Судьбинушка сикось-накось
Маленькая Таня мечтала стать балериной. Выросла поварихой. И если бы это было самой большой несправедливостью в ее жизни, но нет: судьба отобрала у нее возможность быть матерью, любовь всей жизни и дом
«Решила здесь доживать»
— Я умирать не собираюсь, потому что я не у всех врагов кровь выпила, — смеется Татьяна Филиппова.
Татьяна Васильевна — одна из восьмидесяти жильцов центра социальной помощи «Дом милосердия» в Новосибирске. Здесь живут мужчины и женщины с инвалидностью, за которыми некому ухаживать, бездомные, которые оказались на улице из-за алкоголя, одинокие старички и старушки, оставшиеся без родни. В «Доме милосердия» им есть где спать, что есть, чем заниматься и с кем дружить.
За пределами этих стен они никому не нужны.
Если попросить жителей «Дома милосердия» рассказать истории их долгой жизни, перед тобой будто откроется чужой фотоальбом: на этой странице — фото из детского сада, на следующей — почему-то сразу со свадьбы. А следом — с похорон. Такой воображаемый альбом (настоящего нет — все вещи сгорели в пожаре) мы листаем и с Татьяной Васильевной.
Ей шестьдесят шесть лет: перенесла рак, сердце больное, перехоронила всю семью, а пожар отнял у нее крышу над головой под старость лет. Татьяну Васильевну, как и многих других, в «Дом милосердия» направила районная социальная служба — в государственных приютах и других социальных учреждениях для взрослых мест на всех не хватает.
— Дом сгорел в 2011-м, когда я в больнице лежала после второго инфаркта. Пошла в соцзащиту, мне за дом дали компенсацию — триста тысяч. Ну что это — триста тысяч? Улетели на одежку, на лекарства. И мне деваться некуда было. Сначала я сюда пришла в надежде, что маленько поживу тут и что-нибудь придумаю, но здоровье не дало шагнуть никуда дальше. Так я решила здесь доживать.
«Девочка — оторви и выбрось»
Эти десять лет без дома Татьяна Васильевна провела в скитаниях. Жила в одном приюте, в другом, работала сиделкой с проживанием, переезжала в Псков к подруге, та вышла замуж, и Татьяна Васильевна решила вернуться в Новосибирск. Чтобы не быть никому обузой.
Хотя смотришь на нее — ну не может она быть обузой. Хрупкая, миниатюрная, невысокой мне едва достает до плеча, но с мощным рукопожатием. Без дела жить в «Доме милосердия» ей не позволяет совесть. Всю жизнь проработавшая поваром на заводе, Татьяна Васильевна и здесь помогает в столовой или с уборкой — когда сил хватает.
Всю жизнь была такая — маленькая, дерзкая, с тяжелой и сильной рукой.
— Я себя лет с четырех помню. Ну была я девочкой такой: оторви и выбрось. Из детского сада даже меня выгнали. У меня был товарищ, на одной улице мы жили, Васька, царствие ему небесное, в позапрошлом году помер. Вот мы с ним дрались не на жизнь, а на смерть. То он меня кружкой долбанет железной, то я его чем-нибудь огрею. И вот из-за этого Васьки меня из детсада выкинули: он меня за косу дернул, а я на него с водосточной трубы прыгнула, — Татьяна Васильевна опять смеется.
Смеется, хотя после всех выпавших ей испытаний могла бы замкнуться и озлобиться, в том числе и на соседей, с которыми сейчас живет в «Доме милосердия», ведь они, выбравшись с улицы или из жутких условий, в которых жили, сперва не всегда вежливы, опрятны, приятно пахнут. Конечно, здесь человека сразу отмоют и оденут, но все же восемьдесят душ с разными характерами живут бок о бок. Неужели мирно?
— Мы все здесь разные, всех жизнь побила неоднократно и очень больно, — объясняет Татьяна Васильевна. — Но даже если тут кто-то скандалит или задевает меня, я себе лучше не сделаю, если начну поливать кого-то бранью. Что я этим докажу? Последних добрых людей от себя оттолкнуть? Судьбинушка ведь у меня сложилась сикось-накось, а если еще ни с кем не поговорить, ни с кем не пообщаться — это уже все, это был бы край.
Она уже три года живет в комнате с одной соседкой — вместе обедают, вместе смотрят телевизор, вместе вспоминают молодость. Татьяна Васильевна рассказывает ей и мне, что мечтала стать не поваром, а балериной. У стройной, верткой Танечки были все данные.
— Меня мама отдала в танцевально-балетную школу, я там пять лет занималась. Но у меня лопнул аппендицит, был перитонит, после этого меня уже не допустили к занятиям. Я в то время обозлилась на весь белый свет, начала плохо учиться в школе, безобразничать всем назло, — вспоминает она первый удар под дых от «судьбинушки». — Потом со мной папа побеседовал: «Как бы ты сейчас рога свои ни выставляла, все равно я люблю тебя больше всех».
Папа был военный, и, пока они с мамой мотались по разным гарнизонам страны, Таню растила бабушка. Бабушка же выдала Таню замуж, когда ей был двадцать один год:
— Я бы не пошла, если бы мне бабуля не сказала: «Ну и чего ты сидишь? Ждешь, когда поседеет и там, и там?»
За Таней как раз стал ухаживать сосед Юрка.
— Мы как-то собрались в ДК на танцы, она ему сказала: «Чем по танцулькам бегать, бери паспорта и в загс, а то у меня девочка такая, она тебя сейчас пнет — и полетишь голубком». Ну и он, недолго думая, упросил меня пожениться. Этот разговор был в мае. В августе мы поженились.
Стали жить вместе, только детей не получалось завести. Таня легла в больницу на обследование, оказалось — рак, второй удар под дых.
— Мне удалили все по-женски. Естественно, после этого ни о каких детях речи идти больше не могло. Прошла шесть курсов химиотерапии, облучение. Еще через полгода у меня удалили часть кишечника, но метастазы пошли дальше. Еще через два года удалили желчный пузырь, сделали еще одну «химию» и облучение. Хотели ребенка взять из детского дома — мне не дали по состоянию здоровья, потому что я сердечница и комиссию не прошла. Но жить мы продолжали в любви. И жили очень хорошо двадцать один год. Если бы он не погиб, может быть, и до сих пор бы жили.
«Я живу, меня Господь держит»
Когда умер муж (разбился с напарником-водителем на машине), Татьяне Васильевне было чуть больше сорока лет. Это был третий удар от судьбы. Ей было так плохо, что она хотела уйти за мужем, даже попытку предприняла, но врачи ее спасли. Больше она замуж не вышла — очень Юру любила.
— Мы венчанные были. Когда мы венчались, бабушка сказала: «Теперь что хотите делайте — ругайтесь, бейтесь, деритесь, но живите». Вот и жили. Ни разу не ругались крепко. Да и со мной ругаться — только время изводить. Я, бывало, рот свой красивый открою — слышу: дверь щелкнула, мужа нет. Через полчаса он, бывало, придет, и говорит: «Ну что? Пары спустила?»
После смерти Юры Татьяну Васильевну хватили первый инфаркт и инсульт. Но она тогда выкарабкалась, как потом еще много раз выкарабкивалась.
— Если бы не было Господа, меня бы давно уже не было. Давно-давно бы уже не было, — крестится Татьяна Васильевна. — У меня половины внутренностей нет, все кишки располосованы. Недавно я двусторонним воспалением легких и ковидом переболела. Но я живу, меня Господь держит.
Для чего держит? Этого Татьяна Васильевна не знает. Но она каждый день улыбается своим соседям по «Дому милосердия», потому что знает, что каждый из этих измученных людей достоин уважения и доброго слова.
«Приходит сюда как раскаленное железо»
Больше всего Татьяну Васильевну удивляет, что некоторых жильцов сюда привозит родня.
— Мы детям старые не нужны. Сколько здесь бабушек и дедушек, которых собственноручно дети сдали. Якобы они не могут справиться. А я вот всегда на них смотрю и думаю: «Господи милостивый, а ты не доживешь случайно до этих лет?» Вот бабушка у нас, баба Валя, была, деменция у ней, это провал памяти полнейший. Жалко до слез, они пришли и скинули ее. А поухаживать не судьба? Мы все под Господом, захочет он хлестануть — он хлестанет, и будем мы валяться, под себя ходить.
Совсем недавно я видела ее ровесниц, которые живут на улице и едят горячую пищу раз-два в неделю, когда к ним приезжает выездная служба помощи бездомным. Как вышло, что они оказались без крыши над головой. Что ждет их в будущем, не замерзнут ли они зимой, когда морозы в Новосибирске под минус тридцать? В «Доме милосердия» всегда под завязку людей, и, когда освобождается место или кто-то из постояльцев умирает, ему на смену всегда приходит новенький. Татьяна Васильевна, как и сотрудники «Дома милосердия», привечает всех, кому нужен кров, если есть места.
— В основном людей соцзащита сюда посылает, некоторые из больниц поступают, обмороженные, бездомные. Отношение великолепное ото всех, начиная от директора и кончая уборщицей туалетов. Хотя бывает, что люди после запоя могут что-то ляпнуть, но они потом отходят. Приходит сюда как раскаленное железо, до него не дотронешься. С улицы, грязный, на нем вши… А его тут обстригли, обмыли, переодели. И вот он размягчается, начинает общаться, с нами в домино играет.
В «Доме милосердия» говорят, что в пандемию пожертвований на его работу стало меньше, потому что бизнесу, который раньше помогал, стало трудно. А пенсионеров и людей с инвалидностью на попечении приюта меньше не становится, и платить зарплату сотрудникам организации — соцработникам, медсестрам, поварам, уборщикам — жизненно необходимо. А еще нужно платить за отопление, свет, воду, чтобы тут было тепло и светло.
Хорошо бы, чтобы «Дом милосердия» работал, не опасаясь, что завтра нечем будет кормить жильцов. Хорошо бы, чтобы Татьяну Васильевну хотя бы здесь ждала спокойная старость без скитаний. Если поддержать приют, то ей будет куда вернуться из больницы, а мне будет спокойно за нее. Поможем?
Материал создан при поддержке Фонда президентских грантов
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
