Восемнадцатилетний Никита сейчас мог бы сидеть в тюрьме или, как три его дяди, лежать в земле. Жестоко? Да. Но подарить свою жизнь наркотикам — в разы жестче. Поэтому хорошо, что Никита сейчас на своем месте — в Центре святителя Василия Великого
Первый раз я вижу Никиту, когда он моет тряпкой лестницу. Обычную старую лестницу в обычной старой парадной (тут сразу понятно, что дело происходит в Петербурге). Всю парадную занимает Центр социальной адаптации святителя Василия Великого. Пока мой будущий собеседник заканчивает с генеральной уборкой, обязательной для всех воспитанников, воспитатель показывает мне несколько чистых уютных комнат с двухъярусными кроватями и гончарную мастерскую — здесь ребята делают глиняную посуду. После экскурсии я возвращаюсь в кафе «Просто» (место не только для отдыха, встреч и лекций — тут воспитанники учатся работе бариста), где провожу почти два часа за разговором с Никитой. Он напоминает то допрос следователя, то сеанс психотерапии, иногда разговор ребенка со взрослым, иногда треп двух ровесников.
Только в самом конце нашей встречи Никита вдруг признается, что у него было тяжелое детство, и расскажет о трех братьях его матери. Все они употребляли героин, все они мертвы. Но об этом я еще не знаю. Поэтому начинаю с простого вопроса:
— Как ты сюда попал?
— Статья два-два-восемь, часть первая, — Никита смущенно улыбается и не смотрит в глаза.
Статья, по которой судят Никиту, — незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств в особо крупном размере. Никиту взяли с 0,3 грамма мефедрона, для такого тяжелого наркотика вес меньше грамма — уже особо крупный размер. Дело еще рассматривают в суде, приговор должны вынести до конца осени.
Пытаюсь узнать подробности. Никита коротко отвечает, что его попросили передать кому-то мефедрон.
— А зачем согласился?
— Глупость была. Мы с другом были у него дома, пришел человек, я ему все передал, и он ушел. А минут через 15 в дверь постучали, залетели опера. На пол нас повалили, наручники надели, избили нормально. Это «стуканул» тот, кому я передал. Его ж поймали, ему свою попу надо было вытаскивать. Когда тебя ловят, то говорят: «“Закупай” другого человека». И он «закупил» меня.
— Тебе тоже предлагали кого-то «закупить»?
— Да, но я дурачком прикинулся. Вообще, я плохо отношусь к полиции.
Тут мне кажется важным сделать небольшую ремарку. Никита действительно говорит «попа», а не «жопа» и не называет полицейских «ментами» или «мусорами». Хотя, может быть, это вежливость ради интервью.
С наркотиками Никита познакомился в 16 лет.
— Почему начал?
— Не знаю. Мне казалось, это круто. Наверное.
— За компанию с друзьями принимал?
— Тяжело рассказывать, долго.
— Я не тороплюсь.
И рассказывает, как друг в колледже предложил покурить гашиш. С него все и началось. Потом был амфетамин, следом — еще более тяжелый мефедрон, с которым Никиту и поймали.
— В каком колледже ты учился?
— «Краснодеревец», в Купчино.
— Купчино считается самым наркоманским районом Петербурга.
— Так и есть. Девушка моя бывшая из Купчино. Мы с ней вместе начали курить «соль» — тяжелый наркотик. Не буду говорить, что начал принимать из-за девушки. Если бы я сам не хотел, не начал бы. Просто она уговорила меня попробовать «соль», неделю сидела на ушах. И уговорила.
В начальной школе Никита был отличником. С пятого класса стал прогуливать. У отчима двухкомнатная квартира, в одной комнате он и мама Никиты, в другой — мама отчима, которой 95 лет. Места для Никиты не осталось. И в 14 лет он переехал к бабушке. Тогда же стал общаться с двоюродным братом («Он старше на два года, у него тоже 228-я статья») — и «крышу снесло».
Никита принимал много и часто. Мог курить «соль» десять суток подряд. А значит, десять суток не есть и не спать. «На пятые сутки голова отключается. Я разговаривал сам с собой, ходил весь грязный, похудел килограммов на 15, — описывает Никита, и сложно представить его таким на месте опрятного парня в яркой рубашке и отглаженных брюках, что сидит напротив меня. — Мама уже тогда что-то заподозрила, спрашивала, что со мной, говорила, что я изменился, раньше красивым был. А я отмахивался, мол, “все нормально, мам”».
Скрывать прием наркотиков от мамы и бабушки парню удавалось на протяжении года. Мама узнала, когда приехала утром в гости и нашла «всякие странные пакетики», фольгу. Никита говорит, что накануне отрубился и все «улики» были раскиданы кругом. Маме даже искать не пришлось. Она только спросила: «Что ты натворил?»
После этого отношения с мамой испортились, она перестала спонсировать сына. И ученик колледжа пошел работать в автосервис и на мойку. Чинить машины научился сам. Первую «боевую классику» купил в 14 лет на мамины деньги. Гонял по Питеру без прав и не всегда трезвый.
В колледж Никита поступил после девятого класса, отучился один год из двух и ушел.
— Из-за наркотиков не мог учиться?
— Не мог даже ходить. У меня ноги чуть не отказали, было плохо очень. Два раза чуть не умер. Курил дома со своей девушкой. Отрубился и секунд через 15 включился обратно. Сердце отключилось вообще. Короче, мог умереть.
Девушка, первая большая любовь Никиты, с которой он встречался полтора года, ушла от него. «Очень тяжело после расставания было, — признается Никита. — Приезжал к маме в слезах. Она меня поддерживала, отчим тоже. Говорили мне, что все будет хорошо, а я не верил. Готов был умереть». И, в очередной раз покурив «соли», действительно чуть не умер: сердце остановилось снова. А потом, как в песне, «отдышалось немного и снова пошло». Месяца через три-четыре девушку ту Никита успешно забыл. Сейчас о ней напоминает только татуировка на левой руке: «Это пандочка, я ее сам себе набил для бывшей».
— А после первой остановки сердца не звякнуло в голове, что пора завязывать?
— Не. Это же «соль». От нее зависимость очень сильная. Это как героин. Подсесть можно уже с первого раза. Когда пробовал, я об этом не знал. Только потом уже понял. Но все равно отрицал, что я наркоман. А теперь не отрицаю.
Поначалу Никита должен был посещать «Контакт» — городской центр социальных программ и профилактики асоциальных явлений среди молодежи. Туда Никиту отправили «за прогулы и хулиганку», но он прогуливал и там. Тогда сотрудники «Контакта» пришли к нему домой и посоветовали, пока не поздно, идти в Центр святителя Василия Великого. Но Никита был «на отходах» и не в состоянии контактировать с «Контактом». А потом его поймали.
После этого Никита перестал употреблять: «Главное — это желание. Если сам не захочешь бросить, никто тебе не поможет. Я держался, и у меня получилось, вроде бы». Никита «чист» уже восемь месяцев. Первый месяц «бессолевой» диеты проспал и набрал 20 килограммов. Наркотики сначала заменил едой, теперь занимается спортом — тягает 24-килограммовые гири.
Если бы Никита не попал в центр адаптации, то сейчас, скорее всего, сидел бы в СИЗО в ожидании приговора, по которому срок лишения свободы от 15 до 20 лет. А так только приезжает в суд на слушания по делу. Никита честно говорит, что сначала «тут» ему не понравилось. Пять раз хотел уйти: «Меня всё и все бесили. Каждый раз дрался, воспитателя чуть не ударил. Это потому, что я от наркотиков отходил. А потом все нормально стало. Прохожу реабилитацию».
Реабилитация длится девять месяцев. Личные телефоны и интернет запрещены. Первый месяц воспитанник если и выходит из центра, то только с воспитателем. Через месяц отпускают одного в школу или парикмахерскую. Если по дороге захочешь вернуться к старым привычкам, получишь «административку» — дополнительные три месяца в центре.
Из-за коронавирусного карантина центр на полгода уехал за 180 километров от Петербурга, в деревню Надкопанье. Ребята жили на подворье храма Рождества Христова. В деревне работали: «Сделали пирс и лестницу, чтобы спускаться к реке. Посадили два больших поля картошки. На следующих выходных поедем выкапывать». Корову доить Никита попробовал один раз — не понравилось: чуть не лягнула.
Дни воспитанников в Центре свт. Василия в городе проходят примерно одинаково: подъем, зарядка, завтрак-обед-ужин, молитва до и после каждого приема пищи. Это, пожалуй, единственное проявление религиозности в центре. Здесь не заставляют читать Библию и ходить в церковь. Среди ребят есть буддист и мусульманин, и переделывать их никто не пытается. Сам Никита крещеный и в бога верит: «Бог мне помогает».
От угла дома на Васильевском острове, в котором находится центр адаптации, на другом берегу Невы виден порт. Там стоит один из неофициальных символов города — серый плавучий док «Тихий ход». Смотрю на него и думаю, что Никита тоже никуда не торопится.
Находясь в центре, он дистанционно окончил девятый класс. Впереди еще много важных дел. Первое — устроиться на официальную работу. Пока он планирует заниматься ремонтом квартир. Умеет штукатурить стены, перестилать полы, натягивать потолки. Хочет заработать на курсы водителей автопогрузчиков, «достойную работу». Водить погрузчик Никита планирует в том самом порту. Это второе.
Но самое главное — семья. «Я уже нагулялся на всю жизнь вперед. Теперь хочу, чтобы любимая девушка была рядом и дети. Очень люблю детей. Сначала хочу мальчика, потом девочку, чтобы старший брат защищал сестру. А то сейчас много кто может обидеть», — тихо говорит Никита, и от его слов у меня почему-то мурашки.
Дальше в планах у Никиты «подниматься выше». Он рассказывает о своей удивительной мечте. Наконец-то рассказывает подробно, с горящим взглядом, не отводя глаз.
«В детстве у меня почти никаких игрушек не было. Одна какая-то машинка сломанная. Лет с пяти я играл в компьютер, любил сладкое и всегда просил вкусняшки. Каждый день, когда мы с мамой шли из детского садика, она покупала мне мармеладных лягушек. А игрушки я не просил, мне их и не покупали. Поэтому мне хотелось бы открыть свой магазин игрушек».
Мы еще какое-то время обсуждаем игрушки и сладости, и, кажется, нам обоим эта детская тема гораздо приятнее темы про «соль». Никита говорит, что до сих пор обожает мармеладных медвежат и червячков, а лягушки «уже не те». И на полном серьезе сообщает, что сделает плюшевого медведя размером с комнату и будет на нем спать как на кровати. «И у ребенка моего много игрушек будет», — обещает Никита.
А в самом конце рассказывает, что в Надкопанье они поставили спектакль про Колобка. Только сюжет был не такой, как в сказке. Никита играл полицейского: «Я поймал сбежавшего из дома Колобка, привел обратно и предупредил, что, если еще раз убежит, его отправят в центр на перевоспитание. Колобок снова убежал, его снова поймали. В итоге он жил в центре, ему там нравилось».
— Тебе тоже тут нравится?
— Ну да, я ж исправился. Чего мне тут не должно нравиться? Но иногда хочется уже домой.
Дома Никита будет совсем скоро — 4 октября. Сейчас проходит программу возвращения домой. Это значит, что выходные он проводит с мамой. За это время его ни разу не тянуло вернуться к старой жизни. Из прежних друзей общается только с «чистыми». Употреблять больше не собирается. В этом Никита уверен на сто процентов. И мне тоже очень хочется ему верить.
Никита и другие сбившиеся с пути Колобки должны попадать не в колонии, а в места, где о них будут заботиться и помогать идти правильной дорогой. Центр социальной адаптации святителя Василия Великого — как раз такое место. Побывав здесь, хочется принимать не наркотики, а только правильные решения и думать не о страшном прошлом, а о будущем, в котором плюшевые медведи размером с комнату — не галлюцинация, а сбывшиеся мечты. Исполнить их помогут ваши пожертвования. Спасибо!
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»