В меру злая Неунывалова

Имя в честь инспектора

О своем рождении Ира говорит откровенно, со смешком добавляя: «Весь Красноярский край тогда гудел».

У Иры три брата и две сестры; все старше ее, но кто на сколько — Ира точно не знает. Беременная ею мать, попрошайничая вместе с детьми, ездила с одной железнодорожной станции Красноярского края на другую. Схватки у женщины начались прямо на вокзале, ее и детей отвезли в больницу, но оттуда она почти сразу сбежала. Добралась до заброшенного холодного барака на станции Кача, где и родила. Роды помогал принять один из сыновей. А через неделю мать, взяв с собой только старших, снова ушла. Оставшуюся в одиночестве новорожденную девочку спасло то, что она громко кричала, по крикам несколько дней спустя жители поселка и обнаружили Иру. Впрочем, имени у нее тогда не было, назвали брошенку в честь женщины-инспектора по делам несовершеннолетних, которая приехала за ней туда, в барак.

Позже нашли мать и остальных детей. У всех, в том числе у крошечной Иры, были следы жестокого обращения — ушибы, порезы. После лечения Ира попала в дом малютки, а потом — в детский дом.

«Люди, которые присутствовали»

Иру и всех ее братьев и сестер разделили сразу, определив в разные детские дома Красноярска. О том, что было в ее детском доме, Ира рассказывает скупо, хотя помнит все хорошо — и тех «старшаков», взрослых воспитанников, что били младших, и то, как били.

Помнит и воспитателей — людей, которые, как она говорит, «не то что воспитывали, но присутствовали». О них она рассказывает совсем мало, подробно вспоминает лишь несколько историй. Одна — про бананы.

«Я в детском доме никогда не ела бананы. Хотя всегда их любила. Воспитатели иногда забирали нашу еду, когда ты сильно опоздаешь, например. Я как-то пришла на ужин, там давали бананы, и оказалось, что воспитательница съела мой банан. Она стала кричать на меня, мол, я сама виновата. Я ей сказала, просто чтоб она не орала, что я не люблю бананы. И они всегда потом ели мои бананы».

Ире ненадолго повезло, когда ее нашел Виталя, один из старших братьев, поступивший в техникум и начавший самостоятельную жизнь. Он навещал сестру, приносил вкусное, защищал от «старшаков» — до тех пор, пока не попал в тюрьму. Ира увиделась с ним только через семь лет, к тому времени он успел отсидеть уже дважды. За что — Ира не знает и не хочет знать, жестко оставляя вне поля зрения все, что может помешать ей двигаться вперед: подальше от холодного барака, детского дома, от коррекционного класса.

Не по короткому пути

Когда Ира училась во втором классе, специалисты психолого-медико-педагогической комиссии за пять минут определили, что она «не потянет» общеобразовательную программу, написали в карте «ограниченные возможности здоровья VIII категории» и резюме: коррекционный класс.

«Коррекция, восьмой вид — это знаете что? Это ты не можешь права получить, парни в армию не могут пойти, ты даже не можешь быть свидетелем на суде», — перечисляет Ира. Путь до ужаса ясный и очень-очень короткий. Ира знала многих, кто по нему прошел до конца: «Вот у них диагноз, они недееспособные. Их после детского дома определяют в интернаты, они там живут до конца. Умирают. И их хоронят. И ничего у них не бывает — ни семьи, ни работы, ни другой жизни».

Когда Иру спрашиваешь, что помогло ей вырваться в «другую жизнь», она снова усмехается: «Злость».

«То, чего хочу я»

Ира начала мечтать об общеобразовательной школе: «Чтобы заниматься тем, чем хочу я, а не тем, что дают. Знаете, какой выбор был в техникуме, куда мы все шли после коррекции? Например, профессия штукатура-маляра. Или швейки. Карьера на стройке — вот все, что нам предлагали. Лично я училась по профессии “кухонный работник”. Посуду мыть».

Когда ей исполнилось 16, Ира сумела «снять коррекцию» — добиться снятия диагноза. Об этом, оживляясь, рассказывает подробно: как долго в одиночку ходила по специалистам, как проходила тесты, как часами ждала главврача, который должен был принять окончательное решение, как до дрожи пугалась коридоров поликлиники — так вышло, что это была та же самая поликлиника, где диагноз восемь лет назад ставили, даже кабинеты, где принимали важнейшие в ее жизни решения, были рядом, через две двери.

Возникла и другая сложность: согласно законам, ребенок-сирота, обучавшийся по коррекционной программе, после этого имеет право получить лишь одно среднее специальное образование. Со свидетельством об окончании техникума дорога куда бы то ни было еще закрыта. Поэтому Ире нужно было не только «снять коррекцию», но и уйти из техникума и найти обычную школу, куда ее приняли бы и где она смогла бы получить аттестат.

Уйти из техникума означало лишиться стипендии и положенных выпускникам «подъемных», но Иру не остановило и это. Она пошла работать на автомойку, параллельно ходила из школы в школу и наконец нашла: вечернюю школу за городом, директор которой согласился зачислить выпускницу коррекционного класса, несмотря на то, что официальный набор уже закончился.

Шанс на мечту

В 2017 году в жизни Иры появился «Шанс» — программа благотворительного фонда «Арифметика добра», в которой дети-сироты занимаются с квалифицированными репетиторами по школьным предметам.

Уровень знаний выпускника девятого класса коррекционки приблизительно соответствует уровню шестиклассника в обычной школе — Ире нужно было нагнать очень много, чтобы успешно сдать ЕГЭ. Русский язык, математика, английский язык — этими предметами она занималась с репетиторами. Правда, полюбить английский так и не удалось. Ира недовольно бурчит: «Для меня английский — это насилие. Я с таким отвращением картавила слова во время уроков. Ну и пусть в аттестате будет тройка. Для вуза нужны другие предметы».

Вуз — новая Ирина цель. Первым шагом к ней стал переезд в Москву, с этим снова помогла «Арифметика добра». В Москве Ира учится в колледже, совмещая с учебой в красноярской вечерней школе и продолжающимися занятиями с репетиторами «Шанса» — уже по пяти предметам.

По ночам учит билеты и ждет, когда определят даты ЕГЭ, тогда она сможет съездить в Красноярск, сдать экзамены, получить аттестат, а потом поступить в выбранный вуз: в университет МВД России имени Кикотя на факультет психологии служебной деятельности органов внутренних дел. «Там есть два направления: первое — изучение психологии самих работников органов, а другое — анализ поведения и психологического портрета преступника. Я выбрала, естественно, второе», — привычно усмехаясь, говорит Ира.

Когда ты не одна

Еще Ира мечтает когда-нибудь уехать в Чехию, выучить чешский язык и играть в футбол за одну их чешских женских команд. Загранпаспорт уже сделан. «Мне имя и фамилия мои не нравятся. Я даже хотела их поменять, когда вырасту, но сейчас подожду с этим — а то ведь загран придется менять». На вопрос о новых имени и фамилии Ира заливисто смеется: «Имя? Ну Юлиана мне нравится. А фамилия? Неунывалова!»

Немного погодя говорит уже серьезно: «Когда ты один — это клеймо. Ты списанный. Будущего нет. Если только ты не будешь в меру агрессивным и злым — и очень, очень сильным».

ИраФото: Владимир Аверин для ТД

Ире повезло — она оказалась очень сильной: выжила в холодном бараке, не сломалась в детском доме и коррекционном классе, избежала зависимости от наркотиков и алкоголя, частых спутников выпускников детских домов. А еще Ире повезло встретить врача, консультировавшего ее при снятии диагноза, директора ее вечерней школы, сотрудников фонда «Арифметика добра» и программы «Шанс» — всех тех людей, которые помогают направлять эту удивительную жизненную силу на созидание, мечту, будущее. Давайте поможем им помогать! Оформите ежемесячное пожертвование на любую посильную сумму — пусть это будет 100, 200 или 300 рублей. С вашей помощью фонд сможет оплатить работу преподавателей, проводить тренинги по профориентации и продолжит выводить на новую дорогу детей-сирот из российских регионов. Спасибо.

Мы рассказываем о различных фондах, которые работают и помогают в Москве, но московский опыт может быть полезен и использован в других регионах страны.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!