Свобода на тюремных простынях

Фото: Артем Лешко

В России в 2018 году по части 1 статьи 228 УК РФ (хранение без цели сбыта) осудили 39 160 человек. Одним из них был московский художник Андрей Митенёв, который до условно-досрочного освобождения в июле 2020-го провел в заключении два года и семь месяцев. За это время он на ватманах и тюремных простынях создал три серии работ, посвященных документированию тюремного быта и переживаний лишенного свободы человека

В СИЗО цветные карандаши почему-то запрещены. Но в так называемой котловой камере мне дарят великолепный набор. Здесь после задержания я по решению распределительной комиссии, о котором узнаю у металлической двери с надписью: «Особый контроль» после слов конвоира: «Тебя, очкарик, я посажу к “волкам”».

Я вижу абсолютно не романтичную тюремную субкультуру: веревочные дороги, по которым передают носочки с посылками, энтузиастов криминального образа жизни. Среди них есть как довольно неприятные люди, так и вполне достойные. Я в глубочайшей депрессии: мой мир и тюрьма в сознании несовместимы. Не понимаю, почему я в тюрьме за то, что я купил для самого себя за заработанные деньги. Не рисую, хоть карандаши теперь и есть. Лежу, отвернувшись к стенке, в своем мраке. Мне помогает чеченец Лечи, смотрящий.

«У тебя есть карандаши?! Есть! Так какого ты не рисуешь?! Если к вечеру ничего не сделаешь, я тебе… Вечером проверю!»

Я прихожу в себя. Появляется идея проекта — набор зарисовок из жизни обитателей российских тюрем с комментариями. С запретом телефонов и камер в тюрьме классическая функция изобразительного искусства, заключающаяся в достоверном и правдивом изображении окружающего, возвращается.

***

Для России моя история достаточно обычна: впервые стимуляторы я попробовал в девяностые. Отказался, но за несколько лет до ареста, в момент жизненного кризиса и распутья, снова начал эпизодически употреблять амфетамин.

Андрей в тамбуре электричкиФото: Артем Лешко

Вначале это помогало: в состоянии наркотического возбуждения я сделал большую работу, казавшуюся мне гениальной. Последовал вывод — это мой творческий метод. Я совершил ошибку. Допинг был лукавым: он не столько давал, сколько отбирал моральные и физические силы.

Мое первое задержание — «история о вреде курения»: я ехал в электричке с веществом, вышел покурить в тамбур. Появился патруль, с собой не было документов, меня обыскали. В кармане пальто нашли сверток с двумя граммами — крупный размер. Задержание, сутки допроса, освобождение под подписку о невыезде. Уголовное дело возбудили, но в тот момент все могло закончиться условно.

Три недели я держался в страхе после первого ареста, но потом с веществом снова оказался на Ярославском вокзале. Может, это были зависимость и тяга. А может быть, я просто пошел неосознанно туда, где несут службу те самые патрульные, потому что без тюрьмы я бы не смог отказаться от наркотика. Меня узнали: «Здравствуй, наш клиент. Пойдем!»

Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду
Just в аду

Just в аду

Я оказался в СИЗО. Несмотря на шок и ужас, первые наброски я начал делать еще на карантине: как художник я испытывал потребность в искусстве и выражении. А одна сотрудница подарила мне ручку и тетрадь. Я просто начал рисовать все, что видел и проживал. Заниматься отвлеченными вещами в новой всепоглощающей реальности было невозможно. Получилось что-то похожее на небольшой комикс про ритуал лишения свободы.

Следствие заняло два месяца, но, наверное, это просто временной стандарт. Еще в самом начале мой следователь сказал: «228-я — моя любимая статья: нет ни потерпевших, ни ущерба, который нужно возмещать. Есть человек, есть вещество. Человек сознается. Все очень просто». Судья после выступлений защиты, обвинения и моего последнего слова удалилась минут на пятнадцать, чтобы после вернуться с длинным, явно заранее составленным текстом. Заканчивался он фразой: «Приговорен к трем годам и двум месяцам лишения свободы».

Андрей с работами из серии про ритуал лишения свободыФото: Артем Лешко

После осуждения я остался в хозотряде СИЗО: сотрудники администрации красноречиво убедили в этом. Быть «хозником» тяжело физически: помимо восьмичасового рабочего дня, каждый день есть дополнительные работы —  прорывы труб, переноска заболевших в санчасть. При этом все достаточно унизительно: сотрудники не считают тебя человеком, а подследственные считают сотрудничающим с администрацией, красным. Тогда пожалел, сейчас, рассматривая все как творческую командировку, думаю иначе: у меня появилась возможность на все посмотреть с разных сторон.

Через полгода мне дали должность ночного кладовщика. Построения, быт проходили мимо, я выдохнул. Склад был практически моим личным пространством. Нужно было просто выдавать довольствие: вещи, матрас, белье, посуду. Это занимало час-полтора в день. Всю ночь я был предоставлен сам себе: читал книги, которые не пропустили через приемник, слушал рок-радио. Получил передачу с акварелью и масляной пастелью и стал активно продолжать серию про самое начало: электричку, первые допросы, автозак, душ, карантин. Но на складе я пробыл недолго: слишком активно общался с арестантами. Помня свои опыт и эмоции первых дней, я старался их как-то поддерживать, успокаивать, предлагал чай и угощал своим запасом галет.

СИЗО. Портрет
СИЗО. Трамвай
СИЗО. Джонни
СИЗО. Прогулка
СИЗО. Пробуждение
СИЗО. Намаз
СИЗО. Портрет
СИЗО. Трамвай
СИЗО. Джонни
СИЗО. Прогулка
СИЗО. Пробуждение
СИЗО. Намаз

СИЗО. Портрет

Чуть позже Марина, моя жена, смогла передать мне ватманы и уголь, а в СИЗО на ремонтных работах я раздобыл водоэмульсионные краски оранжевого и зеленого цветов. И в комнате воспитательной работы нашел доску для маркеров. Она не использовалась, я приклеивал к ней листы и делал большие портреты заключенных. На один портрет уходило два сеанса по 15-20 минут.

Параллельно спрашивал, что такое свобода: если человек приговорен к ее лишению, он, наверное, должен осознать, чего лишился. Это были не закоренелые преступники, а, как правило, осужденные по 228-й или по 159-й, «мошеннической», статье, по которой можно посадить любого коммерсанта, а также люди, всю жизнь честно работавшие на заводе или крутившие баранку, а на старости лет вдруг ввязавшиеся в драку или порезавшие ножом собутыльника. Все говорили разные вещи, дополняя друг друга. Для одного свобода — это тюрьма после девяти лет бегов и возможность спокойно вздохнуть, для другого — отсутствие страха. Для кого-то — непонятное слово: «Если ты жив, ты уже несвободен».

На портреты все соглашались с удовольствием, были очереди. Человеку, наверное, хочется быть запечатленным. При этом только однажды попросили забрать портрет. Все до одного называли их «фотками».

К «фоткам» администрация относилась нормально. А вот зарисовки быта приходилось прятать. На постоянных обысках их несколько раз находили, просматривали и часть выбрасывали.

Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные
Осужденные

Осужденные

В СИЗО негласно курили гашиш. На это смотрели сквозь пальцы. После нескольких смертей подследственных от передозировок метадоном началась реакция.

Меня вызвали, поставили перед условием: быть осведомителем и провокатором или ехать на зону. Я выбрал второе.

Перед этапом сотрудники пугали: «Все рисунки заберут и уничтожат». Предложили оставить на складе как личные вещи, а оттуда родственникам по заявлению забирать их. В итоге Марине буквально с боем пришлось их возвращать: вначале нужные документы потерялись, потом я писал письма из колонии, Марина несколько раз ходила на прием граждан к начальнику СИЗО, тот звонил в отряд, там придумывали истории про собственность колонии и несуществующие художественные кружки. В конце концов рисунки выдали, но не все. Или потерялись, или процензурировали. На выдаче сказали подписать бумагу об отсутствии претензий, иначе не вернули бы ничего.

К счастью, я оставил с собой тетради с записями. По правилам все запрещено: краски, кисти, карандаши, маркеры. На первом обыске, еще перед отправкой в автозак, меня спросили: «Есть запрещенное?» Я честно ответил. Но все пропустили. В поезде, а обыски происходят на каждом этапе, вообще комично получилось. Нашли краски и кисти: «Ты художник? Нам нужна стенгазета в вагон. Нарисуй, пожалуйста, как наш поезд идет из Москвы через Тамбов в Астрахань». Поезд ехал, а я рисовал едущий поезд. Конвоиры были счастливы: принесли нам таз гречневой каши с тушенкой.

Андрей в мастерскойФото: Артем Лешко

В колонии, еще в карантине, приходили надсмотрщики из цехов и тянули к себе — в швейный цех, на металлоконструкции. Был еще «замполит», который занимался стенгазетой и воспитательной работой. С его подачи на распределительной комиссии меня сделали художником.

Как в пионерском детстве, рисовал на ватманах гуашью ежемесячную стенгазету «Путь домой». Ее я переименовал в «Путь к себе». Какое-то время на это не обращали внимания, но потом сказали переименовать: «Прекращай свою эту наркоманскую историю». Нужно было написать о несуществующих культурных и спортивных мероприятиях, о праздниках. Мне запомнилась февральская стенгазета: я выпустил плакат с черным квадратом и подписью: «23 февраля — день рождения Казимира Малевича». А в апреле День космонавтики совпал со Входом Господним в Иерусалим, и у меня на стенгазете был Христос на ослике на фоне взлетающей ракеты и подпись: «Поехали!» Никто эти тексты все равно не читал. Деятельность никому не нужная, но для отчетности важная.

Для образцово-показательного ансамбля заключенных делал на праздники декорации, а перед приездом комиссии из Москвы обновлял множество табличек с надписями, которые в колонии повсеместны: от «ведро для мытья пола» до «отряд такой-то». Я вырезал из бумаги трафареты и поролончиком делал эти надписи. По сути, мне пригодились навыки, освоенные еще в прошлом тысячелетии. Но там они до сих пор актуальны.

7,5 тонны гнилой капусты. Труба
7,5 тонны гнилой капусты. Ногами вперед
7,5 тонны гнилой капусты. Побегоопасный транспорт
7,5 тонны гнилой капусты. Допрос
7,5 тонны гнилой капусты. Построение
7,5 тонны гнилой капусты. ОперА
7,5 тонны гнилой капусты. Созерцание
7,5 тонны гнилой капусты. Простыни-***стыни
7,5 тонны гнилой капусты. Труба
7,5 тонны гнилой капусты. Ногами вперед
7,5 тонны гнилой капусты. Побегоопасный транспорт
7,5 тонны гнилой капусты. Допрос
7,5 тонны гнилой капусты. Построение
7,5 тонны гнилой капусты. ОперА
7,5 тонны гнилой капусты. Созерцание
7,5 тонны гнилой капусты. Простыни-***стыни

7,5 тонны гнилой капусты. Труба

В колонии, несмотря на более тяжелые бытовые условия, я почувствовал себя намного более свободным: режим был менее жестким, не было постоянного давления со стороны сотрудников. Во мне нуждались и заключенные, и администрация — я постоянно что-то рисовал. Получал за это 5 тысяч рублей, кстати. Не как люди, которые работали на «промке».

Современная зона — коммерческое предприятие, использующее рабский труд. В моей колонии производили металлоконструкции и перекрытия для ледового дворца в Тамбове, металлическую мебель, был цех по пошиву «касперов» — одноразовых комбинезонов. После начала эпидемии стали шить маски. Все это приносит доход, а рабочие получают зарплату. Грузчик, который с утра до вечера носит металлические шкафы, — 200 рублей в месяц, маляр, стоящий весь день в облаке ядовитой краски, — 350 рублей и стакан молока за вредность.

В хозотряде СИЗО была возможность делать только маленькие зарисовки. В колонии наоборот, так как свободного времени было больше. Я рисовал на ватманах. Но постепенно описание тюремного быта исчерпало себя.

Зеленый поселок. Ложка
Зеленый поселок. Барак
Зеленый поселок. Тамбов
Зеленый поселок. Лошадка
Зеленый поселок. Павелецкий вокзал
Зеленый поселок. Баня
Зеленый поселок. Отоварка
Зеленый поселок. Ложка
Зеленый поселок. Барак
Зеленый поселок. Тамбов
Зеленый поселок. Лошадка
Зеленый поселок. Павелецкий вокзал
Зеленый поселок. Баня
Зеленый поселок. Отоварка

Зеленый поселок. Ложка

Делать большие работы помог случай: приближалась годовщина Великой Победы и было решено сделать монумент. У меня была художественная мастерская, но там не было даже молотка: все запрещено. А мне для работ выдали разрешение ходить на «промку», и я первым делом пошел в столярную мастерскую и попросил помочь мне с подрамниками. Оказалось, что мы знакомы с мастером: делал ему рисунок для татуировки. Он согласился помочь.

Холстами стали тюремные простыни. Это традиционный творческий тюремный материал — например, как хлеб. Но фигурки, четки, хлебные шахматы известны всем. Возможно, простыни просто не покидают стен колоний. Ими, как правило, завешивают свои койки от посторонних глаз и разрисовывают типичными сюжетами с минаретами и колючей проволокой.

Сны в колонии снились яркие — захотелось их фиксировать. Они были отчасти легальным побегом, но, с другой стороны, в них все равно проигрывалась реальность. Например, приснилось, как в камере я стал очень маленьким, таким образом преодолев замкнутость пространства. Но в конце меня поймали и посадили в сигаретную пачку. Все повторилось.

Андрей реставрирует полотно после его транспортировки из колонииФото: Артем Лешко

Получилась серия из шести полотен 1,14*1,8 метра. На одном пророк Иона падает с неба в пасть кита, рождая маленькую рыбку. Он падает в ад, но дает надежду на спасение. Полотно о кентаврах о свободе: приснились высота, Крым, горы, небо и я, быстро несущийся вперед. В принципе, это набор визуальных символов, запомнившихся после снов.

Работы я хранил в клубе в художественной мастерской, где рисовал. Там было тепло.

Сотрудники колонии к моему творчеству относились нормально. Но как-то с проверкой пришел психолог в форме: «А что это? Надо ему взыскание!»

«Это художник у нас. Он только в свободное время рисует. Он нормальный — просто дурь выходит, он же наркотики употреблял», — ответили «наши».

Конечно, в СИЗО такую работу было даже представить себе невозможно. Зарисовки я совершенно спокойно приносил на свидания и передавал. Их просматривали и пропускали. Наверное, сработал человеческий фактор: охранники узнавали какие-то сюжеты и дни.

Благодаря творчеству последние месяцы в колонии стали периодом реабилитации от бесконечного унижения в Москве и переходом к свободной жизни.

Тюремные сны. Сон № 3
Тюремные сны. Сон № 11
Тюремные сны. Сон № 8
Тюремные сны. Сон № 9
Тюремные сны. Сон № 2
Тюремные сны. Сон № 3
Тюремные сны. Сон № 11
Тюремные сны. Сон № 8
Тюремные сны. Сон № 9
Тюремные сны. Сон № 2

Тюремные сны. Сон № 3

Из колонии нельзя ничего выносить. Существует ритуал: человека привозят, его раздевают, дают робу, обривают. Все остается в прошлом. Ты осужден окончательно. В обратном порядке все происходит при освобождении. Я специально договаривался с начальником колонии, чтобы забрать работы. Передо мной было условие: они должны были поместиться в сумку. Полотна пришлось свернуть в рулон и поперек. Они сильно потрескались, все равно топорщились из сумки, но я продемонстрировал: сделал все что мог.

Сам процесс освобождения был чудесным. Джинсы, футболка с принтом, сигареты и бутылка пива. Все звучит банально, но это вызывало удивительные ощущения. Было очень здорово сидеть на лавочке и ждать автобус в поселке, где все живущие так или иначе связаны с зоной. Ко мне присел дедушка и понимающе спросил: «Что — откинулся?» Завязался разговор.

Мы поехали, и я увидел из окна нашу страну: покосившиеся серо-зеленые заборы, дома с провалившимися крышами, старухи несгибаемые в развевающихся ситцевых платьях. Радость поутихла. Пришло понимание: «там» и «здесь» не сильно отличаются. Будто бы колония — это наше государство в концентрированной миниатюре. «Там» я начал многое понимать из происходящего «здесь».

***

Уголовное преследование за употребление наркотиков, с одной стороны, слишком жестоко, с другой — бессмысленно. Большинство рядовых потребителей после заключения возвращаются к прежней жизни. Страх наказания не останавливает. Пребывание в тюрьме не излечивает. Мне говорили: «Я нахожусь в плену. Выйду и назло буду продолжать жить, как считаю нужным». Многие опять оказываются в тюрьме и снова просто ждут, когда все закончится.

Компания молодых ребят, познакомившихся в хозотряде, после освобождения снимает квартиру и употребляет там. Мой знакомый на третий день после выхода из тюрьмы умирает от передозировки.

Андрей с картиной «Сон № 8» из серии «Тюремные сны»Фото: Артем Лешко

После колонии ты отторгнут обществом. Судимость ставит рамки, в которых невозможно реализоваться. Это затронуло и меня: в Петербурге предложили сделать выставку. Чуть позже приходит письмо: «Вы по 228-й сидели? Извините, мы не можем». А она ведь «народная». Но в целом мне повезло: я художник, арест и нахождение в тюрьме мне помогли — я справился с зависимостью, сделал проект, в котором есть работы, выполненные теми самыми запрещенными цветными карандашами.

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Читайте также
Всего собрано
2 443 396 907
Текст
0 из 0

Андрей с картиной Сон N8 из серии "Тюремные сны"

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Андрей в тамбуре электрички

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Андрей с работами из серии про ритуал лишения свободы

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Андрей в мастерской

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Андрей реставрирует полотно после его транспортировки из колонии

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Андрей с картиной "Сон № 8" из серии "Тюремные сны"

Фото: Артем Лешко
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Just в аду

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Портрет

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Трамвай

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Джонни

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Прогулка

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Пробуждение

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

СИЗО. Намаз

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Осужденные

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Труба

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Ногами вперед

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Побегоопасный транспорт

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Допрос

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Построение

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. ОперА

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Созерцание

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

7,5 тонны гнилой капусты. Простыни-***стыни

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Ложка

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Барак

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Тамбов

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Лошадка

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Павелецкий вокзал

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Баня

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Зеленый поселок. Отоварка

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Тюремные сны. Сон № 3

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Тюремные сны. Сон № 11

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Тюремные сны. Сон № 8

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Тюремные сны. Сон № 9

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0

Тюремные сны. Сон № 2

Фото: Андрей Митенёв
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: