Только 10% воспитанников детских домов после выпуска социализируются, а льготы при поступлении в вузы используют меньше 1%. Яна под клише не подходит: сразу после выпуска из интерната поступила в университет, поселилась в общежитии, подрабатывает, не нарушает законы, не употребляет — делает все, чтобы не быть как родители, которые «очень сильно пили». Иногда, правда, начинает «гнать разную пургу» — когда вспоминает, из-за чего попала в детский дом
«Сразу себя не поставишь — сожрут»
До шести лет Яна жила в Москве с мамой, папой и младшим братом Сашей. Несмотря на беспробудное пьянство родителей, все «было более-менее»: жили в неплохой квартире, не голодали. А потом мама убила папу. Ее посадили на семь лет, а Яну и Сашу к себе в Рязань увезла бабушка. Через полгода бабушка умерла от инфаркта, и никто из родных не захотел брать к себе чужих детей.
Сейчас Яне 21 год, 10 лет она провела в интернатах. Условия в первых двух — один из них, по Яниным словам, закрыли из-за воровства директора — были ужасные. «В первом интернате девочки ночью сидели с дубинками, потому что мальчики приходили и насиловали их. Никакой защиты от взрослых не было, — вспоминает Яна. — Во втором интернате нас старшие девочки очень сильно избивали. Оставались ужасные синяки. Воровали вещи хорошие, которые нам привозили, средства личной гигиены. Воспитатели никак не реагировали, потому что там такие девочки были, что лучше с ними не связываться».
Яна поняла, что надо «разруливать» — и за себя, и за Сашу, который все время попадал в какие-то передряги и нарывался. «В начальной школе я была очень сложным ребенком, дралась почти со всеми. На меня косо посмотрят, что-то скажут — всё. Если ты с самого начала себя не поставил в интернате, не показал, что ты личность, что ты можешь за себя постоять, то тебя сожрут», — вспоминает девушка.
Драки и агрессию Яна объясняет просто: в учреждениях, разумеется, знали, что произошло в их семье, но отправить их с Сашей к психологу никому в голову не пришло. А к психологу очень хотелось — нужно было что-то делать с ощущением «я могла спасти папу» и «пургой», которая вилась вокруг Яны, когда перед глазами вставала та самая сцена, о которой поначалу страшно даже спрашивать.
К специалисту она попала только в третьем интернате, а до этого справлялась с внешним и внутренним злом как могла. В ее формуле, правда, кроме «бей, замри, беги», был еще один, самый главный в жизни элемент.
«Не представляю, что бы я делала, если бы не училась»
От классической неуправляемой хулиганки-двоечницы Яна отличалась чуть более чем полностью: катиться по наклонной она отказалась еще в первом классе. Дралась Яна по необходимости, а вот училась по зову сердца — в начальной школе были одни пятерки, а над каждой двойкой Яна плакала прямо на уроках, закрываясь от всех тетрадкой.
Откуда у ребенка, которого мама с двумя классами образования вообще не хотела отдавать в школу, такое рвение к учебе — непонятно. Яна объясняет: «Когда я попала в интернат, я поняла, что учеба — это то, что мне нужно. Я сразу сказала себе, что поступлю в университет — понимала, что без этого в будущей жизни никуда. [Учеба нужна] чтобы выйти в люди и не повторить судьбу своих родителей. Я даже не представляю, что бы я делала, если бы не училась».
В третьем интернате и учиться, и вообще жить стало проще. Появились значимые взрослые, без которых попадание в печальную статистику детдомовцам почти обеспечено. От родной мамы Яну долго воротило: когда она освободилась и захотела забрать их с Сашей из интерната, Яна встала в стойку — никуда не пойду, брата не отдам. Мама этого не простила — они с Яной до сих пор общаются по синусоиде от «как ни в чем не бывало» до «ты мне всю жизнь испортила».
Мамой Яна называла воспитателя своей группы. «Ты себя там чувствуешь не как в интернате — там все устроено по семейному типу, это очень здорово. И ты живешь в квартире, у тебя есть взрослые, которые тебя защищают, — вспоминает она. — Там много развития. Только там я стала заниматься спортом, творчеством».
Футбол, баскетбол, волейбол, настольный теннис, танцы, вокал, актерское мастерство, социальное проектирование, рисование, волонтерство, даже место в совете при уполномоченном по правам ребенка в Рязанской области от «пурги» отвлекали, но не спасали — с Яниной виной перед папой разбирался еще один ее значимый взрослый, психолог интерната Олег Викторович.
«Не знаю, что мне тогда в голову ударило»
На вопрос «В чем вы можете быть виноваты?», с которым я тяну полчаса, Яна отвечает быстро, прямо и честно: она тогда все видела. Просто стояла и смотрела. И не вмешалась.
«Папа не пил на Новый год, а мама очень сильно напилась. Она в итоге нас бросила и ушла к своей подруге пить. Когда она вернулась, папа начал на нее ругаться, — вспоминает Яна. — Папа с мамой ушли на кухню курить, а я пошла за ними. А у нас на кухне в двери прозрачные окошки. Я стояла за дверью. Они начали ругаться, мама взяла нож и пырнула папу три раза. И я виню себя из-за того, что я могла открыть дверь, сказать: “Остановись!” И тогда его, наверное, успели бы довезти до больницы и спасти. Не знаю, что мне в голову тогда ударило, почему я ничего не сказала. Но чувство вины все время при мне».
Вина, по словам Яны, заполняет все свободное от бесконечной активности пространство: стоит на секунду замереть, она выпрыгивает, как кукушка из часов, и заводит свое извечное «могла спасти, все из-за тебя». Но через несколько лет потребность в терапии подвинулась, уступив место главной цели: после выпуска Яна поступила в Северо-Кавказский федеральный университет на учителя информатики и уехала из Рязани в Ставрополь.
«Ужасно люблю детей», — признается Яна. И вспоминает, как в одиннадцатом классе поняла: подготовиться к ЕГЭ в одиночку практически нереально, сколько бы пятерок у тебя ни было в дневнике. «Я одна в классе сдавала профиль по математике [вид ЕГЭ, который оценивается по 100-балльной системе], остальные сдавали базу [ЕГЭ, по которому можно получить максимум 5 баллов]. Учитель большее предпочтение отдавал той группе, где больше людей. Мне было очень сложно одной готовиться к профилю. Еще я очень хотела подтянуть русский язык, потому что хотела получить как можно больше баллов».
Подтянуть всех и каждого ни учителя, ни воспитатели интерната физически не могли. И тогда у Яны появился «Шанс». Это программа дистанционного репетиторства, которую уже пять лет проводит фонд помощи детям-сиротам «Арифметика добра». Ее основная цель — помочь воспитанникам интернатов подготовиться к ОГЭ и ЕГЭ. От детского дома требуется только компьютер с интернетом и наушники; подбор преподавателей, организацию и мониторинг занятий фонд берет на себя. Если с преподавателем некомфортно или непонятно, его можно поменять или хотя бы рассказать и показать фонду, в чем проблема, — на портале для занятий сохраняются видео уроков.
Дети сами определяют нагрузку: можно, например, взять «полный пакет» из четырех предметов, а можно выбрать только русский и математику и заниматься ими по два раза в неделю. У Яны было три репетитора — по математике, русскому и обществознанию, — и ЕГЭ она сдала с запасом — на 20 баллов выше проходного.
В студенческом общежитии в Ставрополе сначала было весело и интересно, а потом Яна вдруг сломалась — поняла, что в свободном плавании без маяков интерната, брата и друзей просто тонет. «Я большую часть своей жизни провела в интернате. Очень сложно менять обстановку. Тут ты должна сама себя одеть, приготовить, сама определять распорядок своего дня. Рядом нет поддержки, и это очень сильно пугает, — признается Яна. — Первые полгода мне было комфортно, а потом я даже не знаю, что со мной случилось, просто “щелк” — и меня подменили. Я перестала общаться с друзьями, семьей, начала изолироваться. Приходила после пар, отворачивалась к стенке, и всё».
Яна продержалась полтора года — раз в несколько месяцев звонила Олегу Викторовичу, который выслушивал все ее «психи», пыталась учиться. А потом забрала документы из вуза и вернулась в Рязань.
Взрослые только по паспорту
Для ребенка из детского дома взрослая жизнь — квест повышенной сложности. Иногда у них нет никого надежнее и роднее бывшего классного руководителя или воспитателя в интернате. У Яны еще есть «Шанс Плюс». Это ветка «Шанса», за которую держатся выпускники интернатов — те, кому сложно понять, как жить в мире без ежедневных подъемов по часам, готовой еды в столовой и четких «можно» и «нельзя».
«Мы продолжаем поддерживать связь с детьми, которые выпускаются из детских домов. Это очень важно, потому что по паспорту они взрослые, но им по-прежнему необходима психологическая и эмоциональная поддержка, — рассказывает сотрудник фонда «Арифметика добра» Тевкя Карманова. — Выпускники продолжают заниматься онлайн-уроками. Кто-то поступил в колледж, техникум или университет, и им нужно помочь подготовиться к зачету или экзамену. Три раза в год у нас проходят образовательные тренинги. Они ориентированы на то, чтобы ребенок мог познакомиться с собой, развить свой эмоциональный интеллект. Еще для выпускников есть юридическая и психологическая поддержка».
Последнее для Яны важнее всего. В этом году она поступила на факультет дошкольного и дополнительного образования в Рязанский государственный университет, и ездить к Олегу Викторовичу ей некогда, да и звонить неудобно — когда он работает, она учится. Бесплатный психолог, который подстроится под ее расписание, ждет ее в проекте «Шанс Плюс». И это, по ее словам, дорогого стоит. Потому что след от того Нового года «остается навсегда».
Для того чтобы как можно больше детей могли учиться, а не лежать, отвернувшись к стенке, нужны деньги. Любое пожертвование в пользу фонда «Арифметика добра» — это еще один онлайн-урок. Еще один балл на ЕГЭ. Еще один сеанс с психологом. Еще один день без «пурги» и ненависти к себе. Давайте приблизим этот день.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
