«Бросишь колоться — приходи»

«Синий автобус»

За десять минут до начала дежурства в небольшом кабинете в самом конце автобуса врач Сергей Иевков готовится принимать первых пациентов: распаковывает медикаменты, застилает небольшую кушетку одноразовой простыней, кладет мази и растворы для промывания ран поближе к печке, чтобы те успели отогреться.

— Большинство моих пациентов инъекционно употребляют метадон, синтетический опиоидный наркотик. Многие начали еще в 90-х, — рассказывает Сергей. — Поэтому раны, ожоги, венозная недостаточность — самые частые жалобы. Дальше вопросы консультативные, человек говорит: «А у меня еще…» Появляются сопутствующие запросы: сердце колет, спина болит — далеко не только заболевания, обусловленные зависимостью.

Значительная часть пациентов Сергея пробовала обращаться за помощью в поликлиники и больницы, но столкнулась с отказами в помощи или формальным отношением.

— Многим просто ответили: «Вначале переломайся, а потом уже приходи…» Эта фраза есть квинтэссенция отношений между врачами и наркопотребителями, — констатирует Сергей. — Часто мои пациенты приходят на приемы со своими лекарствами, но и это не помогает.

Сергей в кабинете медицинского приема в автобусе «Гуманитарного действия»Фото: Артем Лешко

Иевков убежден: многие врачи просто не знают, что зачастую наркозависимые — это люди, живущие в тех же домах, что и они, это люди с детьми, работой и кредитами. И проблемами со здоровьем.

— Это полноправные граждане с документами и полисом ОМС, зарегистрированные в медицинской системе. Но по факту к потребителям наркотиков есть предвзятое отношение. Если человека унижают, он больше не захочет лечиться.

Из коридора через приоткрытую дверь в кабинет доносится звук звонка: в автобус пришел первый участник программы. Так в фонде называют людей, обращающихся за помощью.

— Можно мне, пожалуйста, шприцы-двушки, салфетки обычные и спиртовые, мазь гепаринку? А врач сегодня есть? — интересуется мужчина лет сорока в медицинской маске.

Соцработник показывает на последнюю дверь в торце автобуса, мужчина подходит к ней и стучит:

— Здравствуйте, я Александр. Хочу показать руки и ноги, попросить бинты и мази.

На приеме нет необходимости предоставлять паспорт или полис. Единственное, что необходимо, — код клиента: три первые буквы своего имени и имени мамы, дата рождения. Вычислить человека по этой информации нельзя, но появляется возможность вести статистику и следить за обращениями.

Руки АлександраФото: Артем Лешко

У Александра язвы от инъекций на руках и ногах. Он делает перевязки ежедневно, но лучше с ранами пока не становится.

— Вылечить эти болячки хочется, но бросить наркотики и выбраться из ямы пока не получается. Лежал несколько раз в платной клинике, но срывался, — рассказывает Александр, пока Сергей осматривает его раны. — С руками обращался в поликлинику, но всегда направляли в стационары, где надо лежать. Консультаций нарколога там нет, и перетерпеть ломки невозможно.

Александр не скрывал от врачей причину появления ран и честно говорил о своей зависимости.

— Люди, когда узнавали про наркотики, реагировали резко: сразу поворачивались на 180 градусов. Говорили: «Бросишь — приходи». Так было и в поликлинике, и в больнице.

Сергей заканчивает осмотр, корректирует предыдущие рекомендации, объясняет Александру, как правильно делать перевязки.

— И не делайте инъекции в раны и постарайтесь уменьшить дозу: она у вас большая. Так все заживет, и в наркологии проще будет.

— Я хочу лечь в городскую наркологическую. Связался с Илоной Кейзер (социальный работник «Гуманитарного действия». — Прим. ТД). Может, что-то и получится. Но раны могут меня притормозить: с ними не берут.

Пакет с собранными для пациента лекарствами и перевязочными материаламиФото: Артем Лешко

Александр одевается, Сергей протягивает ему пакет с собранными перевязочными материалами:

— Присылайте фотографии мне в телеграм, будем смотреть, как все заживает.

Помимо личного консультирования на рейсах «Синего автобуса», как называют его из-за цвета, участники программы могут написать Сергею в рабочий телеграм, прислать фото ран, записать голосовые сообщения. Дистанционное консультирование появилось во время самоизоляции, когда люди были лишены очной помощи в этом автобусе. А многие не могут попасть на прием из-за несовпадения графиков. Или физически не могут добраться до стоянки автобуса.

«Врачу врать нельзя»

За дверью кабинета приема ждет следующий пациент. Анастасия (имя изменено по просьбе героини) уже получила набор снижения вреда, помогающий предотвратить инфицирование ВИЧ или вирусными гепатитами, и обменяла использованные шприцы на чистые. Про проекты фонда она узнала давно, от знакомых. Вначале приходила получать памперсы и молочные смеси для ребенка в рамках проекта помощи матерям с положительным ВИЧ-статусом. Позже стала посещать «Синий автобус».

— В поликлинику я даже не пробовала обращаться. Там отношение к наркоманам такое. А здесь ты можешь рассказать все, ничего не скрывая: врачу врать нельзя. Ко мне, когда я была беременна, приходил домой врач-терапевт: у меня опухли ноги. Тот врач догадался, видимо, в чем дело, но виду не подал. Это редкость. Может, еще только в центр СПИДа я могу пойти с проблемами. Но и там тоже некоторым врачам говорить не хочется: тебя осуждают.

Сергей в медицинском кабинете в автобусе «Гуманитарного действия»Фото: Артем Лешко

Сейчас Анастасия в декрете, ее ребенку два года. Через год Настя планирует вернуться на работу.

— Мне уже лет много, не ожидала, что получится забеременеть. И к врачу ходили, и дни подбирали. Но вначале случилась замершая беременность. Я после этого сорвалась. А через год забеременела. Но уже опять торчала, — рассказывает Настя, ожидая приема на местах для клиентов. — Хочется очень бросить и чтобы у ребенка все было. Он ни в чем не виноват. Я уже пыталась, но не получается. Ложилась в ГНБ, когда вышла в декрет. Всю беременность снижала дозу. Но в больнице случилась угроза выкидыша, и меня сразу повезли в больницу. На 33-й неделе я родила.

— Здравствуйте, мы с вами виделись уже, проходите!

Дверь кабинета открывается, и Сергей приглашает Анастасию на осмотр.

— Как ваши ноги, отекают?

— Последнее время нет: я ношу чулки компрессионные, как вы рекомендовали.

— Давайте посмотрим! Сейчас хлоргексидин будет чуть-чуть холодненьким: не успел до конца отогреться.

Сергей размачивает повязку и аккуратно ее снимает.

— Знаете, болит, но даже не сама рана, а вокруг.

— Давайте эту мазь попробуем. Дам вам тюбик. На несколько недель точно хватит. А мы поймем, работает или нет, — предлагает Сергей. — Антиретровирусную терапию принимаете?

Сергей делает Анастасии перевязку и консультирует по вопросу о необходимости платной операции по удалению вен на ногах:

— Повторите УЗИ, с результатами к флебологу на консультацию через хирурга в поликлинике. Если будет нужна операция, ее в вашем случае можно будет сделать планово, а не за деньги. Держите мою визитку, можете мне писать.

Анастасия сбрасывает использованные шприцы в специальную емкостьФото: Артем Лешко

— Даже в семье постоянно давят, что тут говорить про общество и врачей. Мать говорит: «Все в голове. Любые боли можно перетерпеть». Ей никак не объяснить, что у нас совсем другая боль, — говорит Анастасия перед выходом из автобуса.

«Оплатите курсы врачам»

Автобус отправляется на следующую точку, и мы разговариваем с Сергеем.

— Лечить — это моя работа, — говорит доктор. — В «нормальной» жизни я просто врач — анестезиолог-реаниматолог. Но меня притягивает новаторство. Этот раздел медицины про панков в душе. Врачи сюда приходят во многом по зову сердца: больших денег тут нет. Обычный терапевт может сказать: «Блин, мне это нравится. Я устал от бюрократии, от перекладывания бумажек в поликлинике на участке, где я — подневольный человек с 7,5 минутами на пациента, которому сверху спустили планы». Люди выгорают, уходят из медицины, а кто-то, наоборот, приходит и лечит наркопотребителей.

Зависимость — следствие пустоты в душе, уверен Сергей: кто-то замещает ее трудоголизмом, кто-то алкоголем, а кто-то метадоном. Детоксикация за десять дней — не решение: нужна длительная реабилитация и поддержка.

Врачи не всегда воспринимают особенности поведения человека как проявление заболевания. В работе заведующего, например, отделением гнойной хирургии так много разных вопросов, в том числе бюрократических, что он попросту может не успевать объяснять сотрудникам, что наркозависимые тоже люди. А еще, говорит Сергей Иевков, не все врачи на местах задумываются о том, что зависимость — сопутствующее заболевание. Она может утяжелять течение других болезней, может стать причиной смерти.

Сергей готовится к приему пациентовФото: Артем Лешко

— Для пациента с аппендицитом и мерцательной аритмией позовут для консультации кардиолога, для пациента с инфарктом и недержанием мочи пригласят уролога. Почему человеку с зависимостью не дать консультацию нарколога, чтобы он выписал ему препараты и человеку не пришлось покупать уличный метадон, нарушая режим больницы?! В части учреждений появляются наркологи в штате, которые консультируют, например, пациентов с туберкулезом: если зависимость не учитывать, человек уйдет до окончания лечения и будет заражать других.

Сергей говорит, что для него факт употребления наркотиков — такая же часть биографии пациента, как и пол, возраст и паспортные данные. Но научиться такому принятию — это сложная внутренняя работа.

— Неважно, кто передо мной. Допустим, на приеме ты узнаешь, что пациент — гомосексуал, наркопотребитель, чайлдфри. Список таких триггеров для врачей бесконечен. Всем тогда в помощи отказывать?! Если медработникам общаться с пациентами наравне, выстраивать партнерские отношения, это сведет на нет дискриминацию. Есть высокоэффективные навыки общения с пациентами. Им можно обучать, но кто придет к главврачу и скажет: «Оплатите курсы врачам»? Будет обоснование: объем платных услуг повысится, снизится количество конфликтных ситуаций и так далее. Но исследований про это в России нет. В США, Европе — да. Для нашей системы эти исследования нерелевантны. Да и у больницы может просто не быть денег.

Доктор вспоминает свое детство: трехэтажный многоквартирный дом 60-х годов постройки, на подвале и чердаке — чьи-то использованные шприцы. Отец говорил ему, что этим людям «только кайф нужен». Страх и непонимание — вот что чувствовал он тогда. Работа и опыт общения помогли Сергею изменить отношение к наркозависимым, понять людей, понять, что такое стигма.

Сергей делает перевязку АнастасииФото: Артем Лешко

— Почти все, что я знаю, — это самообразование. Про междисциплинарный подход к медицинским проблемам, не говоря уже про отношения с пациентами, нам в медицинском вузе почти не говорили. Учили писать истории болезней для прокуроров. Свои знания постоянно приходится адаптировать. Наркопотребители — пациенты вне фокуса системы образования в том числе. Этому нужно учить.

К 19 часам автобус приезжает на вторую точку. Сотрудники переодеваются в средства индивидуальной защиты. За стерильными шприцами и медицинской помощью приходят почти одновременно два человека. Мужчина сразу проходит на прием к Сергею, а женщина начинает о чем-то в сторонке разговаривать с сотрудницей фонда. Через пару минут подзывают меня к себе, представляют Елену.

— За 44 года я ничем не болела, а в этом августе были скорая за скорой, — рассказывает женщина. — Вначале нашли желчекаменную болезнь, потом проблемы с позвоночником. Когда первая скорая приехала, врачи сказали: «Ты употребляешь. Чего ты хочешь еще?! Ты смертница». Ребята из второй бригады: «А смысл тобой занимать место в больнице?! Сейчас хорошему человеку скорую вызовут, а мы тебя отвезем». Меня это просто убило. От непонимания и страха было ужасно: смысл обращаться за помощью, если тебе потом все равно ничего не сделают.

Елена обратилась к психологу фонда, и ей посоветовали написать Сергею в телеграме для консультации.

— Врач меня очень сильно поддержал, много советов дал, посмотрел мои анализы, голосовые сообщения записывал: «Успокойтесь, все нормально, не переживайте». Мне было очень страшно в тот момент. А чужой, посторонний человек пришел мне на помощь, успокоил, по-человечески объяснил, а не как обычно: «Ты колешься, че ты хочешь?» Я благодарна, поверила: мне могут помочь. Общались с Сергеем только виртуально. Сегодня увижу его в первый раз.

Елена держит в руках набор снижения вреда (шприцы, салфетки, презервативы, стерильная вода), выданный социальным работником фондаФото: Артем Лешко

— Как вы думаете, почему врачи так относятся к наркопотребителям? — интересуюсь я у Елены ее взглядом на проблему.

— Наверное, считают, что мы отбросы общества. Если человек употребляет, он не человек. Но смотрите: у меня семья, работающий муж, двое детей. Оба учатся, ни в чем не нуждаются. Единственное — часть денег уходит на вещества, и этим мы подрываем свое здоровье. К сожалению, никак не получается бросить. Но все равно хочется простого человеческого отношения. Я объездила массу больниц, пока не говоришь ничего — все нормально: врачи ни о чем не догадываются. Как только рассказываешь правду, отношение: «Все, выписываемся из больницы. Мы сделали все что могли». Когда у меня заболел бок, говорили: «Это твои, наверно, те проблемы». Я отвечала, что могу отличить, где ломка, а где бок болит. Мне не верили. Завязать, возможно, уже и не получится: я с 1996 года употребляю, с 16 лет. Но я же остаюсь человеком.

Из кабинета Сергея выходит мужчина, Елена проходит на прием.

— Я освежу в памяти ваш случай.

Сергей смотрит переписку в телеграме и свои медицинские записи.

— Вас прооперировали?

— Ни фига.

— Вас футболили, футболили…

— И продолжают. В поликлинике даже на рентген я попасть не могу. Для записи нужно попасть к неврологу через терапевта. А терапевт постоянно говорит мне, что записи нет. Замкнутый круг. Желчекаменную не оперируют: говорят вначале вылечить позвоночник.

— Вам в любом случае нужно оперироваться. Попробуйте через хирурга в поликлинике получить направление. Придется этот путь снова пройти. К сожалению, других вариантов нет, — объясняет Сергей.

Сергей рекомендует Елене таблетки, объясняет, как их принимать.

— Я на всякий случай все сфотографировал и вам отправил в чат. Так что всегда сможете найти.

— Вы мне столько добра сделали!

Сергей снимает хирургический халат после окончания дежурстваФото: Артем Лешко

Прием окончен. Сергей громко выдыхает:

— Был случай: пришел мужчина с гнойными ногами, плохим запахом, еле зашел в кабинет. Большая доза, большой стаж употребления. С ним пришла его жена: в абстиненции, без денег. Они рассказали, как вынесли полквартиры, чтобы покупать наркотики. Я их несколько раз перевязывал, консультировал по лекарствам. Потом они потерялись из вида. А через шесть месяцев неожиданно пришли радостные ко мне, чтобы просто показать: все зажило. Да, люди с зависимостью. Но смогли снизить дозу. Она была похудевшая, красивая, в платье. Нашла работу мерчандайзером в сети магазинов. Они с мужем купили всю бытовую технику обратно.

Врач снимает с себя хирургический халат, маску, перчатки.

— Тут все разные: кто-то благодарит, кто-то хамит, кто-то верит, кто-то на своем стоит и не переубедить, кто-то говорит, что от АРВТ-терапии умирают. Но важно уметь ждать, слушать, искать подход, потому что важно давать шанс. Есть же, например, рак легких. Есть исследования о вреде курения. Но мы ведь лечим курильщиков. Это пропаганда курения?! Человек ест много сладкого, имеет лишний вес и проблемы с сердцем — сам виноват? Мы же так не говорим. Здесь то же самое. А сейчас просто хочу лечь спать пораньше.

*фонд «Гуманитарное действие» признан в России иноагентом

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!