Человек выходит на улицу. Почему бывшие заключенные остаются без жилья

Шестнадцатого июля Сергей шел к железнодорожному вокзалу Сегежа в Карелии. На нем были зэковские ботинки и тюремная роба. Прохожие звонили в полицию, несколько раз к нему подходили сотрудники патрульных служб.

«Думали, что я беглый. Шарахались, смотрели на меня как на зверя. Прохожим и полицейским сложно было объяснить: я в чем по камере ходил, в том и вышел на свободу». 

Сергей просил сотрудников колонии выдать ему «вольную одежду» — за двадцать лет, что он провел в заключении, его вещи истлели. Но Сергею отдали его же списанную форму. А кроме списанной формы — 1 рубль 97 копеек с лицевого счета. Еще 204 рубля Сергей получил на питание на три дня — по предписанию суда мужчине нужно было уехать туда, где он родился. «Архангельская область, Котласский район», — произносит он несколько раз, словно все еще объясняет кому-то, куда ему надо попасть. 

Ехал Сергей в поезде на верхней боковушке у туалета. Постельное белье, а также матрас и подушку проводница ему брать запретила. В стоимость билета, который ему купили сотрудники колонии, это не входило. 

Сергей добрался до цели — но не до жилья, а до места, где оно когда-то было. Его дом сгорел в 2005 году. На пепелище вырос лес. 

«Ты не наш, пошел отсюда»

В колонию Сергей попал в 2003 году. Его приговорили к двадцати годам за «особо тяжкое преступление» — слово «убийство» он не произносит, подробности того дня не упоминает. 

«Ну 105-я. Как-то стыдно рассказывать, потому что дурак был редкостный. Через двадцать дней после того, как меня посадили, умерла мама. Через год умер мой брат. Еще через год мой дом сгорел». 

После выхода из колонии Сергею назначили административный надзор. По условиям освобождения он обязан три года находиться только в своем родном районе, где у него нет жилья и регистрации, и ежемесячно отмечаться у сотрудников полиции. Если он нарушит ограничения, его снова отправят в колонию. 

«Так как я бомж, судья не знал, куда меня отправить. “Не знаю, отправлю туда, где ты родился”, — говорит Сергей. — После того как я приехал, пошел к главе города, попросил дать мне хоть какое-то жилье, но мне сказали, что ничем помочь не могут. В соцпомощь пошел, там то же самое. Все говорят: “Ты у нас не зарегистрирован, ты не наш, пошел отсюда”. Как так-то? Я ведь родился, я вырос здесь».

Дело в том, что в 1995 году было принято постановление правительства № 713, по которому людей, отбывающих наказание в исправительных учреждениях, снимали с регистрационного учета по месту жительства. Взамен их регистрировали в колониях. 

Юристка фонда помощи осужденным и их семьям «Русь сидящая»Некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента  Ольга Подоплелова отмечает, что из-за этой нормы множество бывших заключенных после освобождения стали бездомными. Больше всего пострадали люди, которым жилье было предоставлено на основании договора социального найма. Вместе с регистрацией они лишились места жительства.

В том же 1995 году вышло постановление Конституционного суда, которое запрещало отбирать жилье, переданное по договору соцнайма, если человек проживал в нем до заключения и был там зарегистрирован. После решения Конституционного суда постановление № 713 не всегда исполнялось.

«Суд принципиально встал на сторону [осужденных] и запретил лишать их права пользования социальным жильем. Тогда это был прорыв», — говорит Ольга. Правда, где-то процедуру снятия с регистрационного учета могли начать по просьбе родственников осужденного, которые хотели меньше платить за коммунальные расходы. А иногда ФМС могла автоматически прекратить регистрацию осужденного по месту жительства просто по факту вступления в силу приговора суда, уточняет Подоплелова.

В 2014 году постановление № 713 решили привести в соответствие «со сложившейся правоприменительной практикой». Правительство одобрило внесенный Минюстом законопроект — ведомство предложило не снимать человека с регистрации по месту жительства во время отбывания наказания в исправительном учреждении. 

«Сейчас эта проблема стоит не так остро, — считает Ольга. — Людям выдают справки о том, что они “временно сняты с регистрационного учета”, и потом регистрацию восстанавливают. В домовой книге тоже такая пометка появляется». 

Но такие люди, как Сергей — которых сняли с учета до этого решения, — так и остаются без регистрации. После освобождения их выписывают из колонии, и фактически прописки у них нигде нет. Ольга Подоплелова отмечает, что обеспечивать жильем бывших заключенных никто не обязан, а добиться регистрации по старому адресу очень трудно и требует много времени. «МВД хранит документы о снятии с учета всего пять лет, а после они уничтожаются — и доказать что-то становится предельно сложно», — уточняет Ольга.

Пустой дом

Сергей начал жить один в тринадцать лет. Отец рано умер, у матери его забрали и поместили в интернат. По словам Сергея, ему говорили, что он не числился сиротой, «просто отобрали».

В интернате Сергей окончил шесть классов и решил вернуться в родной дом, но дом оказался пустым: его мама уехала жить в другую деревню к новому мужчине. Сергей пошел в ПТУ, жил на стипендию 30 рублей. Потом Сергей пошел в армию, «женился-развелся» и совершил первое преступление, из-за которого полтора года провел в исправительном учреждении. Вышел с судимостью и почти сразу попал в колонию — теперь уже на двадцать лет.

«Я, пока наказание отбывал, задумался о том, что вообще меня в колонию привело… деградация, — говорит Сергей. — Я общался с теми, кто постарше был, с судимостями. Начал употреблять. О таком обычно никто не задумывается в тюрьмах, особенно если срок маленький. Думают только, как побыстрее поУДО выйти. А я там двадцать лет провел. Я понял: если обратно вернусь таким, какой я есть, ничем хорошим это не кончится».

Чтобы все кончилось по-другому, Сергей начал изучать право, пошел в школу при колонии, окончил ПТУ. Стал заниматься юридической практикой, помогал другим заключенным отстаивать свои права. 

Сначала Сергей отбывал наказание в Архангельской области, потом в Республике Коми, позже его перевели в исправительную колонию № 7 в Карелии. Там, по его словам, ломали за повышенное чувство справедливости. «С 2013-го по 2016-й меня били каждый день, отправляли в изолятор. Но я продолжил писать жалобы. Мне сказали: “Тебя только изнасиловать остается”. Я ответил: “Тогда у меня вообще тормозов не будет”. Когда сказали Путину, что в карельской колонии убивают, официально стали аккуратнее. Издевались другими способами: целый день пытали громкой музыкой. Я судился с ними. Много судов выиграл. Конечно, им было неприятно». 

Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД

Сергей уверен, что именно поэтому сотрудники колонии не стали выдавать ему после освобождения одежду гражданского образца и купили билет без постельного белья на верхней боковушке: «Отомстили».

Сергей часто ссылается на законы и постановления судов в разговоре, точно знает, что ему положено, что он может требовать от государства. Как во время заключения Сергей боролся с пытками, так и после выхода из колонии борется за свое право на жилье.

«Мне обязаны были даже на месте сгоревшего дома поставить отметку о том, что я прописан там. Я этого добился. Полицейские психуют: меня же нужно проверять по месту регистрации, а там просто лес. Говорят, странная прописка у меня, хотели меня бомжом опять обозначить. Но я не согласился. Не зря же я ее получал». 

Сергей обратился за материальной помощью в центр соцзащиты с заявлением о сгоревшем доме. Он просил дать ему денег на мебель, одежду, белье.

«На все про все мне дали 6 тысяч рублей. Я то на улице живу, то на промзоне. Ходил в приют для собак. К зиме поселюсь у главы администрации. Скажу, что не уйду, пока жилье не дадут».

Расплатиться жильем за ошибку

Причин, по которым освободившие люди остаются без места жительства, много. То, что осужденных прекратили снимать с места регистрации, проблему решает только частично, говорит Ольга Подоплелова. Теряются социальные связи, у кого-то жилье находится в отдаленной местности, где нет работы. Многие не успели получить жилье до осуждения — это очень распространенная проблема для детей-сирот. 

Чаще всего заключенные лишаются жилья, так как родственники убеждают их отказаться от права собственности на недвижимость, говорит юрисконсульт организации «Ночлежка» Роман Ширшов. Когда человек освобождается, его жилье уже может быть многократно продано. 

Еще одна распространенная ситуация — человек не успевает вступить в права наследования. Если собственник жилья умирает, заключенный, находясь в исправительном учреждении, может не знать об этом и не успеть вступить в наследство. «Его родня в это время непонятными способами вступает в права наследования, — рассказывает Ширшов. — И, соответственно, из тюрьмы человек выходит на улицу».

Попадание человека в исправительное учреждение влияет на всю его семью, считает Дмитрий Иванин, координатор группы помощи бездомным добровольческого движения «Даниловцы». За счет имущества заключенного люди могут решить свои собственные жилищные проблемы, особенно если отношения с осужденным были плохими и срок большой. 

В практике Дмитрия бывали случаи, когда человек из благих побуждений сам переписывал свою квартиру жене, отдавал долю в доме родственникам.

«Реже мы встречали случаи, когда жилье вымогали, — добавляет Ширшов. — То есть другие осужденные или заключенные вместе с администрацией исправительного учреждения заставляли собственника переписать свою недвижимость на кого-то. Убеждали, что это единственный вариант для того, чтобы сохранить себе жизнь и здоровье». 

Жильем заключенные в колонии могут расплатиться за ошибку, проиграть его в карты, перечисляет Ширшов. Дмитрий Иванин добавляет, что игромания — довольно распространенная проблема среди заключенных и бездомных людей. 

«Это какая-то надежда на чудо, — считает Дмитрий. — Когда у людей силы кончаются и кажется, что только такое чудо, как выигрыш, может им помочь. Отношения в тюрьме непростые, и они часто включают азартные игры. Иногда специально человека подставляют, вовлекают в этот процесс, чтобы он попал в зависимость. Принцип выживания за счет другого, к сожалению, в колониях крайне распространен».

Предотвратить отъем жилья может руководство учреждений. Доверенность, подписанная руководителем колонии, приравнивается к нотариальной. Ширшов уточняет, что начальник колонии может отказать в подписи такого документа. Так, один из начальников колонии Санкт-Петербурга говорил, что не подписывает документы, связанные с отчуждением жилья. По словам Романа, в целом сотрудники исправительных учреждений могут быть в этом заинтересованы, потому что подпись на документах об отчуждении имущества может потенциально стать проблемой лично для них.

Сохранить жилье

Если человек до заключения жил один и помещение осталось без присмотра, за много лет оно может прийти в негодность. Пока хозяина нет рядом, с его жильем могут совершить мошеннические действия, повредить его или вовсе уничтожить. По словам Дмитрия Иванина, суд призван защищать имущество заключенных, «но есть огромное количество нюансов».

В Уголовно-процессуальном кодексе России есть две статьи, направленные на то, чтобы сохранить жилье заключенного. Первая из них — 160-я — обязывает следователя обеспечить сохранность жилища и имущества подозреваемого, обвиняемого, задержанного или заключенного под стражу. 

Вторая — 313-я статья УПК РФ — касается вопросов, которые суд решает одновременно с вынесением приговора. Так, при наличии у осужденного человека имущества или недвижимости, которые остаются без присмотра, судья должен вынести постановление о мерах по их охране.

Роман Ширшов обращает внимание, что нигде не прописано, кто и как должен охранять дом и имущество человека, который оказался в исправительном учреждении. Суд может вынести такое постановление, даже назначить ответственный орган, который должен будет этим заниматься. Но конкретные меры по охране имущества заключенных нигде не прописаны. Ольга Подоплелова уточняет, что именно поэтому в 2020 году норма о госохране жилья осужденных была признана неконституционной: она не позволяет определить, какой именно орган, предприятие или учреждение должен отвечать за охрану жилья.

«Я же мог просить о госохране дома, пока отбываю наказание, — говорит бывший заключенный Сергей. — Администрация города написала, что они просили моих родственников следить за домом. Но родственники сказали, что их ни о чем не просили. В итоге мой дом ограбили и сожгли. Сосед сказал, что в лесу, метрах в пятидесяти от дома, он нашел наши вещи». 

Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД

Долги на полмиллиона

Жилье осужденного могут забрать за кредиты, за долги по коммунальным платежам.

«Непонятно, что можно сделать, чтобы защитить интересы всех сторон, — говорит Дмитрий Иванин. — Должник отвечает своим имуществом или долей — это справедливо, но из-за этого человека очень легко выписать из жилья. Он там не живет, долги копятся, и суд часто встает на сторону родственников, которые решили выписать заключенного за задолженность». 

Роман считает, что один из вариантов, который может помочь человеку сохранить свое жилье, пока он отбывает наказание, — сдача помещения в аренду. В таком случае арендаторы будут следить за домом и платить за коммунальные услуги. 

Сам человек, который находится в заключении, может платить по коммунальным счетам только через официально оформленную доверенность и при условии, что у него есть средства. Оплата долгов — это последнее, о чем обычно думают люди, попавшие в исправительное учреждение, говорит Дмитрий Иванин.

Иногда за время заключения люди теряют некоторые важные для нормальной жизни социальные навыки и плохо понимают, как им жить после освобождения. 

«Потерять жилье во время заключения легко, но еще легче потерять его уже после освобождения», — говорит Иванин.

«А о чем жалеть?»

В 2019 году из тюрьмы освободилась Ирина. Она оказалась должна по счетам за коммунальные услуги в московской квартире 300 тысяч рублей. Там женщина не жила шесть лет, а с 2013 года даже не была зарегистрирована: по словам юристки Ольги Подоплеловой, Ирину сняли с учета сотрудники МВД и уничтожили документы. 

Ирина смогла попасть в квартиру, начала там жить и оплачивать счета за электричество — ей помогает соседка Юлия. Но свет отключили из-за долгов. А из-за отсутствия регистрации она не может получать пенсию и не может выйти на работу. 

Ее семья въехала в эту квартиру в 1966 году по договору социального найма. Ирина жила там с братом, двумя сестрами, матерью и отцом.

«Всю жизнь моя мать натравливала против меня моего брата, — вспоминает Ирина. — Как увидит, что он выпил, начинала говорить про меня всякое». 

Брат начал избивать Ирину с пятнадцати лет — по ее словам, она дважды в год попадала в больницу с сотрясением мозга, «вся переломанная была». Женщина уточнила, что ее брат состоял на учете в психдиспансере. «Мне говорили в скорую звонить, если беситься начинает. В скорой отвечали, что не выезжают на такие случаи. В полиции его просто на два часа задерживали, и он возвращался домой».

Ирина рассказывает, что за два года до смерти ее брат начал сильно выпивать. «Большущие бутылки пива, вино, джин, водка», — перечисляет она очень громко и эмоционально. Чтобы не возвращаться к брату и матери, Ирина полгода жила в машине. Но за день до убийства случайно утопила автомобиль в озере. И пришла домой. 

«Брат был пьяный в умат. Ударил меня. Забылся, пошел меня искать на улицу. Я нож взяла, под куртку спрятала, вышла за ним. Потом возвращаюсь домой, а он по лестнице спускается из квартиры и кричит мне: “Я тебя все равно убью”. И опять с кулачищами на меня. Я и вытащила нож, — вспоминает Ирина. — Он быстро умер. Меня судья еще спрашивала, жалею ли я. А о чем жалеть — что он мне снова лицо не сломает?» 

Ирина говорит, что с регистрационного учета в квартире ее сняли родственники. По ее словам, в МФЦ ей дали доверенность, которую ее мать написала на своего племянника. Женщина считает, что он и выписал ее из дома, а мать оформила этот документ из-за плохого к ней отношения. Точно узнать, кто и по какой именно причине выписал Ирину из квартиры, уже нельзя: документы о снятии с регистрации уничтожены. 

Ресурсов нет

Ирина ждет рассмотрения дела по праву пользования жильем. Оспаривать сделки родственников с недвижимостью проблематично, говорит Роман Ширшов. Это очень сложные, длительные и дорогостоящие дела. Ресурсов у освободившихся людей, как правило, нет. 

«Если речь идет о наследстве, можно пробовать оспаривать сроки вступления в наследство. Но опять же — судьи считают, что в колонии человек не лишен своих прав, в том числе права на вступление в наследство». 

Если заключенный лишился жилья, он может встать на учет в качестве нуждающегося в жилом помещении, которое предоставляют по договору социального найма. Очередь на получение такого жилья может длиться десятилетиями.

«Но человек тем не менее стоит в очереди, и когда-нибудь он [жилье] получит, — уточняет Ширшов. — Если человек пожилой или у него есть инвалидность, можно обратиться с заявлением о признании его нуждающимся в специальной социальной защите и попросить о предоставлении помещения специализированного жилищного фонда. Тогда человек будет проживать в каком-то помещении до подхода его очереди на жилье по соцнайму». 

Если из исправительного учреждения освободился бездомный пожилой человек с инвалидностью, он может поступить в интернат. Для этого нужно собрать большой пакет документов и ждать очереди. В Санкт-Петербурге и Москве есть как государственные, так и негосударственные приюты для бездомных. В других регионах их гораздо меньше. Как правило, там можно либо только ночевать, либо жить непродолжительное время.

Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД

Жилье, в которое не хочется возвращаться

У некоторых бывших заключенных есть жилье, но они не могут в него вернуться. 

«Это не только вопиющие случаи мошенничества, — подчеркивает Дмитрий Иванин. — Многие оставляют жилье, так как им невыносимо там находиться, быть с теми, кто там живет. Родня порой пытается если не законным, то просто бесчеловечным путем выжить человека».

В такой ситуации оказался подопечный «Ночлежки» Артем. В детстве он жил с бабушкой в пригороде Петербурга, потому что его мать «сильно выпивала», а отец ушел. Он не может после заключения вернуться в родной дом, потому что в той местности нет работы. Но главная проблема — это район его «употребления». 

«Я алкоголь попробовал в девять лет, в пятом классе начал курить травку, к седьмому уже употреблял амфетамин, поганки всякие. Я в школу ходил не чтобы учиться, а чтобы найти», — вспоминает Артем.

В семнадцать лет он первый раз попал в тюрьму: в опьянении забрался к кому-то в квартиру и уснул. Потом он получил пять лет за то, что отобрал у знакомого 1,2 тысячи рублей. После того как его бросила девушка, он «сильно страдал и запил» — однажды напал на мать с «розочкой», стулом избил участкового. Начал жить в подъездах, воровать еду в магазинах. 

Последний раз Артем вышел из колонии в феврале. Тогда он встретил своего брата, который рассказал ему про благотворительный проект «Дом на полдороги». 

«Он меня встретил и сказал: “А можно же по-другому”. Мне было смешно. На тот момент я думал, что все, в моей жизни так будет всегда. Но все изменилось. Сейчас я зарабатываю, занимаюсь ландшафтом. Снимаем с братом квартиру, планируем в двухкомнатную переезжать. Живу как-то. Хорошо».

Критическое положение

Эксперты сходятся во мнении, что в России отсутствуют эффективные государственные программы по работе с заключенными. Кажется, у российских властей нет даже общего понимания того, какая системная работа с осужденными необходима, считает Дмитрий Иванин.

В первую очередь важна реабилитация, подчеркивает юристка Ольга Подоплелова. Она должна начинаться с того дня, когда человек попал в исправительное учреждение. Для каждого заключенного необходимо составлять индивидуальный план ресоциализации. Например, жертвам домашнего насилия в первую очередь необходима психологическая помощь, наркопотребителям — медицинская, для кого-то принципиально важной будет работа над социальными навыками и финансовой грамотностью. Этим процессом ФСИН России не занимается. Из-за этого заключенные теряют социальные связи, жилье и возможность вернуться к жизни в обществе. «Российская пенитенциарная система не нацелена на то, чтобы помочь человеку вернуться в общество и вести законопослушную жизнь», — считает юристка.

В России нет полной статистики, как люди живут после выхода из мест лишения свободы и сколько из них остаются без жилья, отмечает аналитик исследовательского проекта «Если быть точным» Дарья Просянюк.

«Функцию ресоциализации осужденных в основном берут на себя общество и НКО, — уточняет Дарья. — Поэтому здесь нет каких-то легитимных, полных и надежных данных. У государства есть лишь косвенные знания о том, как живут люди, вышедшие из исправительных учреждений. Например, бывший заключенный может встать на биржу труда, и вот здесь мы можем судить о его трудоустройстве. Но на биржу труда встать могут далеко не все бывшие заключенные: для обращения в центр занятости надо собрать объемный пакет документов, которых у них может не быть». 

В ответ на запрос проекта «Если быть точным» Росстат выслал информацию о недавно освободившихся людях, которые обратились в приюты, ночлежки и другие государственные организации в 2021 году, — их 8351 человек за первое полугодие. За этот же период в 2020 году таких заявлений было 6773. При этом всего за прошлый год из мест лишения свободы вышли 234 647 человек. Причем в некоторых регионах обращений нет вовсе, а в других их количество достигает пары тысяч.

Эксперты рекомендуют бывшим заключенным обращаться в некоммерческие организации — например, «Русь сидящую», «Ночлежку», фонд «В защиту прав заключенных», «Общественный вердикт», а также в Центр содействия реформе уголовного правосудия. Их специалисты могут помочь человеку понять, как получить юридическую помощь, какие у него есть возможности: где поесть, переночевать, какие есть шансы обрести жилье. 

«Отсутствие дома ставит человека в критическое положение, — говорит Ольга Подоплелова. — По сути дела, ему нужно делать выбор между улицей и возвращением в колонию. Единственная помощь — НКО. Но для решения этой проблемы у некоммерческих организаций нет достаточного ресурса». 

Органам власти даже не нужно создавать новое законодательство, чтобы осужденные люди не теряли жилье, считает Дмитрий Иванин. Главное — выполнять уже действующие нормы, например наладить меры по госохране имущества осужденных. Параллельно с этим необходимо провести качественный анализ ситуации и узнать, сколько в России бывших заключенных оказываются на улице и почему, как они живут после освобождения и с какими трудностями сталкиваются. И в то же время организовать просветительскую работу по дестигматизации бывших заключенных — чтобы как можно больше людей, в том числе юристов и волонтеров, готовы были им помочь.

Иванин называет самой дальней и сложной целью — изменить отношение государства к заключенным, обратить внимание на них именно как на полноценных и полноправных людей. Пока, по мнению Иванина, можно начать с системной грантовой поддержки профильных НКО. У них уже есть свои успешно работающие проекты и программы, и они знают, как лучше работать с человеком, прошедшим исправительное учреждение. 

«Изучение опыта НКО поможет не только разработать более эффективные механизмы, но и сэкономит значительные средства, — говорит Иванин. — Несмотря на колоссальные успехи НКО в этой области, невероятные истории защиты прав заключенных, таких организаций очень мало. И им нужна поддержка со стороны государства».

***

Сейчас сотрудники «Руси сидящей» помогают собрать деньги на бытовку для Сергея, которую он хочет поставить на месте сгоревшего дома. Он снова пошел учиться, занимается в техникуме. С радостью рассказывает, с каким интересом выполняет домашнее задание. Уже планирует, какое образование будет получать дальше: хочет сдать на права категории B и стать водителем. 

«Я стараюсь бороться. Но если бы не вы, не адвокат, не координатор, если бы не было вас всех, я не знаю, справился бы или нет. Вроде бы и сила воли большая, но все-таки один в поле не воин». 

После интервью Сергей звонит мне снова. «Извините, перепутал номера. Я тут на сайте знакомств зарегистрировался, девушке должен был перезвонить. Любовь ищу, как без нее. Правда, я после колонии совсем как ребенок стал, разучился с девушками знакомиться. Друзья смеются надо мной, что так стесняюсь. Зато жене моей будущей повезет: так боюсь с девушками общаться, что она у меня точно одна-единственная будет».

Редактор — Владимир Шведов

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!