«Пересадили, как морковку, в другой горшок»

История семьи похожа на фундамент личности человека. Когда ты внезапно узнаешь, что для своих родителей неродной, то перестаешь понимать, кто смотрит на тебя из зеркала. Жительница Владивостока, сама пережившая это 26 лет назад, решила помочь всем взрослым усыновленным страны

Детство на склоне

Каждый день, когда Марина Трубицкая едет с работы, она видит из автобуса полуразрушенный детский дом, где жила раньше. 

Старинное двухэтажное здание на склоне одной из городских сопок — уголок запустения в центре Владивостока. Разбитая дорога к приюту заставлена припаркованными машинами. Внизу — драматический театр. Воспитатели водили туда Марину на представления. Со двора хорошо видно мост через бухту Золотой Рог. Здесь, когда никакого моста еще не было и в помине, Марина качалась на качелях. 

Сейчас на заборе висит объявление «Прохода нет». Вышедший из когда-то светло-зеленого особняка охранник говорит, что внутри «руины», и просит уйти. 

Марина приходит сюда раз в несколько лет — «подумать, представить… неужели я была тут».

Приемные родители говорили Марине, что воспоминания из детского дома на самом деле из круглосуточного детского сада, куда они отдавали ее, когда уезжали на переквалификацию. Ее старое имя Рита — она помнила, что ее раньше звали Рита, — объясняли тем, что девочка в детстве не могла выговорить «Марина». 

Но были и другие воспоминания, более ранние, которые Марине не могли объяснить. 

Отец гоняется за матерью с ножом, а Марина с мальчиком Колей прячется под столом. Потом они с этим же Колей лезут за игрушкой и вываливаются из окна второго этажа. Девочка объясняла самой себе, что, наверное, до детского сада родители просили присмотреть за ней своих друзей, но они оказались алкоголиками и не справились.

«Как будто запрещала себе думать, пока не стало невозможно отворачиваться», — вспоминает Марина. 

Она росла любимым ребенком в семье университетских преподавателей истории и английского. Любила говорить с папой «за жизнь», наблюдать за тем, как он читает журнал, и следить по глазам, на каком он сейчас месте. Одно из самых ярких детских воспоминаний — как они купили замороженного карася, а он оказался еще живым. Вместе с отцом они пошли через весь город выпускать его в озеро. 

Мать записывала за растущей девочкой трогательные фразы: «Мама, если ты погибнешь, я тоже умру. Я без тебя жить не буду».

В 1996 году 21-летняя Марина случайно нашла в шкафу письмо маминой подруги, где та писала, что поддерживает ее решение усыновить ребенка. 

Трубицкая говорит, что плакала три дня.

«Внешне ничего не изменилось в жизни, но я об этом стала думать просто каждый день несколько лет. И сейчас — до сих пор. Больше 20 лет прошло, я до сих пор в этом. Но стало постепенно легче».

«Сходство вплоть до пор на коже»

Николай Дутиков — водитель и в прошлом военный. Пошел по стопам приемного отца — полковника. Живет в Белгороде, поэтому мы разговариваем по видеосвязи. На экране лицо человека с такими же густыми бровями, как у Марины, светлыми глазами, широкими скулами. Это тот самый Коля из воспоминаний — ее младший брат.

Когда ему было 22 года, в квартиру внезапно пришел социальный работник и попросил позвать взрослых. 

«Я на него смотрю, говорю: “А я что, не взрослый?” Говорит: “Взрослые нужны”», — Николая, на тот момент уже женатого мужчину с новорожденным ребенком, такая просьба удивила.

Он позвал «взрослых» — они с женой жили у его родителей. После того визита на неделю в семье воцарились молчание и напряжение. 

«Я спросил у жены, что в семье происходит. Почему все молчат? Неродной? — “Да. Тебя ищет сестра”».

Как это часто бывает, Николай и раньше догадывался, что его усыновили. В семье не было его младенческих фотографий, в разговорах с родителями проскальзывало вроде бы шуточное «Если бы наши гены (у тебя) были…» Новости Николай, скорее, обрадовался — все детство он хотел братика или сестренку.

Примерно через год они с женой полетели на встречу к Марине во Владивосток. По его словам, первые сутки брат и сестра молча просидели в обнимку.

«[Поразило] сходство вплоть до пор на коже», — вспоминает Николай.

С того момента, как Марина узнала о своем удочерении, до встречи с братом прошло три года. 

После находки письма она отправилась к приемной тете, которая подтвердила, что Марина приемная и у нее есть брат. В детском доме ей показали журнал поступления детей. Там она нашла себя, но Коли в нем не оказалось. Дальше был отдел опеки и попечительства, где Марине раскрыли имена родителей и подробности удочерения, но сказали, что имя брата скажут, только когда на это даст добро ее приемная мать. Так спустя год после своего открытия девушка поняла, что придется рассказать обо всем маме.

На удивление девушки, приемная мать на новость о том, что Марина узнала о своем происхождении, отреагировала спокойно и сказала, что давно хотела все рассказать, но отец считал, что так будет лучше — в СССР тайну усыновления было принято строго хранить. Дальше в опеке девушке сказали, в каком регионе она могла бы поискать своего брата и как его зовут. Точный адрес нашла подруга, работавшая в паспортно-визовой службе. После этого сотрудники отдела опеки и попечительства из Приморья связались с коллегами из Белгородской области.

Так Марина позже опишет ощущения тех лет жизни на сайте проекта содействия семейным формам воспитания детей, оставшихся без родителей: 

«Все в жизни, что я считала само собой разумеющимся, вдруг оказалось большим подарком. Но, как человек взрослый, я себя успокаивала. Было странное ощущение счастья и остроты жизни, но и боли одновременно.

До этого я будто жила в скорлупе, а потом эту скорлупу содрали и я стала видеть и чувствовать в десять раз острее. Я даже просто гладила своего кота и смеялась от радости».

Хотя на руках у Марины были и имена кровных родителей, искать их тогда она была еще не готова.

«Что ты рыдаешь?»

Погрузившись в тему усыновления, Марина столкнулась с тем, что окружающим трудно понять боль, накрывающую в момент, когда узнаешь, что неродной. Даже тетя, которой она первой рассказала о своем открытии, сказала: «Что ты рыдаешь? Могла там и остаться».

На тематическом форуме переживаниями делились в основном усыновители: как найти базы данных с детьми, как говорить с детьми об усыновлении, какие у них могут быть проблемы со здоровьем, как вести себя, если берешь под опеку уже школьника, и так далее. Если усыновленные появлялись там и выражали что-то кроме благодарности, начиналось «закипание вокруг». 

«Правильно, когда ребенок благодарен приемным родителям, ничем не интересуется. Его пересадили, как морковку, в другой горшок, и он там прекрасно вырос без вопросов, — закипает сама Марина. — Считается: вот у тебя другая история, довольствуйся той историей, в которую ты попал. Меньше знаешь — крепче спишь».

Но, по словам психолога благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Инны Пасечник, человек, внезапно узнавший, что его усыновили, оказывается будто без фундамента, который до этого поддерживал его личность: «Кажется, все, что было до этого, — сплошной обман. Я будто жил не свою жизнь. А что тогда в моей жизни вообще про меня? Обесценивается моментально все, даже то, что не было связано с происхождением. Кажется, все, что было в школе, все мои друзья — это было не про меня, а про какого-то другого человека».

Чтобы дать таким же, как она, место, где можно было бы безопасно высказаться, 2008 году Марина создала в ЖЖ «Сообщество взрослых усыновленных». Усыновленные и удочеренные начали рассказывать там свои истории — сейчас в ЖЖ собрано больше 200 постов. Марина выкладывала статьи о том, с какими психологическими последствиями могут столкнуться люди, которых усыновили. К тому моменту она уже была глубоко погружена в тему: стала представителем благотворительного фонда «Семья», развивающего семейное устройство детей-сирот, который поделился с ней первыми книгами и статьями, помогла создать сайт «Усыновление в Приморье» для департамента образования Приморского края. Постепенно группы сообщества появились во всех популярных социальных сетях, туда начали добавляться и люди, которые сами хотят стать приемными родителями.

Марина почти каждый день получает новые сообщения. Кто-то хочет просто выговориться, но многие приходят именно за алгоритмом, как действовать, если хочешь найти семью. 

Например, Елена (фамилия не указана по просьбе героини. — Прим. ТД) на этих зимних каникулах убедилась, что ее удочерили. Девушка три года не общается с приемной семьей. Отношения начали портиться после того, как Елена уехала из своего небольшого городка учиться в университет, хотя родители хотели, чтобы она жила рядом с ними. Девушке все рассказала приемная бабушка.

Елене 24 года. Она живет в Волгоградской области. Еще в детстве подвыпивший после праздника мужчина, которого она считала своим отцом, спросил у Елены, как бы она отреагировала, если бы узнала, что приемная. Девочка расплакалась, и больше он ее о таком не спрашивал. Потом подростком она обнаружила на своей медицинской карточке другое имя, заклеенное сверху бумажкой. Когда спросила, что это, родители отправили ее делать уроки. 

Оказалось, что Елену удочерили, когда ей не было еще и года. Кровная мать родила девочку в 15 лет и спустя несколько месяцев отказалась от ребенка. Родная бабушка очень переживала из-за этого, порывалась забрать внучку обратно, но не решилась. 

«У меня нет чувства обиды или зла. Хочется найти. Мне почему-то кажется, если бабушка так сильно переживала, когда меня отдавали, может, она будет рада меня видеть. Наверняка есть сестры, братья младше меня. Хотелось бы познакомиться, посмотреть на них», — говорит Елена и добавляет, что, может, ей удастся найти родственников, которые «хотя бы будут отвечать на ее сообщения и спрашивать, как у нее дела».

Но в ее случае это может быть непросто.

«Ты больше не родственник»

Согласно Семейному кодексу, в России действует тайна усыновления, то есть запрет на разглашение любой информации об усыновлении или удочерении ребенка. За ее нарушение есть уголовная ответственность — от штрафа 80 тысяч рублей до ареста на четыре месяца.

Впервые это понятие появилось в 1969 году еще в СССР. Тогда же усыновители получили право менять имя ребенка и дату его рождения. Тайна защищает ребенка от нежелательного раскрытия его происхождения третьими лицами, но получается, что работает она и против него самого, если он захочет выяснить правду. Информацию о настоящем имени, дате и месте рождения выдадут в загсе только с разрешения приемных родителей. Если же ребенок захочет пойти дальше и узнать имена кровных родителей, ему могут помочь, а могут и отказать, сославшись уже на закон о персональных данных. Марина поясняет: «Некоторые загсы при отказе ссылаются на этот закон, но суды, как правило, становятся на сторону усыновленных».

В случае Трубицкой приемная мать согласилась помочь, а в опеке нарушили закон и пошли ей навстречу — сказали имя брата. Да и без помощи подруги, работавшей в паспортно-визовом столе, Марина бы просто не нашла его адреса, потому что нет налаженной системы хранения и передачи данных о родных.

Но родители Елены помогать ей отказались: приемный отец давно заблокировал ее номер, а приемная мать в ответ на просьбу дать разрешение «послала на три буквы». Теперь Елена может только надеяться, что в больнице осталась ее детская медицинская карта и что ей что-нибудь расскажут в доме малютки или в отделе опеки и попечительства. Девушка написала примерно сотне женщин с фамилией, которую подростком увидела в своей карточке, по возрасту годящихся ей в бабушки, но пока так и не нашла ее.

Бывают случаи, когда человек принимает, что родителей ему, скорее всего, не найти.

Ольга (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ТД) из Казани рассказывает, что ее младенцем подкинули к дверям суда. Узнать, кто это сделал, невозможно, но девушка на ситуацию смотрит прагматично. В сообществе она читала и про неудачные опыты встречи с родственниками, когда люди жалели о знакомстве. У ее приемных родителей семейный бизнес — вдруг родственники захотят денег?

«Я сначала подумала, что да-да, буду искать, разместила пост. А потом начиталась этого всего. Думаю: зачем это надо? Вдруг какие-то бомжи, пьяницы, а тут я такая».

Ирину Зорик из пригорода Саранска, напротив, тайна рождения мучает полвека. Ей 62 года, а о том, что она неродная, женщина узнала еще в десять. Случайно нашла в шкафу справку об усыновлении. По ее словам, в тот момент что-то в ее приемной матери надломилось, начались вспышки агрессии. Отношения оставались сложными до самой смерти женщины, и правды о том, кто родные Ирины, она так и не сказала. Молчат и родственники.

«Своим внукам я как передам? Кто у меня деды-прадеды? У меня внучка сейчас пришла на 9 Мая и спрашивает: “У нас кто из дедов воевал?” А не знаю. Не знаю!» — говорит Ирина.

Правды можно добиться через суд. Одно из важных решений в борьбе приемных детей за свои права Верховный суд вынес в 2018 году. Туда обратилась жительница Челябинска Ольга Ледешкова. Она не могла получить в загсе информацию о кровной матери, которая требовалась ей для лечения наследственного заболевания. Приемные родители женщину поддержали, но в загсе сообщили, что ничего не скажут без разрешения самой кровной матери из-за закона о персональных данных, — замкнутый круг. Городской и областной суды поддержали решение чиновников, но Верховный постановил, что усыновленный ребенок вправе знать о происхождении своих родителей.

По словам Марины, сегодня большинство усыновленных выигрывают суды, правда, если на руках есть все то же разрешение от приемных родителей либо если они уже умерли.

Другой путь — изменить законодательство и позволить усыновленным с 18 лет запрашивать информацию о кровных родственниках. Из стран СНГ это уже возможно, к примеру, в Белоруссии.

В «Сообществе взрослых усыновленных» выложены обращения, которые в правительство и Госдуму писали и Марина Трубицкая, и другие приемные дети. Тема раз в несколько лет регулярно всплывает в заявлениях официальных лиц и в СМИ. В Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012—2017 годы даже появился пункт «Переход к системе открытого усыновления с отказом от тайны усыновления», но он так и не был осуществлен. 

«Мы несколько раз подавали собранные подписи. Первый раз в 2005 году зачитывали мое обращение в Госдуме. Но у нашей страны столько всяких событий с тех пор было. Не считается это очень уж важной проблемой», — говорит Марина.

Хотя в обществе есть запрос на изменения. В 2019 году Фонд Тимченко провел опрос, который выявил, что 69 процентов людей, никак не связанных с вопросом усыновления, и 78 процентов экспертов считают, что приемные дети должны иметь возможность получить информацию о родных после совершеннолетия.

Спокойная. Добрая. Терпеливая. Несчастная.

Дарья Емельянова из Санкт-Петербурга провела со своей биологической матерью всего четыре дня, но у нее есть ощущение, что она знает, какой была ее мама: «Может, кто-то покрутит у виска, но я уверена, что связь между матерью и ребенком существует, даже если они не вместе».

Это ощущение пришло не сразу. После того, как в 23 года крестная внезапно рассказала Дарье правду о ее рождении, в душе образовалась «дыра». Шесть лет девушка не могла признаться в своем открытии отцу.  Когда она на это решилась, с помощью адвоката и журналистов ей удалось не только узнать имя матери, родившей ее в 16, но и познакомиться с младшим братом. Он и рассказал ей дальнейшую историю жизни их матери Елены Орловой. 

Елена с сыном жили вдвоем в деревне в Тверской области. Ей приходилось много работать в разных местах. У женщины была астма, а деньги на лекарства были не всегда. Иногда она выпивала, и от этого астма усиливалась.

Как-то «сердобольные» соседки пожаловались, что мальчик бегает по деревне один, и его забрали в детский дом. Елена посоветовалась с сыном и решила, что ему там будет лучше, пока она все время на работе. Она приходила к нему каждый день с чистой одеждой, вкусняшками…

А потом перестала. Только через год мальчику сказали, что она умерла. Тело 35-летней Елены нашли в лесу, когда сошел снег, и до сих пор неясно, что с ней случилось.

Сегодня в мыслях Дарьи ее мать спокойная, добрая, терпеливая, но несчастная и уставшая. Это подтверждает и брат.

Последние несколько лет Дарья, как и Марина, делится историей своих поисков в СМИ и социальных сетях. Вместе они модерируют в телеграме чат поддержки усыновленных, который Дарья создала, увидев большой отклик на свои публикации. Марину она позвала как более опытного в вопросе соратника, к тому же Трубицкая сама стала приемной матерью: в 2005 году она взяла под опеку мальчика Степана и его происхождение с самого начала не скрывала.

«Ценность этой группы в том, что приемный родитель или кандидат в приемные родители может напрямую задать вопрос: “Как тебе жилось с тайной усыновления?” Можно заранее все узнать и не повторять ошибок, ведь до сих пор люди с накладными животами фотографируются и симулируют беременность, меняют даты рождения приемным детям, уничтожают информацию о биологических родственниках. Ведь если человек, который хочет усыновить, спросит совета, например, у своих родственников, то люди, незнакомые с темой, скорее всего, ответят шаблонно: “какая разница, кто родил”, “теперь он ваш” — и, конечно, порекомендуют “хранить тайну усыновления”, иначе он “непременно от вас откажется” и будет искать этих “предателей-инкубаторов”», — говорит Дарья. До трети вопросов приходит как раз от тех, кто хочет сам усыновить ребенка.

По словам девушки, после появления в ее жизни правды «все стало намного гармоничнее», даже если сравнивать со временем, когда она еще точно не знала об удочерении. В детстве ей несколько раз говорили об этом жители небольшого городка, где она росла, но девочка не верила. Всю юность она не могла понять, откуда ее маленький рост, пухлые щеки, почему она совсем не похожа на высокую мать с «голливудской внешностью». Оказалось, что ее «просто родила такая женщина».

Современные психологи придерживаются мнения, что ребенку лучше знать о том, что его усыновили или удочерили. Высока вероятность того, что эта информация все равно, по словам Инны Пасечник, «с грохотом вывалится» в самое неподходящее время. 

Известный семейный психолог Людмила Петрановская в своей книге «Дитя двух семей. Приемный ребенок в семье» пишет о том, что, даже если тайна хранится в семье тщательно, ребенок все равно будет считывать, как еле заметно меняется поведение мамы в моменты, когда ее спрашивают о его младенчестве, о родах. Некоторые родители из-за этого и вовсе сильно нервничают. Для усыновленного это станет признаком того, что с ним что-то не так. С ним же останутся неосознанные ранние воспоминания о том, как его оставила родная семья.

С появлением в России школ приемных родителей, во многих из которых рассказывают о негативном влиянии тайны усыновления, все больше людей не скрывают от детей тот факт, что их взяли из детдома. Есть и методики, как правильно преподнести информацию. Можно в среднем уже с трех лет рассказывать ребенку о его усыновлении в форме сказки.

Инна Пасечник объясняет: «Например, “так бывает, что некоторые детки из животика рождаются, некоторых деток находят в специальных домиках”. Показывать на куколках, рисовать на бумажках. По мере взросления мы эту историю насыщаем большим числом фактов. Тогда человек это воспринимает как данность. Не “Боже мой! Что со мной произошло! Какой кошмар”, а “часть моей жизни”».

На форумах усыновителей часто камнем преткновения становится вопрос, как рассказать о родителях, которые ведут асоциальный образ жизни. Приемные семьи хотят защитить детей от правды. По словам Инны Пасечник, в таком случае важно представить личности родственников с разных сторон, потому что невозможно считать себя «хорошим», если ты произошел от кого-то «плохого». 

«Когда мы даем возможность человеку видеть, что в его роду были успешные люди и его родители были обычными людьми с талантами, способностями, мечтами, каждый из них мечтал о счастливой жизни, тогда есть шанс, что он будет строить идентичность не с неудачами родителей, а с сильными сторонами и поймет, что и у него есть шанс», — говорит психолог.

Письма матери

Марине самой пришлось принять родственников, которые в 21 год показались ей неправильными. Но мир оказался не черно-белым.

Только в 2012 году Трубицкая отважилась начать их поиск через социальные сети и познакомилась сначала с родственниками со стороны отца и матери. 

Когда я прошу рассказать Марину о том, что она узнала, женщина медлит, будто набирается сил: «Это какая-то часть меня, которую тяжеловато трогать. Но раз потребность есть говорить, значит надо, с каждым разом становится легче».

Предки ее отца и матери приехали на Дальний Восток в 1930-х годах строить железную дорогу, спасаясь от коллективизации и голода. Семьи и познакомились, пока ехали в одном вагоне. Мать — Надежда — родилась в 1950-х. Когда ей было 14 лет, в семье произошло большое горе: отец поссорился с женой, ушел из дома и лег под поезд. На Надю это событие повлияло почему-то больше, чем на остальных детей.

Возможно, поэтому построить идеальную семью с отцом Марины — Юрием — ей не удалось. То самое падение из окна из воспоминаний Марины стало причиной изъятия детей из семьи. Девочка тогда сломала руку. Родителей лишили прав на детей и посадили за тунеядство. Когда они вышли, детей уже разобрали по приемным семьям. Отец покончил с собой. Мать снова вышла замуж, у нее появились дети. Как закончилась ее жизнь, Марина не рассказывает.

Трубицкая даже съездила к семье маминой сестры в гости. Тетя рассказала, что она очень хотела забрать их с Колей, но перед этим с ее мужем на той же железной дороге произошел несчастный случай, приковавший его к кровати, и она понимала, что не справится. 

«Она меня помнила маленькой, как меня купала, какая я была. Она мне рассказала, что родители меня любили и приходили, забирали меня», — говорит Марина.

Ей передали письма матери, которые та писала бабушке Марины. 

«Когда читаешь письмо человека, ты как будто слышишь его голос, его рассказ. Она писала своей матери, что в ее жизни происходит. С одной стороны, там такие тяжелые вещи описаны. После этого желания осуждать и обижаться нет. Думаешь, что ты на таком месте, к счастью, не был. Не было в твоей жизни вот такого. Человек умный, интересный за ними (за письмами. — Прим. ТД) слышится. Мне важно, что такой человек мне не чужой».

Трубицкая работает преподавателем информатики в вузе. Тут сошлось вместе наследие ее приемных родителей — преподавателей университета — и родных — ей рассказали, что кровный отец хорошо разбирался в математике.

В свободное от работы и своего сообщества время Марина работает на горячей линии фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» — отвечает на звонки тех, кто не знает, с чего начать, если решил взять в семью ребенка, когда по московскому времени уже ночь.

Марина никак не может остановиться в поисках информации о себе: у них с Николаем есть еще и третья родная сестра, самая младшая. Хотелось бы узнать больше и о ней. Недавно Марина сделала генетический тест — он показал, что женщина наполовину татарка. 

«Такие же предки, такой же большой род за моей спиной, как и у всех, получается. Мне так спокойнее жить и легче идти вперед». 

Информацию о том, как искать кровных родственников, ссылки на группы «Сообщества взрослых усыновленных» в социальных сетях и чат поддержки в телеграме можно найти здесь.

Материал создан при поддержке Фонда президентских грантов

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

• Теги:
• приемные родители