«Боль притупляется, одиночество остается»

Мария говорит лихо, весело, с матерком. Ее кожа в броне медного загара и веснушках, а глаза цвета озерной воды. Когда она смеется, обязательно вворачивая крепкое слово, пространство вокруг звенит.

Ей семьдесят два, но называть ее Марией Никифоровной, по имени и отчеству, кажется кощунством: она выглядит намного моложе, да и характер бойцовский. С таким характером тихо не живут.

— Все сама, все сама, — незатейливо описывает она свою жизнь. Не жалуясь, а просто пожимая плечами. И отмахивается: — Да таких одиночек, как я, в России пруд пруди!

Позывные 

Мария младшая из пяти выживших детей. Еще пятеро умерли во младенчестве.

— Тогда народ умирал, понимаешь? — говорит она. — Болезней было много, а медицина слабенькая.   

Сестрам и братьям Мария дает «позывные» — не по именам, а по годам рождения называет, будто перечисляет участников секретного полка. «Тридцать второй» — брат, «тридцать восьмая» — сестра, «сорок первая» — сестра, «сорок седьмой» — брат, а она — «сорок девятая». Лишь одного из них, «сорок седьмого», Тольку, она ласково называет «братик». 

Толька был затейник. Когда собирался в Ригу, Мария дала ему денег на шубу — хотелось покрасоваться. Толя деньги взял, но купил на них не шубу сестре, а мотоцикл — себе. И, чтобы скрыться от разрушительной волны сестринского гнева, спрятался на чердаке. Уж как она на него материлась, как кричала! Потом ничего — смирилась. В брате души не чаяла, к тому же у нее самой когда-то был мотоцикл, погонять она любила. А мотоцикл-то какой купил — «Яву»: новенький, красивый, с люлькой. Он потом Тольку и убил.   

«Бегали без штанов, друг друга колотили, потом — любовь»  

Мария родилась в Челябинске в 1949 году. Десятая по счету.

— Мама даже в роддом не попала, — говорит. — Принимала меня соседка, тетя Груша. Даже в больницу потом не возили. Мама рассказывала: «Я вас не рожала, вы у меня вылетали!»  

В большой семье жилось весело, хоть и очень бедно. Марию на правах младшей сестры то баловали, а то нагружали домашними хлопотами. Судьба у родителей была тяжелая: отец рано лишился ноги, мама осталась без семьи и все детство мыкалась по приютам.

— Это сейчас родители при детях ругаются, тогда такого не было, — говорит Мария. — Я как-то проснулась, увидела, что мама папку валенком бьет. Кричу: «Ма-ам!» Она как увидела, что я проснулась, — все, тишина. Если им надо было поговорить или поругаться, мама нас выгоняла: идите, мол, гулять. А мы и рады были, что нас — на улицу.  

Из родных остались у Марии только два племянника. «Тридцать второй» умер, «тридцать восьмую» забрал рак, «сорок первая» угорела в бане, «сорок седьмой», «братик», разбился. 

Детей у Марии нет, мужа никогда не было. А вот любовь была. Его звали Витя Акимкин. Мария говорит так:

— Сначала в детстве бегали без штанов, друг друга колотили, а потом — любовь.  

Витька рано начал пить. Алкоголь его погубил: Витя умер, когда ему было всего двадцать пять лет. Об остальных мужчинах Мария говорит неохотно, отмахивается, мол, больше ничего серьезного не было. На то были причины.

В двадцать пять лет на Марию свалились внематочная беременность, которую проглядел врач, а после — аппендицит и перитонит. Марии удалили яичники. Она больше не могла иметь детей.

— Истерик не закатывала, — говорит она. — Проматерилась — и вперед. Ничего ведь уже не сделать. Насчет личной жизни после этого уже не задумывалась, раз было понятно, что детей не будет. А мужику, даже самому хреновенькому, нужны дети.   

«Нельзя тебе за руль, нельзя!»  

— Когда папка наш дом строил, я маленькая была. Говорил мне: «Бери ножовку и пили». Так я научилась и пилить, и гвозди прибивать. Молоток научилась с детских лет держать, — вспоминает Мария. — Я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык!

Мария окончила восемь классов и пошла работать — профессии, по ее словам, всегда были мужские. Сначала выучилась на шофера — работала на мебельной фабрике, развозила грузы. Водительские курсы они оканчивали вместе с Толей. Мария ему говорила: «Ты безалаберный, нельзя тебе за руль, нельзя!» Оказалось, говорила не зря.   

Фагима готовит ужин для них с МариейФото: Мария Григорьева для ТД

Вместо шубы, которую заказывала Мария, брат привез из Риги мотоцикл с коляской. Вскоре ехал на нем после ночной смены и, предполагает сестра, задремал за рулем. Открыл глаза — навстречу трактор. Мотоцикл съехал в кювет и перевернулся. Люлька крепко ударила Толю по позвоночнику. Больше он не вставал.  

— Стал инвалидом, — тяжело вздыхает Мария. — Я ведь сама ему денег на эту железку дала. Забрали его к себе, по инвалидности ему выделили квартиру, — обводит Мария взглядом стены. 

Толю нужно было ежедневно обмывать, обрабатывать пролежни, кормить — этим занималась Мария. Прибегала с работы, наскоро умывалась и бежала в комнату к брату. «Сорок седьмой» прожил после аварии три года. А спустя два года после его смерти Мария похоронила маму. 

— Когда мама с Толей умерли, — говорит Мария, — побежала на завод Орджоникидзе, выучилась на крановщицу. Четырнадцать метров краны — мостовые. Ох, сначала было страшно! Потом привыкла, конечно. А как крановщицы со смены домой едут, так одни маты стоят! Мне сначала это дико было: «Девчонки, вы чего так материтесь?» — а мне говорят: «Погоди, ты тоже начнешь». Так и вышло. Это же мужские профессии, правда из всех крановщиков у нас только один мужчина был!

«Не плакала — попробуй заставь»

В девяностых на предприятии начались сокращения — Мария ушла на пенсию. Профессия крановщика считалась опасной и вредной, но пенсию назначили всего 10 тысяч рублей. Мария, отработав и шофером, и кладовщиком, и крановщицей, приобрела еще один статус — «малоимущая». Но даже после этого не начала жаловаться.

— А я, — говорит, — не одна, со мной всегда была Лидуха-подруга. Племянница еще и племянник. 

На кухне у МарииФото: Мария Григорьева для ТД

С племянниками Мария встречается нечасто — у них свои дела. А вот с Лидухой они знакомы с самого детства, вместе сидели на завалинке и с того времени дружны крепко, правда тоже давно не виделись: Лидуха заразилась коронавирусом и тяжело болела, изолировалась. 

У Марии на груди длинный рваный шрам. Еще когда жили в доме с печкой, она обварилась кипятком. Говорит, после этого месяц лежала в больнице. Спрашиваю, не было ли болевого шока, обморока, — она широко открывает глаза, смотрит на меня с удивлением, да как взорвется:

— Ну прям! Я по характеру сильная, раньше даже никогда не плакала. Это сейчас нервы слабенькие, сентиментальная стала, а тогда — попробуй заставь! Какие бы трудности ни приходили, не было этого в характере. Даже когда папку хоронили, не плакала, — и добавляет, чуть понизив голос: — А вот когда Зою, сестру, хоронили, уже плакала. Потом Толя. Потом Томка пошла к соседям мыться и в бане угорела.   

Мария со всем справлялась самостоятельно. Когда не хватало денег, покупала на рынке цветы и продавала втридорога на вокзале. Где-то Лидуха угощала овощами и ягодами со своего огорода. Выкручивалась. Пока два года назад у Лидухи на даче, помогая подруге пропалывать грядки, не надорвала колено. Крутиться стало тяжелее в разы. 

Первое время Мария совсем не могла ходить, сейчас стало легче: колено часто дает о себе знать, но по крайней мере уже не мешает передвигаться, хоть и болит. Меня Мария встретила с эластичным бинтом на ноге. 

— Я аж с табуреткой сначала по квартире ходила, — говорит она, сама удивляясь, что нашлось обстоятельство, которое ее сломило, — а кушать-то что-то нужно. Участковая врач выписала мне справку, что я нуждаюсь в особом уходе.

Через соцзащиту на Марию вышла сотрудница организации «Солнечный день», которая помогает людям старшего возраста, оказавшимся в трудной ситуации. Там сразу поняли, что женщину нельзя оставлять. Так к ней начали приходить сотрудники и добровольцы, специально обученные организацией. 

— Они мне продукты покупают, — рассказывает Мария, — у меня и список есть. Я его напишу, а они звонят, спрашивают, что надо купить, и я по этому списку им все диктую. Мне этого почти на месяц хватает, а на следующий месяц они опять приходят. Не дают с голоду умереть! Они общительные девочки, молодцы. Придут, со мной поболтают, спросят, как себя чувствую. Как они появились, мне полегче стало. Я у них спрашиваю, мол, нищих-то много? А они отвечают: «Много!»

Мария легонько стучит по стенам и рассказывает, как до травмы колена делала ремонт. Конечно, сама. На прощание она вдруг порывисто и крепко меня обнимает. И говорит:

— Со временем боль притупляется, но одиночество остается.

Мария бодрится, но правда в том, что людей, которые могут ее поддержать, совсем мало: Лидуха сама в возрасте, у племянников дела. А еще больная нога, а еще крошечная пенсия. Сотрудники и добровольцы организации «Солнечный день» помогают людям, у которых никого не осталось. Если у человека есть инвалидность, к нему выезжает врач, который разрабатывает индивидуальную программу лечебной физической культуры и проводит консультации по лечению заболеваний. Подопечные также получают лекарства, продукты и средства реабилитации.

На работу организации, у которой нет государственной поддержки, очень нужны средства. Пожалуйста, подпишитесь на регулярное пожертвование в пользу «Солнечного дня». Люди не должны оставаться в одиночестве, даже если уже потеряли всех близких.

Материал создан при поддержке Фонда президентских грантов

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!