У семьи Андрея Витальевича сгорел дом, но жили они с женой и тремя сыновьями нормально. А потом жена умерла. А потом жить им стало негде
По двухкомнатной квартире носится беспокойный пацан лет четырех с розовым фотоаппаратом в руках. Время от времени он замирает и фотографирует все, что видит: светящееся окно телевизора, несвежие обои в прихожей, своего отца, старшего брата и журналистов, приехавших делать материал о его семье. До этого он бегал с пластиковой пушкой-игрушкой, подаренной благотворительным фондом, и говорил всем: «Пиу!» Парень постоянно что-то увлеченно и эмоционально лопочет, кажется, не обращаясь ни к кому, кроме себя, и так быстро, что слов не разобрать.
Отец его, Андрей Витальевич, наоборот, говорит экономно и медленно, больше отдельными словами, чем предложениями.
«Во рубль, — показывает монету Андрей Витальевич. — Из-за рубля, *** [блин], пришлось купить стиральную машинку. Я вторую купил, привез, поставил. Эту разбирать начал — и там рубль всего лишь. Я его вытащил аккуратненько — и работает. Теперь две стало стиральные машины».
Семья переехала в деревню в Калининском районе летом и до сих пор поглощена бытовыми хлопотами. Надо просверлить отверстия для вешалки, надо купить саму вешалку, надо поменять смеситель в ванной, надо сушилку на кухню. Ковыряться, как говорит Андрей Витальевич, еще долго.
Как рассказывает куратор семьи от фонда Дарья Прохорова, после переезда Андрей Витальевич стал намного живее. А когда они познакомились, он практически не разговаривал, был, по ее словам, в глубочайшей депрессии и полностью потерян — с тремя детьми один другого меньше, совершенно не понимая, что делать.
«Терпеть не могу коров этих»
Деревня, где они живут, — поселок в двадцати километрах от Твери. Через дорогу от пятиэтажки, в которой поселилась семья, — школа, куда после садика пойдут учиться младшие. До города, где училище для старшего, меньше часа на автобусе.
Раньше Андрей Витальевич вместе с женой Светланой и сыновьями Димой, Максимом и Стасом ютились в тринадцатиметровой комнате от колхоза, где Светлана работала дояркой. А еще раньше был деревенский дом на три квартиры, в который они даже въехать не успели: поставили новую печку, проверили, затопили и уехали, а вернулись уже на пепелище — у соседа загорелся обогреватель.
Светлана в пять утра вставала на дойку, Андрей Витальевич работал то сварщиком в городе, то разнорабочим на скотном дворе. Поехали в колхоз, потому что там была школа, а Диме как раз в первый класс. В 2015-м и 2017-м родились Максим и Стас.
«Поехали туда и засели на десять лет. У них тут хоть есть где побегать. Они тут табуном носятся, как вечером начнут, так ты что. А там батарея под окном висела, Максим как разбежится от порога, споткнется — и прямо в батарею головой. Вся голова в шрамах», — беззвучно смеясь в усы, вспоминает Андрей Витальевич. О том, что он улыбается, можно понять только по морщинам в уголках рта.
Светлана встала в очередь на получение жилья. Дима учился в школе, худо-бедно делал уроки у себя на втором ярусе кровати. Жили, как одинаково отвечают Дима и его отец, «нормально». Родители все собирались оформить брак официально, но так и не оформили.
«А ей все время некогда, все время коров доить. Она жаловалась на спину, я говорю: “Плюнь ты на своих коров, едь да проверь”. Вот если бы тогда ее выгнал, может, и не умерла бы. Все эти коровы, ** твою мать. Она то вместо этой [доярки], то вместо той, все время работала. Я до города доеду, куплю ей мазь, помажу — вроде полегче станет. Вот так и дотянула. Нашли у нее рак молочный железы. Я их терпеть не могу, коров этих», — рассказывает Андрей Витальевич.
Когда Светлана слегла, муж вызвал врача на дом. Тот отправил в больницу делать флюорографию. Еще неделю они провели в поездках и очередях, а потом наконец получили бумагу: четвертая стадия рака, неоперабельная. В больницу Светлану не взяли, сказали, что бесполезно, и дали пожить месяц.
Андрей Витальевич все же договорился с больницей — чтобы дети не видели, да дома и умирать «негде».
В очереди на жилье Светлана простояла десять лет и умерла буквально за несколько дней до срока. С очереди ее, естественно, сняли. Из-за того, что брак не был зарегистрирован, переоформить документы на Андрея Витальевича не позволили. Из-за этого же возникла проблема и с детьми — потребовалось отдельно утверждать отцовство, и вписать сыновей в очередь вместо мамы тоже не вышло. Колхоз позволил пожить в комнате еще год, пока Дима не окончил школу, а потом попросил съехать.
Так про семью и узнали в фонде «Константа» — в социальной службе Андрею Витальевичу дали адрес, куда надо приехать и где могли бы помочь.
Гусь
Андрей Витальевич показывает фотографии в семейном фотоальбоме — там обыкновенные девяностые-нулевые, цветастые куртки-кофты, застолья, обнимающиеся мужики без улыбок. Светлана сидит с гитарой в руках — взяла для фото, на самом деле играть не умеет. Вот маленький Дима с теткой, вот с бабушкой.
Снова прибегает Стас, раскидывает по полу фотографии на тонкой бумаге, которые успел наделать, пока мы говорили с отцом. Отец, пытаясь выдержать строгие интонации, ворчит.
Рассказывая о своей, в общем-то, непростой жизни, он максимально спокоен. Какое-то оживление у него вызывают только дети.
Дима очень похож на отца — оба они коротко стрижены и худощавы, оба смотрят на мир практично. Если Андрей Витальевич затрудняется ответить на вопрос, Дима прикрывает и охотно отшучивается за него. После девятого класса он поступал в то же училище, в котором когда-то учился на сварщика отец, — потому что оплачиваемая работа. Из шестидесяти учеников школы никто не решился идти в десятый класс. Баллов для поступления немного не хватило, Дима планирует попробовать еще раз в следующем году.
Тут вновь возвращается младший: в руках у него та самая пушка, она стреляет пластиковым кольцом. Стас целится то в телевизор, то в окно, то в люстру. Он не пошел сегодня в детский сад со своим братом Максимом из-за простуды и теперь энергично донимает всех в радиусе своего внимания.
«В больницу-то пойдем мы с тобой, нет?» — спрашивает Андрей Витальевич.
Поначалу Стас на все согласен, доброжелательно скалит ряды молочных зубов и позволяет надеть на себя штанишки, обуть ботинки и натянуть на голову шапку. Но через пять минут он резко меняет мнение — возможно, после слов папы об «уколе в попу». Все начинают раздеваться обратно, но тут Стас снова меняет курс и все-таки решается идти.
На улице они смотрятся по-своему нежно: медленно ковыляющий отец и стремительный Стас, который сразу же снова передумывает, окончательно отказывается от похода на укол и уносится прочь.
«Если он уперся, то тащить его уже только. Куда помчался?» — кричит Андрей Витальевич вслед, но Стаса уже не видно, он скрылся где-то во дворе, посередине которого торчит хоккейная коробка с серыми бетонными бортами.
Андрей Витальевич еще какое-то время покрикивает, хотя кажется, что в большей степени для себя самого. В его голосе равные доли заботы и смирения — и как-то совсем нет злости. Наконец он догоняет сына — тот останавливается отчего-то пореветь у скамейки, — берет его за руку и говорит: «Завтра утром сходим».
Вернувшись домой, Стас принимается изображать рыцаря в бою, орудуя ножичком для пластилина как мечом. Андрей Витальевич снова усаживается на диван и благодушно взирает.
«Щи будешь?» — спрашивает он младшего, но тот, по словам Димы, последние два года хочет питаться исключительно пельменями с майонезом.
Затем Андрей Витальевич просит нас подбросить на обратном пути в Тверь Диму до соседнего поселка, где в церкви продают мед в трехлитровых банках. Мы соглашаемся, пока Стас забирается на отца и принимается прыгать с него на диван, громко смеясь.
«Чего, гусь, ходишь?» — спрашивает Андрей Витальевич, а мальчик встает ногами ему на голову и, заливисто смеясь, падает с этого возвышения на диван. Потом еще раз забирается наверх и еще раз падает. Отец смиренно улыбается в усы и напрягает мышцы шеи вслед за движениями маленьких ножек.
Трава кипрей
По словам сотрудников «Константы», с юридической точки зрения государство было вправе не восстанавливать очередь на жилье для семьи. Хотя если судить по-человечески, то вопросы могут возникнуть. Несмотря на множество обращений и запросов, поданных фондом в интересах Андрея Витальевича и его сыновей, добиться успеха до сих пор не удалось.
Фонд стал искать подходящее жилье, исходя из необходимости в детском садике, школе и доступности города, чтобы Диме, когда он поступит, было недалеко. Поэтому удаленные районы области не подходили. У Андрея Витальевича сохранялась сумма материнского капитала, но купить только на него дом было невозможно.
Сотрудники «Константы» пересмотрели пятнадцать вариантов квартир, остановившись в итоге на этой двухкомнатной в деревне. Большую часть цены фонд собрал и оплатил сам.
Дима говорит: «В России, пока Путину не напишешь, ничего не получишь» — и как-то жестко смеется. Кажется, он уверен, что это и правда так, не получишь. Хотя в этот раз обошлось без Путина — благодаря «Константе».
Фонд начинал с обеспечения малоимущих семей печками и элементарными предметами быта. Несмотря на то что Тверская область — крупнейший регион в Центральной России, в глубинке народ по-прежнему топит дома дровами и углем.
Начав с печек, «Константа» стала помогать семьям с детьми в непростых ситуациях вообще. Социальные службы передают подопечных фонду, а тот уже пытается помочь исходя из своих ресурсов: найти жилье, трудоустроить детей, достигших совершеннолетия, или преодолеть иные трудности.
Сейчас фонд запускает проект «Кипрей» — согласно поверью, это первая трава, которая вырастает на месте пожара. «Кипрей» будет заниматься профилактикой пожаров и помогать пострадавшим от этой беды — таким, как семья Андрея Витальевича. Вы можете в этом помочь.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
