В Якутии действует режим чрезвычайной ситуации. Ни местные, ни привлеченные из других регионов силы не в состоянии справиться с огнем, дым от которого дошел даже до Аляски. Однако за попытку привлечь внимание мирового сообщества и конкретно голливудского актера Леонардо Ди Каприо местных активистов травят, от международной помощи отказываются. К чему все это может привести, «Такие дела» спросили руководителя противопожарного отдела Гринпис России Григория Куксина, который только что вернулся из Якутии и прямо сейчас борется с горящими торфяниками в Ленинградской области
Якутия — один из регионов, где часто бывают лесные пожары, но сейчас это происходит в необычайно большом масштабе. В регионе много сухих гроз, и доля пожаров, возникающих из-за молний, там больше, чем в других. Но человеческий фактор все же преобладает над природным: лесные пожары чаще происходят по вине человека. Очень небрежное отношение к кострам, которые как следует не тушат, а еще брошенные на землю горящие окурки и выжигание того, что остается на месте вырубки.
В этом году еще и аномальные ветра, аномальная засуха, и пожары очень активно развиваются. Не хватает сил на их тушение. И сложно винить только региональные власти. В отличие от ряда других субъектов страны они не отказались от так называемых зон контроля, где официально можно не бороться с огнем. Если посмотреть на карту, то можно убедиться, что почти вся республика — это зона контроля. Они пытались тушить даже в зонах контроля, не отказываться от тушения там, но очень быстро оказались в ситуации острого дефицита сил и вынуждены были использовать право не тушить в этих зонах часть пожаров.
Это переросло в катастрофу, которая, может быть, скорректируется со временем только дождем.
Объективно ответственность за это лежит на федеральных властях, которые определяют объемы финансирования. На тушение пожаров в Якутии выделено лишь пять процентов от реально необходимой суммы.
Но горят леса не только в Якутии, не только в Сибири. Этот год выдался особенно трудным, к примеру, и в Карелии, и в Ленинградской области, где стоят аномальные жара и засуха.
До появления точных космических данных о достоверной статистике по пожарам говорить не приходилось. В советское время данные собирались от лесхозов: вот как они посчитали где-то у себя, к примеру, на севере Амурской области, так и учитывалось.
Такой подход приводил к занижению реальных цифр: люди на местах старались показать, что у них ситуация неплохая и потерь в лесном фонде не так много. Пересчитать, проверить эти цифры было фактически невозможно.
Традиция к занижению статистики была унаследована и российскими органами управления лесами.
Данные занижались примерно в 5—10 раз в зависимости от того, как складывалась ситуация в конкретном году.
Но потом появилась система космического мониторинга, и примерно с 2002 года у нас появились однотипные данные по термическим аномалиям. Их дают спутники с инфракрасными камерами. Таким способом нельзя отследить небольшие или быстрые степные пожары (разрешение у инфракрасных камер такое, что за единицу измерения берется один квадратный километр), но по лесному фонду эта система дает наиболее точную информацию.
Якутия, конечно, получила большую федеральную помощь: туда были переброшены вся свободная техника и люди из других регионов, но и этого недостаточно: у России в целом нет сил, чтобы тушить при такой высокой горимости.
В советское время лесом заведовало отдельное министерство. Авиалесоохрана, которая в нынешнем году отметила свое 90-летие, была чрезвычайно мощной и хорошо оснащенной структурой: именно тут придумали саму технологию десантирования пожарных на парашютах к месту возгорания, которую потом скопировали во многих других странах, в том числе в США. Не только технологию, но и наше уникальное оборудование.
У Авиалесоохраны был свой большой парк самолетов, базы по всей стране. Работа по тушению лесных пожаров хорошо финансировалась. С огнем боролись даже в труднодоступной тайге. Забрасывали туда парашютистов, бульдозеры. После тушения люди доходили до реки и сплавлялись до ближайшего населенного пункта, а технику оставляли на месте.
Ранняя российская система защиты лесов существовала на обломках советской и как-то еще справлялась со своими задачами. Но в середине нулевых была проведена реформа — принят Лесной кодекс, который фактически ликвидировал эту систему: большую часть лесников вывели за штат и оставили без зарплаты, а заботу о лесах передали регионам и арендаторам.
После многих усилий в стране все-таки сформировалась новая система лесной охраны. Толчком к ее созданию стали пожары 2010 года, охватившие Центральную Россию. Но объемы финансирования сейчас не идут ни в какое сравнение с теми, что были в советское время, поэтому в 2015-м были созданы так называемые зоны контроля, в которых можно отказаться от тушения пожаров.
Надо отметить, что и в советское время от пожаров реально охранялись только две трети земель лесного фонда. Но сейчас — лишь половина. Да, в силу громадности территории мы не сможем полностью отказаться от зон контроля, но такие зоны можно и нужно сократить минимум в два раза.
Если мы найдем средства и возможность, чтобы работать там, то многократно улучшим в целом ситуацию с пожарами в будущем. Мы ее будем контролировать, а не погода.
Из зон контроля однозначно надо убирать места, где находятся вырубки, населенные пункты, объекты инфраструктуры, которые мы в любом случае будем защищать. Очень сложно спасти то, что окружено огнем со всех сторон!
Одновременно с сокращением зон контроля должно быть увеличено регулярное финансирование всей отрасли тушения лесных пожаров. Именно регулярное, которое идет на зарплаты людям, а не разовое, когда средства тратятся на закупку техники или топлива.
У сотрудников Авиалесоохраны зарплаты 14—20 тысяч рублей в месяц, и основные доплаты происходят летом: за прыжки с парашютом, за работу на пожарах. Как только кто-то из чиновников решает приукрасить отчетность, чтобы скрыть пожар, они лишаются этих доплат.
С добровольцами в каком-то смысле проще. У них есть другой источник дохода, и они тратят на борьбу с пожарами свое свободное время. Но в этой сфере у людей должны быть достойные зарплаты и страховки. Об этой работе должны говорить, прославлять лесных пожарных. Пока же она остается недооцененной со всех сторон, трудно удерживать молодых специалистов и опытных профессионалов, чтобы те не сбегали в другие сферы.
Еще важно, чтобы у нас в общественной дискуссии, в СМИ не было противопоставления профессионалов и добровольцев. Все добровольцы — это профессионалы. Мы обучаем их ровно по тем же методикам, что и сотрудников государственных организаций. У них одинаковый стандарт подготовки, вплоть до физических нормативов по подтягиванию на турнике.
От лесных пожаров регулярно гибнут не только люди, которые их устраивают, к примеру, поджигая траву. Погибают и профессиональные пожарные.
В этом году я знаю о таком случае во время тростникового пожара в Ростове.
Смертельную опасность чаще всего несет не огонь или дым, а падающие деревья с подгоревшим корнями. Это происходит внезапно, причем часто на стадии, когда возгорание уже дотушивают, идет спокойная работа на остановленной кромке пожара.
Порой люди теряются в задымленном лесу и рискуют задохнуться. Такое тоже происходит почти каждый год. Чтобы этого не происходило с нами, добровольцами, мы берем с собой и компас, и навигатор, а еще телефон с системой навигации.
У государственных структур нет такой возможности, чтобы снабдить каждого сотрудника навигатором.
В советское время велась четкая статистика гибели на лесных пожарах: каждый случай разбирался в подробностях, чтобы такого не повторялось впредь. Теперь такие эпизоды анализируются реже. О них вообще могут не распространяться даже в профессиональном сообществе.
В среднем ежегодно погибает пять или шесть профессиональных пожарных. В иной год чуть меньше, в иной чуть больше, но в целом число смертей не уменьшается и не увеличивается.
Многое зависит от экипировки. В этом году у нашего отряда был неприятный эпизод в Хакасии: степной пожар очень быстро развивался в ночное время и небольшую группу, в которой находился и я, окружило огнем. Но мы знали, как себя вести, и были хорошо оснащенными: у нас были прекрасные лицевые щитки, несгораемые костюмы и каски, так что мы облили друг друга водой и спокойно прошли через огонь.
Также в профессиональной среде говорят о проблеме защиты не только от пожара, но и от последующих обвинений со стороны контролирующих органов. Пожарные стали бояться уголовного преследования после «Зимней вишни» (Пожара в ТЦ «Зимняя вишня» в Кемерове в 2018 году. — Прим. ТД) и других резонансных пожаров. Обсуждают необходимость носить личные видеорегистраторы.
Но я боюсь, что видеорегистратор тоже не поможет. Адекватно оценить действия пожарного может только другой профессиональный пожарный. Тем более видимость на пожаре очень плохая.
Были и остаются проблемы координации действий между разными ведомствами, которые порой принимают опасный характер, когда, к примеру, нет связи между авиацией МЧС, сбрасывающей воду, и наземными подразделениями лесной охраны.
Почти каждый год такое происходит, что люди, работающие на земле, попадают под этот водяной удар с неба. Причем самый главный риск даже не от самой воды, а от воздушной волны, которая образуется при ее сбросе: падают поврежденные огнем деревья.
Наконец, всякий раз, когда мы говорим об авиационной или другой технике, то надо понимать, что для ее использования требуется топливо, но зачастую уже в начале лета оно заканчивается, а пожарным нужно выбивать где-то деньги, чтобы добыть еще.
При этом ни на какие скидки рассчитывать не приходится. К примеру, при переброске сил и оборудования в самые охваченные огнем территории Авиалесоохране приходится заказывать чартеры, и авиакомпании выставляют ей счета по вполне коммерческим ценам.
Мы часто имеем дело с местными жителями, которые желают оказать посильную помощь, и это вполне уместно.
Категорически запрещено приходить в состоянии алкогольного опьянения. Вот такие люди только мешают, отвлекают на себя силы. Нам приходится обеспечивать их безопасность. Алкоголь и борьба с пожаром несовместимы никогда!
Часто люди приходят в неподходящей одежде и обуви, но для таких можно найти посильную задачу в стороне от огня.
Отдельная беда с несовершеннолетними подростками, которые иногда сами прибегают к пожарным, чтобы помочь. Мы находим им задачи в безопасной зоне: воду выкачивать или обливать стены домов. Главное — чтобы они оставались под присмотром родителей.
В целом же среди обычных жителей, в особенности людей в возрасте, много кто разбирается в том, как правильно тушить природные пожары. Они лучше нас знают местность, могут помочь при обустройстве минерализованной полосы, уборке опасных деревьев: и с лопатой, и с бензопилой поработать.
Можно и просто чаю и еды пожарным приготовить — это тоже большая помощь, тоже польза.
У нас все еще огромный потенциал к снижению числа пожаров через работу с населением. Здесь журналисты могут менять ситуацию быстрее. Мы видим, что весенних пожаров стало заметно меньше, потому что люди теперь реже поджигают траву. Это очень круто! Уходят привычки подсечно-огневого земледелия, от которых нужно избавляться так же, как от каннибализма и человеческих жертвоприношений.
В 2020 году мы привлекли большое число волонтеров, чтобы визуально отследить выгоревшие территории по всей стране на детальных спутниковых снимках с разрешением 30 квадратных метров. Это была первая в истории столь детальная оценка ситуации, которая показала, что в прошлом году общая площадь природных пожаров составила 25,75 миллиона гектаров или 1,5 процента от всей площади России.
Григорий Куксин на торфянике у поселка Назия в Ленинградской областиФото: Мария Васильева / GreenpeaceТакое исследование стало возможным только в последние годы, когда появились бесплатные практически ежедневные снимки среднего разрешения с аппарата, запущенного Европейским космическим агентством. Параллельно с этим во время пандемии многие люди оказались дома без особого занятия и оказались способны помочь нам с этим анализом.
Появилась и программа, которая позволяет одновременно многим людям отрисовывать эти выгоревшие площади на картах. Технология очень простая: мы ищем безоблачные снимки и сравниваем их с такими же, но двухнедельной давности, используя специальный программный инструмент. Волонтер видит черную выгоревшую траву на месте, где была сухая, и обводит ее, а затем эти данные проверяет один из экспертов.
В дальнейшем этим, как мы полагаем, сможет заниматься нейросеть.
Еще совместно с национальными парками, которые находятся в прямом подчинении Министерства природных ресурсов, мы в нынешнем году проводим эксперимент по внедрению новой системы подготовки и обучения инструкторов. Мы собрали совместный сводный отряд, который вывозили сейчас в Якутию, а до этого на Северный Урал и в Хакасию. В этом отряде есть и сотрудники разных национальных парков, и общественники, добровольцы из профильных организаций. Это как раз для того, чтобы наращивать силы именно на той территории, где это в конкретный момент времени наиболее необходимо.
Сейчас мы с коллегами работаем на огромном горящем торфянике в Ленинградской области, оказываем помощь местным пожарным, так как это не типичная история для Северо-Запада России. Обычно там холодно и мокро, поэтому проблема осушенных торфяников не была прежде столь острой. А сейчас сильное задымление. Похоже, что теперь каждый год будет таким необычным, аномальным. Нам придется адаптироваться к новой климатической норме.
Конечно, накапливается усталость от этой постоянной борьбы. Но выгорания не происходит, потому что мы видим результаты своей работы, видим, как люди меняют свое поведение.
У меня хватает кабинетной работы, но я продолжаю ездить сам в пиковые моменты, потому что опыт позволяет находить какие-то умные решения, которые позволяют обмануть пожар. Близкие меня в этом поддерживают, что очень важно.
И, с другой стороны, деваться некуда: если я и другие специалисты перестанем заниматься лесными пожарами, справляться с ними, то они будут справляться с нами. Возгорания становятся все более опасными для людей.
Борьба с лесными пожарами требует объединения усилий всех, кто может в этом участвовать. Я не вижу ничего стыдного в том, чтобы просить помощи или принимать ее, в том числе международную или от конкретных иностранных лиц. Показательна ситуация с активисткой Розой Дьячковской, которая привлекла внимание к пожарам в Якутии американского актера Леонардо Ди Каприо, но от его помощи отказались, а саму активистку затравили.
Даже сильнейшие экономики мира, в том числе США, легко принимают помощь на своих пожарах, не отказываются от нее, — и российскую помощь в том числе.
Привлекать внимание мирового сообщества нужно, ведь это наша общая планета, наша общая Сибирь и Якутия.
Национальный парк «Ленские столбы» в Якутии, например, где я сейчас тушил пожары с ребятами из нашего сводного отряда, официально имеет статус объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО. Это такое же достояние Леонардо Ди Каприо, как и любого россиянина. Просто мы за эту территорию отвечаем, при необходимости тушим и первыми сталкиваемся с теми трудностями, которые возникают в связи с изменением климата.
Если Ди Каприо поможет Якутии или российским общественным организациям деньгами из своего фонда, а он довольно много помогает в борьбе с лесными пожарами разным странам, то ничего зазорного в этом не будет для России.
Лесные пожары — это тема, которая позволяет преодолевать барьеры между странами.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»