Полине 22 года, и она «соло-мама». Она не ожидала, что останется одна с новорожденной дочерью, и была совсем не готова к такому образу жизни. Но сейчас Полина ни о чем не жалеет и выступает в защиту других матерей, которые остались одни
«Неудачница», «брошенка», «женщина с прицепом» — чаще всего слышат одинокие матери. Быть одной с ребенком заведомо считается чем-то плохим: женщина остается один на один с давлением окружающих, ее заставляют оправдываться. Многие стыдятся своего положения и начинают ненавидеть себя.
«Неполная семья» считается неполноценной. Везде пропагандируется только одна модель семьи: мама, папа и ребенок. Они всегда счастливые, у них не бывает проблем. А если семья отклоняется от этого идеального образа — это провал. Идея «соло-мамы» в том, что может быть и по-другому.
Полина и ЕваФото: Мария Гельман/VII Agency для ТДОколо 5 миллионов из 17 миллионов российских семей — это семьи с одинокими матерями. Обычная реакция на «мать-одиночку» — «слава богу, это не со мной произошло». Многие мамы устали от уничижающего определения «мать-одиночка», которое звучит постыдно и будто бы сразу говорит о безысходности, отчаянии и страдании. Поэтому известная блогерка и молодая мама Зап вместе с подписчиками придумала термин «соло-мама». Зап много рассказывала о своем опыте разным изданиям, и термин становился все более популярным. Соло-мама — не значит одинокая, ведь у мамы с ребенком уже есть семья, где много любви, счастья и заботы. Она может этим гордиться и получать удовольствие.
Полина познакомилась с Джейкобом, будущим отцом ребенка, в Санкт-Петербурге. Он приехал из Америки и работал преподавателем английского языка. Они начали встречаться и полюбили друг друга.
«Гинекологи говорили, что мне будет крайне тяжело забеременеть, и я не особо уделяла внимание контрацепции. Мне было как-то все равно. В стране нет сексуального просвещения, и это тоже повлияло. Я была в шоке от самой себя — насколько я об этом не заботилась».
В этот период Полина каждый день принимала около шести таблеток от эпилепсии и две от тревожного расстройства. Вскоре у нее прекратились активные вспышки, и Полина отказалась от таблеток.
«Помнится, я прыгала с тарзанки с криками: “Я сейчас рожу!” Это комично. Я не знала, что беременна уже третий месяц. Отношения с парнем тогда стали портиться. Теперь я понимаю, что гормоны влияли на мою эмоциональность. Я часто раздражалась, но списывала это на то, что прекратила принимать таблетки. Иногда у меня не было месячных полгода, поэтому я не волновалась на этот счет. Такая у меня особенность организма. Однажды у меня заболел желудок, и я пошла к гастроэнтерологу. Врач направила меня на УЗИ, и даже тогда я не задумалась, что это связано с беременностью».
В октябре 2018 года врач сообщил Полине: «Поздравляю, у вас 16 недель».
«У меня мир ушел из-под ног. Я поворачиваю голову и вижу на экране голову, шею, туловище, ноги, руки. Я заплакала и не понимала, что происходит. Выпила залпом два стакана воды. Я отрицала и пыталась узнать, что можно с этим сделать. Но срок был большой. Врач спросила, распечатать ли мне фотографию, но в тот момент я хотела только аборт».
Первая реакция Джейкоба по телефону: «Мы можем с этим что-то сделать?» Полина поняла, что он не хочет ребенка. Она еще не знала, что делать, и боялась, что таблетки, которые она принимала в первые месяцы, могли повлиять на плод.
Потом оказалось, что срок был 13 недель, а не 16. В любом случае, по медицинским показаниям аборт можно делать до 21-й недели. «Я не была готова к другой жизни и не хотела детей. Я всегда думала, что в случае незапланированной беременности смогу легко сделать аборт. Но когда я увидела на экране мини-человека, во мне все поменялось».
Джейкоб представлял их с Полиной родителями, но считал, что им рано заводить детей. Он не понимал, что возможный аборт — это большой риск для физического и ментального здоровья Полины.
Девушка оставила ребенка. В семье решение дочери изначально поддержала только мама — со стороны близких Полина встречала в основном давление и агрессию. «Мама была рада ребенку, но отец наоборот. Он много помогал мне в жизни, но отношения с ним бывают очень сложными. В итоге мама тоже перешла на сторону отца и под его влиянием писала, что я никому не буду нужна с ребенком, что мои друзья меня бросят, что я не справлюсь. Друзья были готовы поддержать меня в любом решении, но думаю, изначально они тоже были за аборт. Я так чувствовала, но мне хотелось поддержки в решении рожать».
С Джейкобом Полина общалась все меньше. Он был в депрессивном состоянии. На четвертом месяце беременности Джейкоб написал ей сообщение: «I am on my way to airport».
Полина не ожидала, что парень бросит ее и уедет домой, в Америку. Она почувствовала себя одинокой и потерянной и ничего не ответила Джейкобу.
«Я осталась одна. Я таскала тяжелые пакеты и бутылки воды и плакала. Мне было тяжело. Я не понимала, что мне делать, кто я и куда иду. От родителей не было поддержки, партнер бросил — казалось, что весь мир разрушился».
О роддоме в Нижневартовске Полина помнит только два положительных момента: когда ей впервые показали дочь Еву и когда их выписали.
«Было такое ощущение, что я прихожу в роддом каждый день и поэтому я должна все знать. Мне никто не говорил, что надо бриться. В американских и австралийских роддомах женщин не заставляют бриться перед родами. Медсестра взяла станок и без мыла начала меня брить. Это было больно. Я ее остановила и закончила сама. Когда мне делали клизму и было некомфортно, медсестра мне грубо сказала: “Наколки бить не больно, а клизму не можешь?” Было ощущение, будто я рожала не в первый раз, а в сотый».
Полине делали кесарево сечение под общим наркозом. После родов Полина первым делом очень хотела увидеть ребенка. На ее первое «привет» Ева сразу же ответила, открыв один глаз. Теперь для Полины это один из самых важных моментов в жизни.
Первые четыре месяца Полина отходила от шока и принимала новую жизнь. Поначалу из-за болей в животе она не могла даже ходить в туалет, но должна была сразу ухаживать за ребенком. Чувства вины и тревоги шли фоном. Еще до родов Полина читала разные форумы — и ей казалось, что она уже плохая мать и все делает не так.
Когда у Полины начались проблемы с кормлением, медсестра больно давила ей на грудь, доводила до слез некорректными вопросами и советами. Полина постоянно испытывала стресс, ей казалось, что все вокруг только осуждают и обесценивают ее чувства. Еще в больнице всегда спрашивали про мужа — будто не подразумевается, что его может не быть.
Наконец Полина выписалась из больницы и уехала к родителям. Но дома появились другие проблемы. «Есть множество материалов о том, как это круто — кормить грудью. Но у меня дико болела грудь, дочь недоедала, и мне было понятно, что нужно переходить на смешанное питание, — говорит Полина. — Только врач смогла убедить родителей, что надо давать еще и смесь ребенку. Я много раз об этом говорила, но меня никто не слушал и все пытались навязать свой опыт».
Когда Еве исполнилось четыре месяца, Полина с родителями вернулась в Питер из Нижневартовска. Через какое-то время она осталась одна с ребенком. Началась ее новая жизнь.
Образ «хорошей мамы» культивируется повсюду и вызывает чувство вины и тревогу за все. Многие мамы боятся говорить про свои чувства и эмоции, о том, что они устают и им нужна помощь, или о том, что иногда просто хочется закрыться в ванной и пореветь. Полина говорит, что материнство оказалось для нее самой токсичной средой.
«Образ хорошей мамы в нашем обществе похож на Бри Ван де Камп из “Отчаянных домохозяек”: всегда чистый дом, все накормлены, мама всегда в ресурсе и улыбается. Я не вписываюсь в этот образ. Я живу одна с дочкой, у меня нет высокооплачиваемой работы и высшего образования, я в татуировках, в свободное от материнства время я хожу в бары или на свидания, я не люблю гулять с дочкой на детских площадках, вместо песни “Чунга-Чанга” Ева танцует под Kedr Livanskiy, а вместо сказки “Теремок” я читаю ей поэзию Андрея Лысикова. Я такая мама, и это не плохо. Но парадокс в том, что, сколько ни старайся, ты всегда недостаточно хороший. Не важно, готовишь ли ты блинчики с бананом каждое утро своему ребенку или заказываешь доставку готовой еды, потому что устала. Общество всегда найдет, к чему придраться».
Для Полины оказалось, что материнство — это еще и про постоянную борьбу за себя и свои личные границы. Когда становишься мамой, всем резко есть дело до твоей жизни с ребенком. Полина постоянно сталкивается с непрошеными советами, гендерными стереотипами в воспитании ребенка, мизогинией и многим другим.
«Люди часто дают непрошеные советы. Чем я должна кормить, как я должна воспитывать, где должна гулять и другое. Недавно к моей сестре, которая стояла с ребенком и ждала меня из магазина, подошел мужчина и объяснял, как надо стоять с коляской. Или, когда Ева плакала, моя мама ей сказала: “Хорошие девочки не плачут”, — и мне пришлось снова объяснять, что дочь не должна быть всегда удобной. Я не понимаю, почему все лезут в мою жизнь».
Соло-мамой быть непросто. Каждый день как «День сурка»: убираешь, готовишь, следишь за ребенком. Нужно постоянно все держать в голове — не с кем разделить ответственность, на личную жизнь и досуг не остается времени. Полина научилась просить помощи и старается раз в неделю проводить время без ребенка. Это помогает ей восстановиться.
«Хотя бы раз в неделю я стараюсь просить друзей и подруг посидеть с Евой вечером-ночью. Когда она спит, я могу сходить куда-нибудь. Я люблю бары и люблю танцевать, мне это все очень помогает. А еще очень помогает психотерапия, на которой я уже четыре месяца».
Полина говорит, что они с Евой вместе растут и работают над собой. Она старается объяснять дочке все ее чувства и эмоции — например, почему она заплакала или почему сейчас ей грустно. Даже если придется сказать сто раз. Мама любит Еву и принимает такой, какая она есть.
Полина ходит на психотерапию и работает над разными травмами из своего детства. Она хочет, чтобы дочь выросла уверенной, умела выбирать, не росла в насилии.
«Ненасилие в воспитании для меня важная вещь. Родители часто считают нормой подзатыльники или шлепки — я постоянно вижу, как кричат на детей, бьют их публично за мелочи. И это страшно. Многие мамы не понимают, как восстанавливать свои ресурсы, чтобы не срываться на детях. Когда я понимаю, что выхожу из себя, то ухожу в другую комнату. Ребенок не виноват, он еще не знает своих эмоций и чувств, и моя задача как родительницы объяснить это, а не наказывать. Иногда важно и показать, что у мамы есть разные эмоции, это не happy face 24 на 7. Когда я плакала при Еве, она подходила и обнимала меня».
Полина развивает Еву как билингва. Она считает, что язык — важная часть нашей жизни. Полина стала общаться с Джейкобом снова, и он благодарит ее, что она показывает ему ребенка. Она хотела бы, чтобы дочь смогла общаться на английском с ее биологическим отцом. Джейкоб помогает финансово и высылает средства на ребенка.
«Он меня спрашивает, смогли бы мы жить как нормальная семья сейчас? Я понимаю, что не смогу забыть, как преодолевала все трудности одна. Когда мне нужна была поддержка, его не было рядом. Спасибо ему, что поддерживает финансово, но родительство — это не только про бабки».
У всех разный опыт и трудности еще не делают кого-то плохой матерью, говорит Полина. Она уверена, что самое важное — научиться слушать себя и не обесценивать свое состояние, просить помощи у близких, не бояться плакать и обращаться к психотерапевту.
«Соло-материнство — это не только когда у тебя нет партнера, но и когда твой партнер не помогает тебе. Очень часто муж не участвует в роли отца и лишь зарабатывает деньги. Мне кажется, это еще тяжелее: ты рассчитываешь на партнера, но помощи нет. Или выступаешь в роли будильника: постоянно напоминаешь человеку, что надо сделать. Эти надежда и незаинтересованность партнера убивают».
Полина говорит, что иногда ей бывает очень тяжело: сил не остается даже на то, чтобы поплакать. Но все-таки сейчас ей намного легче, чем когда Еве было семь — восемь месяцев: дочка становится более самостоятельной и может сама себя развлечь. По вечерам у Полины даже есть время подработать на фрилансе. Этой осенью она собирается съездить с Евой на море, а в будущем хочет найти хорошую работу, чтобы иметь возможность путешествовать и показать Еве мир.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»