Когда работу уличного художника Ромы Инка впервые уничтожили коммунальщики, он подумал: «Странная озабоченность». Теперь он уверен: любая реакция — это главное
Мы с Ромой встречаемся на Октябрьской площади. В Екатеринбурге это место зовут «Драмой» за драмтеатр, который находится рядом, и любят. «Если ты не тусуешься на “Драме”, значит, у тебя нет сердца» — так здесь говорят.
Здесь же восемь лет назад оставил свою первую работу уличный художник Рома Инк: «Это важное для меня место: я здесь много времени проводил, когда был подростком. Что делал? Да как все: пиво пил с друзьями, тусовался».
Начал с фразы «Sorry, God is temporarily unavailiable. Try to call back later», выполненной трафаретом. Трафареты Рома делал до 2016 года, пока не выбрал для себя новой площадкой гранитные шары на площади. Это привлекло к молодому уличному художнику и новую аудиторию — коммунальные службы: с тех пор они начали старательно закрашивать работы Ромы. Рекордное время, которое прошло с момента создания работы и до ее уничтожения, — четыре часа.
Рома Инк — высоченный бородатый парень тридцати лет в спортивных брюках и худи, под прямым козырьком кепки — уставший, недоверчивый, но внимательный взгляд. Он вырос в одном из самых опасных и криминальных районов Екатеринбурга — Уктусе.
Рома рос с мамой, а отца ему заменил суровый, но мастеровитый и заботливый дед. Мама Ромы Инка — художник-оформитель, именно она научила Рому рисовать: еще в школе он уже чутко воспринимал форму, цвета, тени и свет, пропорции. Но в художественную школу так и не пошел — семья жила скромно, и денег на занятия попросту не было. Дедушка Ромы делал багеты и рамы для картин: «Он часто брал меня в мастерскую, учил ремеслу. Когда я был подростком, меня это бесило: почему, мол, когда все гуляют, я должен тут торчать? Впрочем, периодами и интерес просыпался. А потом по новой бесило».
Дедушка и мама воспитывали в Роме вкус и учили его художественному языку, время от времени давая ремня — еще школьником Инк начал изрисовывать гаражи и стены. Резвого и хулиганистого пацана ставили коленками в горох и носом в угол; наказания работали, но недолго — вскоре на гаражах, стенах и партах обнаруживались новые Ромины теги [подписи уличных художников — их псевдонимы, ключевые для них слова, названия граффити-команд. — Прим. ТД] и надписи: «В голове тогда не было ничего. Мы писали оскорбления сверстникам, общались на стенах, восхваляли сетевые компьютерные движухи. Первые работы тоже были банальные: теги вроде bomber crew, graffiti cool и все в таком духе».
Рома ходил в музеи, театр, филармонию, а дома его ждал золотой век MTV, когда по телевизору наконец начали показывать клипы нахальных Wu-Tang Clan, Jedi Mind Tricks и других рэп-легионеров восточного побережья. Из них Рома с друзьями и узнал, что граффити — это целая культура: ролики пестрели буквами с тенями по краям и бликами в центре, нанесенными на обшарпанные стены районов, где родился андеграундный хип-хоп.
Рома и его друзья хотели перенести этот сценарий на Екатеринбург: воровали автоэмали для первых проб рисования аэрозолями, тегали вместе на гаражах, попадали за это в милицию. Но в осторожном со всем новым Уктусе к хип-хоп-культуре подходили со скепсисом. В особых случаях — с ножом или кастетом.
— Мы ходили в широких штанах, как рэперы из клипов, но главное тогда было не отхватить за это ******** (ударов. — Прим. ТД) от гопников. Они тогда носили с собой оружие — кто-то ходил с пистолетом. И если не дай бог не так посмотришь или скажешь что-то не так — готовься. Я с ними не дрался — меня просто били, — смеется Рома. — Там уже просто перестаешь пытаться ответить, только закрываешься, потому что отовсюду летит.
Псевдоним Ромы, как и он сам, менялся под влиянием увлечений. Первый — Пришелец: Рома смотрел «Секретные материалы». Когда вышел мультсериал «Футурама», Рома сменил ник на имя одного из персонажей — Бендер. Затем посмотрел фильмы про татуировщиков, которые назывались Miami Ink, Los Angeles Ink, и остановился на псевдониме Инк.
Тем временем в России начал распространяться интернет: он подключался через телефон и поселялся в трубке страшным треском. В поисковиках Рома с друзьями искали фотографии граффити Бронкса, Гарлема, Бруклина, работы зарубежных стрит-артистов.
В шестнадцать Рома все забросил и решил, что ему нужно «завести семью, встать на ноги». Пошел учиться в техникум, окончил его, устроился на работу, в 22 года у него уже были жена и дочь.
— Я долго жил в компромиссе с собой: думал, что мне вся эта стабильность нужна. Когда я ее обрел, то понял, что это вообще не мое — моя реализация не может быть в работе, которой мне приходилось зарабатывать на жизнь, — я монтировал наружную рекламу. Человек, когда идет на компромисс с жизнью, быстро становится несчастным.
Так в 2011 году Рома впервые рассказал близкому другу о том, что хочет с головой уйти в стрит-арт, и, не зная никого из тусовки уличных художников Екатеринбурга, в которой уже зашуршали имена Тимы Ради, Славы ПТРК и других, стал делать первые трафареты. Однажды ночью друг помогал Роме нанести трафарет, но их сразу же поймала полиция и чуть не залила краской из баллончиков парням глаза, вспоминает Инк. Друг сказал: «Ну тебя нафиг» — и больше с Ромой рисовать не ходил.
— Я жил наивными идеями о добром, вечном и бесплатном: мне хотелось создавать что-то, что было бы для всех. Ты ведь не можешь пойти в музей, театр, кино бесплатно — только если не входишь в ограниченное число тех, кого туда приглашают просто так, — объясняет Рома. — Мне хотелось, чтобы в городе были объекты, которые могли заставить человека о чем-то задуматься, но бесплатно.
Сейчас для Ромы это не только свободное творчество и возможность заработка, но и «система отношений, из которой вырастают разные формы взаимодействия с городом, с властью».
Непростые отношения с городом у Ромы складываются три года — с тех пор, как он выкрасил один из гранитных шаров на площади под покебол [красно-белое техногеничное «яйцо», из которого появлялись покемоны. — Прим. ТД] из популярной тогда игры Pokemon Go!
— Мы просто болтали с друзьями и шутили про эту игру, кто-то между делом сказал, что было бы прикольно шар покрасить под покебол. Когда он появился, о нем написали в местных СМИ, и Евгений Ройзман [в 2016 году — глава Екатеринбурга. — Прим. ТД] сказал, что работа хорошая и можно ее оставить. На следующий день ее не стало, — смеется Инк. — Мы с друзьями тогда нарисовали на двух шарах покемонов: грустного Пикачу и Псидака — он похож на уточку, тормозной такой. Это был наш ответ тем, кто смыл первую работу.
Кто давал эти указания и кто смывал — неизвестно, но спустя некоторое время с шара исчез и Псидак. Рома тогда назвал происходящее странной озабоченностью: «Хотя вся площадь у театра драмы изрисована безликими тегами, матерными словами и яркими граффити. Вокруг было много шума. Тут и собрание любителей Pokemon Go!, организованное молодежным парламентом, тут и капээрэфщики, решившие пикетировать это собрание, тут и портрет Сталина кроссом на работу и “всевидящее око”».
А вот Пикачу почему-то остался и продержался целый год. О нем позаботился город: зимовал он в шапочке, которую связали специально для него, а грустная мордочка персонажа стала символом тоскливой уральской зимы. Но потом исчез и он. Рома нашел помощников и вновь восстановил объекты.
«[Пикачу] с грустью и слезами на глазах смотрит на правительство и как будто бы спрашивает: за что? — написал Рома. — Чем плохи были покеболы, привлекшие внимание к городу в позитивном ключе? За что? За что? За что? <…> [Второй] покемон, до которого очень ме-е-е-е-едленно все доходит. И он, собственно, не понимает, что происходит вообще и, видимо, где он оказался, и показывает другую сторону власти, которая иногда без разбора готова уничтожить все, что не соответствует рамкам и не вписывается в нормы, а также довольно медленно порой реагирует на какие-либо изменения».
Мы с Ромой сидим напротив заброшенного приборостроительного завода. На нем мерцает большая надпись: «Кто мы? Откуда? Куда мы идем?» — работа Тимы Ради. Скоро завод снесут, а на его месте построят храм.
На гранитных шарах на «Драме» пусто уже сейчас: последнюю Ромину работу — эмодзи «Бесенок» — вновь стерли коммунальщики, как и предыдущего — ехидного, который был про выборы в местную Думу и обещания политиков. Фиолетового дьявола Рома нарисовал недавно как рифму к стикерам Ради «Город бесов», которые заполонили весь Екатеринбург. Все это — про протесты в сквере у «Драмы», когда город защищал его от строительства храма. Тогда же, еще в мае, Рома нарисовал на одной из стен у «Драмы» надгробие с надписью: «Свобода собраний» — ее стерли спустя рекордные четыре часа.
— Иногда я впадаю в паранойю, что только мои работы стирают, — улыбается Рома. — Но я понимаю, что это не так. Любая реакция на работы стрит-артиста — главный фидбэк. Плохо, когда его нет. Когда закрашивают, это нормально — как листопад осенью. Мне не нравится только, что какие-то работы стирают, а какие-то нет — в этом есть непоследовательность. Ну и краску не колеруют перед тем, как закрасить, — не попадают в тон стены, и получается некрасиво.
Сейчас в Екатеринбурге почти не осталось Роминых работ — их все стерли. В планах у него новые, масштабные, которые, скорее всего, ждет та же участь. И художник даже знает, как хотел бы встретить их гибель.
— Мне хотелось бы, чтобы уничтожение моей работы само стало перформансом: чтобы приехали камеры, пескоструйный аппарат (который мощной струей из песка счищает с поверхностей краску, штукатурку и другие отделочные материалы. — Прим. ТД) перед запуском украсили, человек в смокинге перерезал красную ленту, а потом машина взяла бы и уничтожила работу.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»