второму кругу поменял все документы.

Документы

Большинство транс-людей меняют документы, чтобы соответствовать своему полу и не сталкиваться с необходимостью что-то кому-то объяснять. Но некоторые не меняют.

Катя: Я не меняла документы и не собираюсь — в паспорте у меня мужское имя и мужской пол. Особых неудобств я не испытываю, хотя на таможне обычно придираются. В загранпаспорте у меня старая фотография, еще до перехода, при этом мои визы — летопись моего перехода: чем новее, тем женственнее в них фотографии. Мне часто говорят: «Это не ваш паспорт». Я отвечаю, что мой. Просят показать внутренний паспорт, я показываю — в нем я уже похожа на себя, и от меня отстают.

Максим: Мы со Степаном документы меняли, и, соответственно, проблем никаких с паспортом нет. У меня вообще ощущение, что в Пулково к транс-людям уже привыкли, нас же тут много. В Москве с этим сложнее.

Одежда и косметика

Максим: До перехода мне казалось, что вся женская одежда ужасна, а мужская — стильная. А после перехода наоборот: иногда захожу в женский отдел и завидую блесткам и стразам, а иногда и покупаю себе майки с розами.

Степан: После перехода мне иногда хотелось пользоваться косметикой, есть классные тени волшебных цветов. Но куда я пойду накрашенный — меня просто побьют. Что касается недекоративной косметики типа шампуня или крема, то почему-то мне перестала подходить женская. Это печально, потому что мужские средства дороже, и выбор их сильно меньше. Недавно я стал пользоваться кремом от морщин, потому что начал замечать, что кожа портится и я старею.

Катя: Еще до перехода я втайне от жены надевала ее платья и красилась, потом начала ходить в клубы. Был период, когда я покупала жене одежду и нижнее белье, — я знала все мерки вплоть до сантиметра и всегда точно попадала в размер. Тогда, внутри зная, что я покупаю одежду жене, мне было абсолютно спокойно ходить в женские отделы. Но пойти туда уже после перехода и выбирать одежду для себя было прямо страшно — такой парадокс. Но я быстро заново привыкла. Первые два года после перехода я одевалась очень женственно, даже на пляже красилась: заходила в воду и снова красилась, и так по несколько раз в день. Потом меня отпустило, и сейчас я все больше одеваюсь просто: джинсы, тушь, иногда каблуки. Ну и волосы всегда длинные.

Секс

У транс-людей не существует каких-то общих или универсальных сексуальных практик. Как и цисгендерные (люди, у которых совпадают пол, приписанный при рождении, тело и собственное восприятие. — Прим. ТД), они занимаются сексом с людьми разных гендеров и разными способами. Трансгендерные люди могут быть любой сексуальной ориентации. Она может остаться такой же, как и до перехода, а может меняться с течением жизни.

Катя: После операции секс стал офигенным. Свой первый оргазм я получила вообще на десятый день после операции, во время бужирования. Абсолютно случайно, в процедурной. Вошла медсестра, я вся пунцовая и часто дышу, она думала, что со мной что-то не так, еле убедила ее, что все нормально.

После перехода я себя ощущала как лесбиянка и меня привлекали женщины. Сейчас я себя вообще никак не называю. Для меня секс — это прежде всего про душу, про эмоциональную связь, мне истории на одну ночь не интересны. Получается, что раньше я была «нормальным мужиком», а сейчас стала дважды «извращенкой»: во-первых, транс-женщиной, во-вторых, лесбиянкой. При том что мне как нравились женщины, так и продолжают нравиться.

Максим: Когда начинаешь гормональную терапию — это как второй переходный возраст. Вроде ты уже взрослый тридцатилетний человек, с опытом и умом, а начинаешь вести себя как подросток. Меня, например, все время штормило, хотелось секса со всеми, что я, в общем, и делал. После перехода я стал выглядеть вполне маскулинно (мужественно. — Прим. ТД) и презентовал себя как гей, то есть знакомился и спал с мужчинами.

Степан: А я весь «новый пубертат» просидел на одном месте, не выходя из комнаты, и это уберегло меня от многих спонтанных решений. Сначала я думал, что я гетеросексуален: мне нравились девушки, чем женственнее, тем лучше. А потом, наверное на второй год гормональной терапии, что-то начало меняться, и в моей жизни появился Максим.

Бассейн, раздевалка, туалет

Трансгендерным людям непросто посещать эти и аналогичные места, так как их тела не всегда и не полностью соответствуют общепринятым стереотипам.

Максим: Многие трансмаскулинные люди носят пакеры. Пакер — это силиконовая имитация члена, которую вставляют в трусы. Его еще называют «обманка», но мне не очень нравится это слово, как будто мы кого-то обманываем, а он не для этого. Он для психологического комфорта, потому что многие испытывают дисфорию, то есть недовольны своим телом. Он также нужен, чтобы внешне соответствовать гендерной норме. Пакер носят в бассейн, на пляж и просто под одежду.

Обычный пакер — это просто силиконовая имитация, у меня такая. Есть pack and piss, через него можно писать стоя. Есть pack and play, он также играет роль секс-игрушки. Есть вообще pack and piss and play, то есть все в одном. И бывает еще realistic — они очень реалистичны, стоят бешеных денег и даже приклеиваются к коже. Я очень долго ходил с пакером и дома — дисфория по поводу своего тела была настолько сильна, что мне хотелось, чтобы он все время был. Потом перестал, мне стало все равно.

У нас в России есть умельцы, которые делают их на дому. Можно заказать из Европы, но это дорого. Можно из Америки, там сами пакеры дешевле, но доставка еще дороже. Когда кто-то из наших едет в Америку, все заказывают ему пакеры. Там они по 10—15 долларов и самые разнообразные, а у нас они по 6—7 тысяч. Потом этот человек везет чемодан х**в, и это всегда вызывает интерес на досмотре.

Степан: С пакером могут случаться разные казусы: если белье слишком свободное, он может провалиться через штанину, перевернуться или вообще уплыть куда-то вбок. Еще когда снимаешь трусы, он иногда предательски выпрыгивает. Это вообще моя фобия — что я в кабинке туалета буду снимать трусы, а он выпадет и укатится по полу в соседнюю кабинку или за ее пределы. И что тогда делать?

Мы когда-то ходили в один бассейн с очень условными перегородками в душевых. Поначалу было очень стремно: нужно было как-то извернуться, чтобы снять трусы, надеть плавки, вставить пакер и при этом еще полотенцем прикрыться. В общем, не хватало третьей руки. А потом мы поняли, что никто не смотрит. Просто поворачиваешься задом и моешься спокойно. Вообще, у окружающих нет привычки смотреть на гениталии друг друга — среди мужчин это не принято, а то вдруг подумают, что ты гей. Это сильно облегчает положение.

Максим: Другое дело, если это компания знакомых: там могут и смотреть, и мериться письками. Среди трансмаскулинных людей это вообще отдельное развлечение, особенно если все выпили, — сравнивать результаты мастэктомии и мериться тем, что отросло.

Врачи

Максим: Я всегда хожу по врачам по ОМС, это моя принципиальная позиция. Как-то меня направили в нейрохирургию, у меня была проблема с межпозвоночным диском, и перед операцией я им сразу рассказал про свою трансгендерность. Они были очень деликатны, отвели меня в самый дальний угол и начали говорить, что во время операции может возникнуть необходимость поставить мочевой катетер, и долго мялись, как бы спросить, как у меня там все устроено. Они еще и извинялись долго. Катетер, кстати, так и не поставили — испугались, видимо. Но это скорее исключение. Как-то я пришел в кожвендиспансер. Там разные кабинеты для мужчин и женщин, и меня, разумеется, отправили в мужской — по паспорту. Я объяснил венерологу свои телесные особенности, он сказал, что ничем помочь не может, и отправил меня в женский кабинет. Я сел в женскую очередь, вышла пожилая женщина-врач и начала меня выгонять. В итоге мы вместе пошли в мужской кабинет, и там они начали друг на друга орать. Он кричал: «Как я его приму, у него вагина, а у меня нет смотровой?!» А она ему в ответ: «А у меня там женщины раздеваются, как я его приму?!» Потом до них дошло, и они хором сказали: «О, направим его к Наталье Ивановне, у нее отдельная смотровая». Вдвоем на весь коридор говорили этой Наталье Ивановне про вагину и все такое. Потом хором охали, что за 35 лет такого не видели. Конечно, и не увидят — никто к ним не пойдет, пока они так принимают.

Катя: Я как-то пришла к урологу после перехода, вся такая в юбочке, но еще до операции. Начала ему говорить, что у меня болит пенис, и подробно описывать симптомы. Он долго на меня таращился, кивал, потом сказал раздеваться. Я сняла юбку, он надел перчатки, но когда увидел мой пенис, просто потерял дар речи. Он долго переводил глаза с меня на мои гениталии и назад, пока не пришел в себя.

Окружающие люди

Один из самых чувствительных аспектов транс-опыта — это отношение общества, близких и незнакомых людей. Стереотипы относительно мужской и женской роли транс-люди ощущают на себе даже сильнее, чем цисгендерные. Они также сталкиваются с сексизмом, различными формами сексуальных домогательств и насилия.   

Катя: Я всегда знала, что мы живем в мужском мире, но после перехода столкнулась с этим лично. При том что я живу открыто как транс-женщина, мне кажется, что я огребаю процентов 20 из того, что приходится терпеть цисгендерным женщинам. Однажды я шла поздно вечером с работы, остановилась машина, из нее вылез огромный мужик и начал лезть ко мне. Все обошлось, но меня где-то год трясло после этого.

Я до сих пор работаю там же, где и до перехода, и прямо на собственной шкуре ощутила контраст — настолько поменялось отношение. Даже при том, что у нас в компании гендерные стереотипы не в почете. То коллега не дает себя перебивать — мол, раз я женщина, должна сидеть и молча кивать. То идею сложнее продвигать — раньше достаточно было одного разговора, и мне говорили, мол, верю в тебя, дерзай. А сейчас то и дело слышу: «А ты все взвесила?», «А у тебя достаточно данных?», «Мне нужно подумать». Мои мозги не изменились, но стало сложнее. Отношение женщин тоже поменялось. До перехода, когда я презентовала проект и хотела конструктивной критики, женская часть коллег в основном кивала и соглашалась, добиться от них хоть слова поперек было невозможно. Сейчас они воспринимают меня как равную себе и легче включаются в обсуждение.

Максим: Мужской мир теперь на моей стороне. По работе мне часто приходится общаться с чиновниками и разными незнакомыми людьми, чтобы продвигать свои идеи или о чем-то с ними договариваться. И так как я выгляжу как «настоящий мужик», мужчины относятся ко мне серьезно, а женщины уважительно. Язык у меня хорошо подвешен, и в итоге я почти всегда добиваюсь своего. Я прекрасно осознаю свои привилегии как мужчины и осознанно ими пользуюсь для дела. Хотя, конечно, это сексизм, и да, я против него.

Катя: Я начала переход три года назад, на тот момент у меня была жена, девятилетний сын и годовалая дочь. Сын воспринял нормально. После моего перехода мы расстались с женой и я живу отдельно, но постоянно приезжаю к детям. Сын скучает по мне, и для него скорее это расстройство, нежели мой переход. Младшая, ей четыре, еще не особо понимает. Она знает, что есть мама и есть Катя и что Катя — это что-то родное. В процессе перехода, когда я уже выглядела женственно, сын часто на автомате называл меня папой. Потом я поговорила с ним, и мы решили, что на публике он будет называть меня Катей, чтобы не шокировать людей.

Максим: Как-то мы со Степаном поехали в гости к его родственникам, и вышло забавно. Несмотря на то что он с бородой и выглядит маскулинно, они по-прежнему называют его старым именем и обращаются к нему в женском роде. А тут я, крупный бородатый мужик. С одной стороны, если они воспринимают его как женщину, то должны были быть рады, что он привел в дом мужика. С другой — они видят, что перед ними сидят двое мужчин и они пара. Бедные, они никак не могли выбрать между гомофобией и трансфобией, обе вещи такие привлекательные.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!