Мама в яме

Асе двенадцать лет, она лежит в больнице с гастритом. У нее длинные черные волосы, большие карие глаза. Она красавица, но мальчик из соседней палаты дразнит Асю «черножопой». Ася — мусульманка, родилась в Азербайджане, но с двух лет живет в Сибири. Она знает, что нерусская, но слышать обзывки ей обидно. «Черножопая, черножопая», — кричит мальчик Асе в лицо. Она отворачивается и терпит. Тогда мальчик подходит сзади и больно пихает Асю в спину. Она не выдерживает, толкает его в ответ. Он валит ее на пол, рвет волосы. Ася отбивается. Их разнимают медсестры, а на следующий день за Асей приезжает разъяренный отец. 

В машине он шипит: «Дома я тебе устрою! Позоришь семью, позоришь отца!» Ася сжалась в комок и молчит. Она знает: если отец так говорит, значит, мало не покажется. В лифте отец бьет дочь кулаком в лицо. А потом еще один удар, сбоку. У Аси перед глазами все плывет, ломается слух, и его дальнейшие слова несутся словно из-под земли: «Ты говно, ты позорище!»

***

Это Асино воспоминание одно из самых ярких и обидных. Она говорит: «Я никому никогда не рассказывала о своем детстве. Не умею жаловаться, показывать другим свою слабость». Я говорю Асе, что сейчас она может не бояться быть слабой. Что она может быть собой. И на этих моих словах она заливается водопадом слез.

В доме отца

«Папа не хороший»

«Мы жили в России, но уклад семьи был кавказский, меня воспитывали в строгости мусульманских адатов, — рассказывает Ася. — Моя мать была доброй, но безвольной прислугой. Она решала, когда поесть и когда сходить в санузел. Решать что-то еще ей не позволял отец. Он систематически ее оскорблял и избивал. Она никогда не отвечала, просто закрывалась. Всякий раз, когда он ее бил, мы со старшей сестрой отсиживались в своей комнате и шептали друг другу под звуки ударов, что никогда у нас не будет такой жизни. Мы никому не позволим так с нами обращаться. И чем старше я становилась, тем чаще думала о том, что я никогда не буду как мама. 

Мы много раз просили ее уйти от отца. Она говорила, что мы еще маленькие, ничего не понимаем в жизни. Что идти ей некуда, мы будем жить на улице и голодать. И что она терпит побои ради нас, чтобы у нас были крыша и хлеб. Так я запомнила, что дети — это тяжесть, обуза. Если что-то случится, они не позволят уйти и все исправить». 

Впервые отец избил Асю, когда ей было пять. Оставил дочь ненадолго в кафе под присмотром знакомой женщины, и та стала говорить Асе, какой хороший у нее папа. «Нет, папа не хороший», — ответила ей Ася. «Почему?» — удивилась женщина. «Потому что он мамочку бьет». Ее слова передали отцу, и вечером он отлупил Асю до кровоподтеков. 

«Папа ждал пацана, мое рождение не принесло ему радости. Он ни во что меня не ставил, а если обращал на меня внимание — только, чтобы избить или обозвать. Все время говорил мне: “Ты говно, ты никто!” Наверное, поэтому я хорошо училась. Из кожи вон лезла, чтобы доказать отцу, что я не говно. Но его мои школьные успехи не интересовали. Он никогда не был мною доволен».

«Я уйду из дома!»

Ася с сестрой боялись отца до паники. Их комната была в квартире дальней, но они научились слышать лифт. Как только на этаже открывались его двери, девочки начинали метаться по комнате и забиваться в углы. Они знали, что это отец и что сейчас кто-то из их семьи будет бит. Он всегда находил повод. 

«Однажды отец избил меня за то, что он заходил в комнату, а я в этот момент из нее выходила. Я протиснулась боком между ним и дверным проемом, но он схватил меня. Закричал: “Ты невоспитанное говно, старших надо уважать!” У него была привычка — бить по голове. У меня все время болела голова… Однажды он так побил мою сестру, что она хотела выброситься с балкона. Я чудом успела ее удержать. Как мы тогда с ней плакали! Я тогда сказала маме, что уйду из дома, как только окончу школу. Буду жить как русские, которые поступают в университет и селятся отдельно от родителей. Мама сказала: “Куда ты уйдешь, ты же девочка! По нашим адатам это непозволительно! Он убьет тебя, даже думать об этом забудь!” Но я все равно мечтала, как навсегда уйду из дома и этот кошмар закончится».

Ася поступила в медицинский, хотела стать врачом. Профессию медика выбрала из-за отца. Врачи — уважаемые, важные люди, может быть, тогда отец ее наконец оценит? Но отец продолжал ее бить, причем чем старше она становилась, тем беспощаднее были побои. Асе было стыдно приходить в университет с опухшим лицом, у нее все болело, она постоянно плакала. А выхода не было. 

Выход — замуж

На втором курсе Ася познакомилась по интернету с Зауром. Он жил в Чечне, они стали друзьями по переписке. Ася рассказывала ему о своей нелегкой ситуации в семье, Заур делился в ответ своим — в его доме тоже не все было гладко. Заур был внимательным, чутким, всегда готовым выслушать и пожалеть. Он ее смешил и подбадривал. Ася находила в нем утешение и силы жить. 

«Меня в то время не интересовало замужество. Я хотела самореализации: учиться, работать. Но уйти из дома по нашим адатам я могла только к мужу. Мама говорила, папе будет легче меня убить, чем отпустить в самостоятельную жизнь. Такое бывает на Кавказе, когда брат убивает сестру или отец дочь… Я понимала, что это не шутки.

Иллюстрация: Алексей Сухов для ТД

Заур позвал меня замуж. Сказал, что мы будем жить по исламу, что в исламе уважают женщин, что он будет любить меня, защищать и беречь. Он не нравился мне внешне, но был хорошим, был моей опорой. И я, не видя другого выхода, решила, что это не самый плохой вариант, чтобы уйти из дома. Отец, конечно, никогда не дал бы согласия на этот брак: я могла выйти только за человека своей нации. Поэтому я убежала с Зауром в Грозный. Назад пути не было. 

В Грозном я очень быстро поняла, что из одного болота шагнула в другое». 

В доме мужа

Рожать нельзя

Семья Заура Асю не приняла, потому что она азербайджанка. Они поселились отдельно. Через месяц мать Заура все-таки нанесла им визит. Заура не было дома, Ася, жутко нервничая, накрыла на стол. 

«Она зашла и с ходу сказала: “Не вздумай нам детей здесь рожать! Я могу тебя сводить на аборт”. Оказалось, она думала, что я в положении. Я просто онемела. На Кавказе принято сразу после свадьбы рожать детей. Если нет детей — значит, в браке проблемы, вся родня начинает переживать. И тут такое. Я не конфликтный человек, не умею ругаться, раздувать и перемалывать ссору. Сгладила этот разговор, а потом рассказала все мужу. Он сказал: “И ты ее не выгнала? Я бы ее вытолкал взашей!” Распалился и схватил меня за горло. Я испугалась, сказала, что уйду от него. Наутро он извинялся, говорил, как сильно меня любит. Я простила».

Вытирая слезы кухонным полотенцем, Ася говорит, что только сейчас, в двадцать семь лет, поняла, что это был звоночек. Что, если ударил один раз, ударит еще. А тогда не было понимания, не было опыта отношений с мужчиной. Но одно она все же знала: рожать нельзя. Если родить — дети привяжут ее к мужу и все может быть как у мамы. 

«Спустя неделю после извинений муж меня из-за какой-то мелочи ударил по лицу. Потом еще раз, уже сильнее. Я поняла, что он за человек, хотела развестись. Позвонила маме, а она сказала, чтобы я даже не думала о разводе, что развод закончится моей смертью. “Ты наложишь позор на весь наш род, и отец тебя убьет”. Я знала, что он способен на это, и боялась. К тому же идти мне было некуда. Решила потерпеть. Я старалась не забеременеть, но, к сожалению, это произошло. 

Когда его мать об этом узнала, сказала: “Чтоб они сдохли!” Муж сказал: “Делай аборт”. И тут же: “Нет, не делай, это же наши дети”. Я понимала, что аборт — это выход, но материнское чувство не позволило его сделать. Это же чувство является сейчас двигателем того, чем я занимаюсь: пытаюсь выжить».

Побои — это зона комфорта

Ася родила мальчиков-близнецов, слабых, с гидроцефалией. Сразу после родов Заур перевез жену в родительский дом. Его отец смертельно пил, домом руководила мать. И Асина жизнь превратилась в ад. В кавказской семье на невестку ложатся абсолютно все заботы по дому. Ася моталась с детьми по больницам и дома получала за это упреки. Свекровь называла ее шлюхой, которая не смогла родить здоровых детей.  

«Ильяс и Малик до четырех лет нормально не спали и не ели. Были дни, когда я несколько суток не ела, потому что не успевала по дому. Помню, как я весь день разогревала один и тот же чай и не могла его допить. Я готовила три раза в день на всю семью, убирала двухэтажный дом и двор, стирала… Надо было гулять с детьми, играть с ними, давать им лекарство… Когда я не успевала встать к плите, свекровь называла меня шлюхой. Мне было так обидно! Я снова попыталась обратиться к матери, но отец велел мне передать, что очень рад, что надо мной издеваются. “Сама убежала, теперь терпи”. Иногда ночью я смотрела на мужа и думала: “Я ведь могу его убить — и все это закончится”. Представляете, до чего я дошла?

В первый день Рамадана я должна была наготовить много еды, мы ждали гостей. Дети весь день плакали на втором этаже, я бегала от них к плите. Свекровь подошла ко мне и изо всех сил дала затрещину, мое лицо стало бордовым. Я подумала: “Хорошо, меня избивает муж. Но эта женщина, которая мне никто! Я ей здесь прислуживаю, воспитываю ее внуков. Если и она меня будет бить, то кто я вообще? Если каждый мимо проходящий может ударить меня, кто я?” Я забрала детей и ушла к подруге».

Ася прожила у подруги неделю. Чтобы не есть чужой хлеб, продала свое золотое кольцо. Деньги быстро закончились, дети плакали. Нужно было покупать им хорошее питание, лекарства. Сидеть на чужой шее Ася не могла. Устроиться на работу тоже: детей было не с кем оставить. Она поняла, что не справится, и вернулась к мужу из-за детей. 

«Я вдруг поняла, о чем говорила мама. Мне, как и ей, было легче терпеть побои, чем материальные трудности, которые отражаются на моих детях. Я с ужасом осознала, что в нашем с ней случае побои — это зона комфорта. Лучше это, чем жизнь с детьми на улице».

Муж принял Асю неохотно: плачущие дети раздражали. Кроме Аси ими никто не занимался. Невыспавшаяся, замотанная, она умудрялась учить близнецов буквам и цифрам, потому что врач сказал, что они могут быть умственно отсталыми. Когда сыновья пошли в садик, Ася устроилась на работу в кафе. Хотела подзаработать на побег и быть уверенной в завтрашнем дне. Мужу это не понравилось. 

«Мальчики были в садике, а он кричал: “Детям нужна мать!” Он не хотел их забирать из садика в дни моих смен, не хотел проводить с ними время. И каждый день кричал, что я должна уйти с работы, забирать их сама и сидеть с ними. В один из таких скандалов он сказал, что я плохая мать. Меня сильно задели эти слова, потому что я вкладывала в детей всю себя. Я сказала, что это мои дети, что все лучшее и важное, что есть в их жизни, дала и даю им я. Он ударил меня кулаком в лицо, я ударилась затылком об стену и потеряла сознание. Очнулась оттого, что сын сидит у меня на груди и плачет: “Мамочка, проснись!” Меня мутило, я не могла подняться. Муж стоял на пороге одетый. Наверное, испугался, что убил меня, решил убежать. Я прошептала с пола: “Я с тобой жить больше не хочу, дай мне развод”. И он сказал: “Ты разведена!” И ушел.

Я поднялась, собрала вещи, обняла детей и ушла в никуда». 

На улице

Суд и алименты

Несколько месяцев Ася скиталась по знакомым. Подрабатывала то официанткой, то уборщицей. Ужасно тосковала по детям, было чувство, будто от нее отрезали кусок. Но вернуться не могла.

«Я не могла жить без детей, но и не могла больше терпеть побои. Понимала, что в следующий раз от его ударов я могу не проснуться — и у детей не будет мамы. А так у меня был шанс наладить свою жизнь и забрать их.

Конечно, я пыталась связываться с детьми. Приходила к дому мужа, но он не пускал меня, кричал, что, если я хочу их видеть, должна их забрать навсегда. “Я что, обязан их кормить и воспитывать?” Мне хотелось умереть из-за того, что я не видела выхода. 

Были дни, когда мне было негде жить, нечего кушать… Я всегда жила в родительском доме, никогда не работала. Всегда была еда, крыша, одежда. Я была не готова к жизни на улице. Хотя бывает ли кто-то к такому готов?»

Только через год Ася нашла постоянное жилье: сняла койко-место в комнате с двумя девушками. К этому времени муж устал от детей и начал иногда отдавать их Асе. 

«Я забирала сыновей в дни, когда девочки были на работе. Но однажды Заур разъярился и сказал, что больше мне детей не отдаст. “Или ты их забираешь насовсем, или больше их не увидишь!” Сказал, что, если приду к его дому, он меня отправит на тот свет. Я не видела детей четыре месяца, а потом собралась с духом и пошла в суд — подавать на развод. 

В суде он рассказывал, что я плохая мать, поливал меня грязью. Я сказала, что готова к тому, что дети будут жить с ним, но я хочу их видеть. Суд разрешил мне забирать их два раза в неделю. Но когда я пришла за детьми, Заур сказал, что решения суда ему побоку. Тогда я обратилась к судебному приставу. А Заур в ответ сказал: “Ах так! Тогда будешь платить мне алименты!”»

Ася делает паузу в рассказе, чтобы в который раз «переварить» эту новость про алименты. Вытирает опухшие глаза и говорит: «Я выросла в России и знаю, что многие кавказские мужчины относятся к русским с некоторым пренебрежением. Типа, вот мы — мужчины, а русские — так себе мужчины. Но в России я никогда не слышала о ситуации, когда мужчина берет с женщины алименты! 

Платить мне было не с чего. Я не работаю официально, сейчас веду кружок по танцам. Это подработка на 4-5 тысяч, мне просто неоткуда взять деньги на алименты! Недавно я сняла квартиру с одной девушкой. Плачу за аренду, и у меня почти ничего не остается. Я экономлю на всем, почти не ем, потому что, когда забираю детей, мне нужно их кормить, угощать чем-нибудь вкусным. Они ведь еще просят то одно, то другое… А я иногда даже жвачку за 30 рублей купить не могу».

Иллюстрация: Алексей Сухов для ТД

Под защитой «Женщин»

«Я потихоньку выбираюсь из ямы»

Ася искала выход, и кто-то рассказал ей об организации «Женщины за развитие», которая помогает женщинам, попавшим в беду. Так Ася познакомилась с Либкан Базаевой, руководителем «Женщин». Либкан устроила встречу Аси, ее бывшего мужа и психолога организации у уполномоченного по правам ребенка в Чечне. Ася вспоминает, что на этой встрече она впервые почувствовала защиту и ощутила плечо. 

«Я была в шоке оттого, что существуют такие люди! От этой организации с нами была психолог, которая была очень вовлечена в мою ситуацию. Она не просто делала свою работу, а искренне мне сопереживала и пыталась помочь. Уполномоченный и Марет уговорили бывшего мужа отказаться от алиментов, он даже подписал мировое соглашение, но на суде Заур резко изменил свою точку зрения. Судья сказал мужу, что он позорит чеченцев, и назначил мне минимальную выплату — 6 тысяч в месяц. На суде со мной была адвокат, которую мне бесплатно дали “Женщины за развитие”. Она сказала, что мы будем бороться. И я готова бороться сколько угодно, ведь я теперь не одна». 

Ася рассказывает, что «Женщины за развитие» предложили ей бесплатно пожить в кризисном центре. Благоустроенное здание, где есть все для жизни с детьми, уютная комната, бесплатное питание. Но Ася отказалась. 

«Не хочу расслабляться. Чтобы выживать и бороться, я должна быть в тонусе. Мне надо двигаться вперед, чтобы выйти из кризиса. А еще мне стыдно сидеть у кого-то на шее… В ушах звучат папины слова: “Ты говно, ты никто, ты ничто!” Я не хочу быть попрошайкой, быть никем… Если бы я узнала про центр раньше, когда мне было негде жить, не задумываясь побежала бы. А сейчас я худо-бедно устроилась. Когда мне кажется, что все беспросветно, я оглядываюсь назад и вспоминаю, как сначала спала на улице или у знакомых. Как потом сняла угол. А сейчас у нас уже на двоих целая квартира. Тут плохие условия, но все-таки лучше, я потихоньку выбираюсь из ямы… Знаете, после последнего удара Заура у меня хрустит челюсть. Жую и слышу: “Хр-хр”. Этот звук напоминает мне о том, что я никогда туда не вернусь». 

«Мамочка, ты не размазня!»

Уже полночь, мы разговариваем с Асей больше двух часов. К экрану подходят ее сонные сыновья Ильяс и Малик. «Мамочка, идем с нами спать, мы хотим с тобой спать!» Ася целует детей в макушки и говорит, что скоро придет. Они послушно уходят в свою комнату. 

«У нас традиция: я их глажу, пока не заснут, — говорит Ася. — Однажды я гладила Малика и почувствовала, что у него мокрые штаны. А мы перед сном всегда ходим в туалет! Я спросила: “Малик, что такое?” Он затрясся. “Все нормально, что случилось?” — повторила я. Он ответил шепотом: “Я описался”. —  “Почему? Ты же мог попроситься в туалет”. — “Когда я прошусь в туалет, папа меня ругает!” Я похолодела. То есть он предпочитает описаться, но не сказать отцу, что хочет в туалет. Больно осознавать, что по отношению к детям он такой же, как и ко мне. Я очень хочу их забрать, но не могу подвергать их трудностям, отсутствию еды… К тому же моя сожительница не хочет жить с двумя детьми. Ни один судья не отдаст мне детей, пока я не устрою свою жизнь…»

Ася осекается и продолжает сквозь слезы: «Иногда думаю, что я плохая мама, что я размазня…» В этот момент в кухню снова вбегают дети. «Ты не размазня!» — кричит Малик. «Мамочка, ты не плохая, ты самая хорошая!» — подхватывает Ильяс и обнимает ее за шею. Ася заикается ему в ухо: «Мамочка так не думает, мамочке иногда так кажется…» — «Мам, ты чего, плачешь?» — Малик проводит пальцем по Асиному лицу. «Нет, дорогой, нет, я не плачу», — выдавливает Ася. «У меня хорошая мама!» — строго говорит Ильяс мне. На другой стороне экрана я утвердительно киваю. 

***

Либкан Базаева говорит мне, что они будут рядом с Асей, будут помогать. Асе нужна стабильная работа с нормальной зарплатой, они постараются помочь с трудоустройством. Когда Ася встанет на ноги, они помогут ей в суде получить опеку над детьми. «Самое главное, что она уже с нами, наша, что в ее жизни появились люди, которым не все равно. Ася сильная, она со всем справится». 

«Такие дела» помогают собирать деньги на поддержку организации «Женщины за развитие» и их большого проекта — кризисного центра «Мадина». Каждый день в организацию поступают звонки от женщин, которые убежали из дома, у которых отобрали детей, которым нечего есть и негде спать. «Женщины» стараются помочь всем, но их ресурсы ограничены: организация существует на пожертвования. Вы можете помочь им. Ваши 100, 200, 500 рублей позволят «Женщинам» крепче стоять на ногах и поддержать больше таких матерей, как Ася.  

Сделать пожертвование

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!