Конфета — от большой беды

«Ваш Миша лучше всех!»

Епифань — небольшой город, даже поселок, в Тульской области. Три тысячи жителей, две школы, библиотека с читальней, спиртовой завод, больница, ветлечебница, детский дом и пять церквей, четыре из которых, разумеется, после революции закрыли.

В 1920-х по церковным праздникам проводились атеистические мероприятия, с речами выступали пионеры. И, конечно, не обходилось без Миши Чумакова, страстного оратора. Соседи потом со смехом докладывали родителям: «Ваш Миша на трибуне был меньше всех, а выступал звонко и лучше всех!» И родители — отец-ветфельдшер и мать-крестьянка — гордились.

Михаил Чумаков — студентФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Всегда серьезный, вечно с книгой, Миша позволял себе расслабиться, лишь когда заболевал, например подхватывал простуду. Вот тогда начиналось настоящее веселье! Доставали гитару, мандолину и балалайку, организовывали домашний ансамбль. Миша осипшим голосом выводил любимую «Ах, картошка, объеденье…» Младшие были в восторге.

В 1927 году Чумаков приехал в Москву и поступил сразу на два факультета МГУ — юридический и медицинский. Долго мучился, но выбрал-таки медицинский. После окончания Михаил начал заниматься микробиологией, работал лаборантом в вакцинно-сывороточной лаборатории военно-микробиологического института в подмосковной Власихе.

Его коллегой была выдающийся бактериолог Екатерина Григорьевна Грудинская. Жили тоже рядом: Чумаков — на первом этаже, Грудинская со своей десятилетней дочерью Мариной — на втором. Однажды девочка тяжело заболела скарлатиной, а когда пошла на поправку, Чумаков предложил поменяться этажами, чтобы ослабевшей Марине легче было выходить из дома. Он вообще всегда и всем старался помочь, предлагал помощь первым, а если просили его — никогда не отказывал.

После работы Чумаков бежал на волейбольную площадку, и сердце его билось совсем не от спортивного азарта. На площадке его ждала Наденька Сапрыкина, студентка строительного техникума, приехавшая в Подмосковье на летний отдых. Она, разумеется, не могла устоять перед высоким и обаятельным (а какой голос!) кавалером.

Они поженились, и началась образцовая комсомольская жизнь — бедная и счастливая. Устроились в общежитии — к этому времени Чумаков стал аспирантом Института микробиологии, — занимались спортом, по вечерам ходили на танцы, выбирались в походы. Старшая дочь, родившаяся в ноябре 1936 года, была названа модным именем Долорес — в честь легендарной испанской коммунистки Долорес Ибаррури.

Летом 1937 года Надежда с маленькой дочкой на руках проводила мужа во вторую Дальневосточную экспедицию в Хабаровский край, где бушевала эпидемия клещевого энцефалита — только что открытого и малоизученного вируса. Проводила красивого, здорового, пышущего энергией 27-летнего мужа. Вернется он к ней глухим инвалидом с опущенной на грудь головой и безвольно повисшими, разбитыми параличом руками.

Первый вирус

Вот что произошло. В отряде умер больной клещевым энцефалитом, и Михаилу Чумакову не терпелось сделать вскрытие, чтобы взять образцы для выделения вируса. Некстати патологоанатом уехал в соседний отряд, прихватив единственный комплект инструментов для трепанации черепа. Погода стояла жаркая, конец июля, труп начал разлагаться — появился риск потерять тело без исследований.

Пришлось Чумакову проводить вскрытие без нужных инструментов. И во время распила костей черепа ученый поранил правую руку осколком кости. Михаил надеялся: а вдруг пронесет? Увы, через пару дней проявились признаки болезни, и его доставили в военный госпиталь в Хабаровске.

Первая Дальневосточная экспедиция, июнь 1937 года. Михаил Чумаков — на заднем планеФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Чумаков лежал в палате с распахнутыми настежь окнами. В сквере напротив больницы играл духовой оркестр, и ему казалось, что каждая нота безжалостно бьет по барабанным перепонкам. А потом наступила тишина.

Жене ученого не сразу дали понять, насколько серьезно положение. Надежда писала мужу в письме 31 августа: «Согласилась бы сейчас на любую жертву, чтобы знать что-нибудь о тебе в настоящую минуту. <…> Я уже несколько дней не вижу тебя во сне — соскучилась. Мишенька, желаю тебе полного выздоровления и хорошего аппетита. Приезжай, родной Мишка, — нет сил больше ждать…»

Надежда взяла академический отпуск и принялась воевать за мужа. Отправила в Севастополь в Институт имени Сеченова, уговаривала не сдаваться, бороться, жить. Получилось. Глухота осталась с Чумаковым навсегда — он не расставался со слуховым аппаратом на груди; на правой руке шевелился лишь один палец; зато левую руку удалось вернуть целиком. Пришлось заново учиться писать, слышать и работать. Но это была настоящая победа. А в 1944 году Чумаков защитил докторскую диссертацию на тему «Клещевой энцефалит человека».

Марина или наука

Единственная дочь адвоката Ворошилова и бактериолога Грудинской родилась в 1922 году в Симферополе. Когда Марине было семь лет, отец скоропостижно умер и девочка с матерью остались вдвоем. Они переехали в Москву, где Марина фактически стала хозяйкой дома — мать все дни проводила на работе, стараясь обеспечить будущее дочери.

Впрочем, самостоятельность Марины проявлялась с самых ранних лет. Уже в три года она научилась читать, наизусть запоминала стихи, все схватывала на лету, а в свободное время гоняла с соседскими мальчишками по двору — тихие девчачьи игры ее не увлекали.

Марина ВорошиловаФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Выпускной Марина с одноклассниками отпраздновала в июне 1941 года — завтра была война. Поступив в Первый московский медицинский институт, Марина вместе с другими девушками — это был полностью женский курс, все мальчишки ушли на фронт — по ускоренной программе осваивала науку. Приходилось оборонять Москву: Ворошилова с сокурсницами копала противотанковые рвы, гасила зажигательные бомбы на крышах. Потом была эвакуация в Уфу.

К концу войны обучение завершилось, и уже в 1946 году Марину отправили сначала в Прибалтику, потом в Германию, где была вспышка полиомиелита. Заведовал экспедицией блестящий ученый, специалист по вирусам 37-летний Михаил Петрович Чумаков.

Конечно, она его помнила. Как не помнить! Громогласный, уверенный в себе, вспыльчивый, но отходчивый, всегда искренне интересовавшийся всем и всеми вокруг, такой внимательный к чужим проблемам. И мама, работавшая с ним в институте во Власихе, отзывалась о нем как о талантливом ученом… А как он предложил поменяться этажами, чтобы ей, Марине, было легче!

Тяжелая болезнь как будто сделала его еще ближе к человеческим переживаниям. И, конечно, теперь Марина Ворошилова смотрела на него не как десятилетняя девочка, а как взрослая 24-летняя девушка. И ей очень нравилось то, что она видела.

Нельзя сказать, что к этому времени первый брак Михаила Петровича окончательно распался, но отношения с женой были напряженными. Кроме того, еще во время войны у Чумакова родился сын Михаил от другой женщины. Они с Надеждой пытались исправить положение, но брак не спасло даже рождение второй любимой дочери Марии. Чумаков продолжал оставаться заботливым отцом, принимающим активное участие в жизни детей, но совместная жизнь с женой становилась все сложнее.

Михаил Чумаков с первой женой Надеждой (справа) и дочерьми Долорес и Марией, конец 1940-х годовФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Почему люди заводят романы? Кого-то сталкивает страсть, которая вскоре проходит. Кто-то ищет острых ощущений, устав от обыденности семейной жизни. Кто-то теряет голову от собственного отражения в глазах другого человека. У Чумакова и Ворошиловой все было иначе. Это был роман двух ученых, объединенных не просто личной симпатией, любовью, страстью. Это все, конечно, имело место. Но на самом деле их соединила наука.

В тесных комнатках полуподвального помещения лаборатории клиники Всесоюзного института экспериментальной медицины началась их совместная работа, которой совсем скоро предстояло изменить мир.

Частная жизнь и личные счеты

Родители возвращались домой поздно, иногда за полночь. Старший сын Петя слышал сквозь сон непонятные слова: «штаммы», «антитела», «сероконверсия». Он знал, что его родители заняты каким-то очень важным делом, и поэтому дети видят их нечасто. Воспитанием трех мальчиков — Пети, Ильи и Кости — занимались в основном бабушка Екатерина Григорьевна и нянюшка.

Зато воскресенье — единственный выходной — принадлежало только детям. Из воспоминаний Петра Чумакова: «Просыпаясь, я слышал через фанерную перегородку, за которой спали родители, хрипловатый после сна, но веселый голос отца, который развивал грандиозные планы на предстоящий выходной день: а не махнуть ли в Серебряный бор или еще куда? …Вечером мы собирались у его кровати, и начиналась импровизация сказки, продолжение которой следовало в следующее воскресенье».

Первые годы жили совсем небогато, фактически на одну зарплату Марины Константиновны. Михаилу Петровичу нужно было содержать и девочек от первого брака, и старшего сына Мишу.

Какое-то время ютились в комнате в Балтийском поселке на Соколе, в доме Академии медицинских наук. Жили прямо над квартирой легендарного биолога Ольги Лепешинской, которой было уже за восемьдесят. Правда, все, что помнили о ней мальчики, — это ее собака-боксер. (Потом у них самих будет много собак, в том числе спаниель Вирус.) В снежные дни Чумаков брал в левую руку поводки сразу трех санок и катал верещащих от восторга мальчишек по поселку.

Марина и Михаил с сыновьями Петром, Ильей и КостейФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Но вскоре после рождения третьего сына Кости в семье случилась беда. Летом 1952 года все большое семейство отправилось на отдых в Сухуми. То есть на отдых отправились дети и бабушка, а Ворошилова и Чумаков, как всегда, собирались работать — они ставили опыты с полиомиелитом на обезьянах Сухумского питомника.

Шли недели, обезьяны и не думали болеть. Марина Константиновна уже хотела сворачивать работу. Из интервью журналу «Работница»: «И вдруг… Заболело одно, второе, третье животное. А у меня, как назло, началась ангина — высокая температура. Болезнь ли сказалась? Усталость? Потеря бдительности? Не знаю. В то время я кормила грудью сына, и беда не миновала малыша. К счастью, его болезнь протекала в легкой форме».

Маленький Костя быстро поправился, а вот за Ворошилову полиомиелит взялся крепко. Она не могла ходить, врачи опасались за ее жизнь. Потом постепенно, выполняя упражнения, начала вставать. Ходила сначала с костылями, потом три года с палочкой. Когда наконец Ворошилова пошла сама, в доме был настоящий праздник. Чумаков метался из угла в угол и с восторгом повторял: «Моя Мариночка! Моя Мариночка!» Так что с полиомиелитом у ученых были не только научные, но и личные счеты.

Самая важная командировка

К середине XX века во многих странах мира, в первую очередь в США, полиомиелит приобрел характер национального бедствия. Главными жертвами вируса становились дети: он вызывал патологию центральной нервной системы, что приводило к пожизненному параличу конечностей. Иногда — к смерти.

Тенденция оказалась настолько пугающей, что даже в СССР насторожились и согласились на международное сотрудничество. (Опять же, запустив в производство вакцину, можно было и полезное дело сделать, и утереть нос капиталистам.) Вирусология тогда была совсем молодой наукой, но у истоков ее в Советском Союзе стояли выдающиеся люди, в том числе Чумаков. Решено было дать им зеленый свет.

К тому моменту карьера Михаила Петровича напоминала качели. В злополучном 1952 году, когда заболела Ворошилова, Чумаков, директор Института вирусологии имени Ивановского и лауреат Сталинской премии, в одночасье потерял все.

Началось «дело врачей» и борьба с космополитизмом. Ученому указали на неподобающе большое количество евреев среди его сотрудников и убедительно попросили исправить положение. На что Чумаков ответил, что нанимает людей не за то, что они евреи, а за их профессиональные качества. Он прекрасно понимал, к чему приведет такой ответ. Но ответить иначе не мог. Чумаков тут же не только потерял должность директора института, но и был исключен из партии. Для него, истового коммуниста, это было оскорблением. Возможно, он ждал ареста. Но наступил 1953 год, и все выдохнули с облегчением.

В конце 1955 года Чумакова опять вызвали в ЦК КПСС. Качели полетели обратно: на этот раз ученого с большим уважением к его талантам и достижениям попросили заняться проблемой полиомиелита. И не просто заняться — организовать Институт полиомиелита и даже предварительно съездить в США для обмена опытом. Неслыханная щедрость.

Советские ученые наблюдают за введением вакцины от полиомиелита доктором Джонасом Солком, Питтсбург, 1956 год. Слева направо: Анатолий Смородинцев, Марина Ворошилова, Михаил Чумаков, Лев ЛукинФото: Bettmann/Getty Images//GettyImages.ru

Но Михаил Петрович не спешил рассыпаться в благодарностях. Он ответил: «Нет, я не могу. Мне было оказано недоверие». Он имел в виду исключение из партии. Чиновники засуетились: «Как так? Нет проблем, получите партбилет назад».

Перед отъездом попросили Чумакова узаконить отношения с матерью его троих детей и коллегой Ворошиловой. А то неудобно получается, вроде как две семьи… Узаконили — и мальчики, бывшие до этого Ворошиловыми, стали Чумаковыми.

Путешествовали в США небольшой компанией: Марина Константиновна, Михаил Петрович, вирусолог Анатолий Александрович Смородинцев и безымянный кагэбэшник. Конечно, трое детей — хорошая гарантия возвращения, но государство решило перестраховаться.

В США ученые провели несколько месяцев, работая бок о бок с создателями вакцины от полиомиелита учеными Джонасом Солком и Альбертом Сейбином. Это сотрудничество сделало для формирования имиджа СССР куда больше, чем все советские делегации вместе взятые. Обворожительный, громогласный, искренний Чумаков и мягкая, рассудительная, знающая несколько иностранных языков Ворошилова были совсем непохожи на суровых, раздувающих щеки от собственной значимости партийных шишек, которых обычно посылали в загранкомандировки.

Советский вирусолог, член-корреспондент Академии наук СССР, основатель и первый директор Института полиомиелита и вирусных энцефалитов АН СССР Михаил Чумаков. Москва, 1959 годФото: Лев Портер/ТАСС

Из той поездки Ворошилова с Чумаковым привезли не только первоклассное оборудование для нового Института полиомиелита (поговаривали, что перерасход командировочных составил полмиллиона долларов), но и две вакцины от полиомиелита — «убитую» вакцину Солка и живую вакцину Сейбина. Причем Сейбин вручил советским ученым образец живой вакцины в самый последний момент, чуть ли не у трапа самолета. Она была эффективней и дешевле в производстве, чем вакцина, содержащая «убитый» вирус полиомиелита. Сейбин понимал, что организовать массовый выпуск живой полиомиелитной вакцины в США будет крайне сложно из-за незначительного влияния государства на политику фармкомпаний. А вот тоталитарный СССР справится.

С песней по жизни

Михаил Чумаков перед строящимся Институтом полиомиелита во ВнуковеФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Производство живой вакцины от полиомиелита было налажено в рекордные сроки на выделенной в 1956 году под Институт полиомиелита земле неподалеку от Внукова. Еще недавно здесь был полузаброшенный санаторий для летчиков, теперь же кипела жизнь: строились новые корпуса, дома для сотрудников института, деловито сновали ученые. И над всем этим раскатисто звучал голос Михаила Петровича.

Марине Константиновне не нужно было повышать голос — ее присутствие и так чувствовалось буквально во всем. Сын Константин вспоминает: «Ей было достаточно предложить хорошую идею и отойти в сторону, ее удовлетворяла роль человека за сценой, который руководит действием. В их совместном успехе ее роль не меньше. Она была интеллектуальным лидером, а папа — тараном для этих идей».

Здесь же, в поселке Института полиомиелита, стоял коттедж, в котором жил и работал Михаил Петрович. Ворошилова с сыновьями и мамой жила в квартире на Ленинском проспекте. Но когда она в 42 года родила четвертого сына Алешу, то тоже перебралась в коттедж. Использовала декрет для написания докторской диссертации. А чтобы дети не мешали, выдвинула девиз ПМПД — «Поможем маме писать диссертацию». Дети и не думали мешать: они обожали маму и делали все, что она скажет.

По словам Константина Чумакова, его мать была «инженером человеческих душ»: «Могла очаровать кого угодно. Абсолютный талант. Человек, который поначалу был к ней настроен негативно, через некоторое время становился на ее сторону».

Марина Ворошилова и Михаил ЧумаковФото: из семейного архива

Чумаковы любили собирать гостей. Обязательно на день рождения Михаила Петровича — 14 ноября — и под Новый год. Хозяин, конечно, солировал — Чумаков обожал быть в центре внимания. Произносил тосты, приглашал дам на танец, первым предлагал спеть. Марина Константиновна готовила к вечеру стенгазету, хозяева и гости читали стихи, исполняли песни собственного сочинения. Вот, например, несколько строф из неофициального гимна Института полиомиелита на мотив песни «Я верю, друзья» («Заправлены в планшеты космические карты…»). Исполнен был дома у Чумаковых вечером 26 декабря 1964 года.

Я вижу, друзья, миллионы конфет
Спасают детей от огромной беды.
И в славном созвездьи врачебных побед
Останутся наши следы.

Наполнены как надо солидные бокалы.
Директор с одобреньем кивает головой.
Давайте-ка, ребята, мы выпьем за начало
И за конец работы с вакциною живой!

Я вижу, друзья, — впереди Чумаков
Ведет нас вперед и вперед, как всегда,
И скоро от вирусов — наших врагов —
не сыщется даже следа.

Окаянные годы

После 1970-х традиция таких встреч ушла в прошлое. Начались трудности. После того как практическая надобность в Чумакове и Ворошиловой отпала — проблема полиомиелита ведь решена, — в Министерстве здравоохранения, видимо, решили, что пора поставить слишком независимых и изобретательных ученых на место.

Даже орден Героя Социалистического Труда, врученный Михаилу Петровичу, не помог. Ему затормозили, а потом и вовсе запретили за «ненадобностью» работу над вакциной против кори. В 1972 году Чумакова понизили в должности в собственном институте: сняли с поста директора и сначала назначили заместителем директора, а потом и вовсе оставили ему один отдел геморрагических лихорадок. Марине Константиновне, исследовавшей неспецифические действия живых вакцин, в том числе в онкологии, перекрыли доступ в собственную лабораторию. Они писали во все инстанции — тщетно. Система наглядно демонстрировала им, что незаменимых нет и быть не может.

Институт полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова Академии медицинских наук СССР. Марина Ворошилова, член-корреспондент АМН СССР, в лаборатории биохимии вирусов, 1974 годФото: Эдуард Эттингер/РИА Новости

При этом Чумаков до последнего оставался верным коммунистом. В его кабинете был, как он его сам называл, «иконостас» из фотографий генсеков. И он искренне расстраивался, когда слышал, что кто-то из сотрудников уезжает работать за границу. Расстраивался, негодовал, но потом все-таки брал трубку и звонил знакомым в США, чтобы помогли «беглецу» устроиться, обжиться.

Уехали в США и сыновья Константин и Алексей. Константин, который в данный момент работает на должности замдиректора по науке отдела вакцин американского государственного агентства Food and Drug Administration, вспоминал: «Оказавшись в Америке, я понял глубину отношений моего отца с его зарубежными друзьями. Узнавая о том, что я здесь, его друзья звонили мне, чтобы выразить свою любовь к отцу, приглашали в гости, рассказывали истории о встречах с ним и моей мамой, и я был чрезвычайно растроган этой нежностью отношений».

А вот у Марины Константиновны иллюзий по поводу советской власти уже давно не было. Втайне от мужа она привезла из США копировальный аппарат и установила в лаборатории — распространяла самиздат во времена, когда это было опасно. После процесса Синявского и Даниэля она, опять же втайне от Чумакова, привезла из командировки во Францию книжку Абрама Терца (то есть Андрея Синявского). Прочитала ее и дала сыновьям-подросткам со словами: «Я не знаю, правильно ли я делаю, но я хочу вам дать почитать эту книжку. И хоть я со многим не согласна, этого не прочитать нельзя».

Главное, что радовало Ворошилову в последние годы, — дети и внуки. Она была лучшей бабушкой в мире, охотно принимала участие в играх, никогда не ворчала, никого не наказывала. Она любила играть и ко всему относилась легко. Такого же отношения она придерживалась и в науке, не раз говоря: «Наука — это игра».

Марина Константиновна и Михаил Петрович с младшим сыном и внукамиФото: предоставлено Институтом полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова

Первый инфаркт Марина Константиновна пережила в 54 года. Ее здоровье ухудшалось, но она продолжала вести привычный занятой образ жизни: вставала каждый день в пять-шесть утра, писала, прочитывала статьи, готовила расписание на день. Она так и умерла — ноябрьским утром 1986 года, сидя за печатной машинкой и заканчивая последнюю главу своего труда о полезных вирусах человека.

Смерть жены тяжело сказалась на Михаиле Петровиче. Он корил себя за то, что не сумел ее сберечь, недостаточно помогал. Организовал публикацию ее последней работы, попросил сына перевести ее на английский, устроил публикацию в США. Чумаков пережил жену на семь лет — ученый скончался в июне 1993 года.

P. S. Массовая вакцинация живой полиомиелитной вакциной в СССР привела к тому, что на территории страны к 1961 году проблема этого вирусного заболевания была полностью решена. Как и в 40 других странах, куда была направлена советская вакцина, запущенная в производство Ворошиловой и Чумаковым.

Редакция сайта «Такие дела» благодарит за помощь в создании материала Константина Михайловича и Алексея Михайловича Чумаковых, а также сотрудников Института полиомиелита и вирусных энцефалитов имени М. П. Чумакова.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!