Забытый остров: оцифрованы тысячи фотографий Сахалина из личных архивов
Сахалинский фотограф Александр Гайворон проявил и оцифровал старые пленки жителей острова. Из них он составил фотопроект «Забытый дневник». «Такие дела» публикуют часть фотографий и рассказывают истории трех авторов. Никто из них не предполагал, что их работы когда-нибудь увидит публика
Восемь лет назад фотограф Александр Гайворон купил у знакомого ящик старой фотобумаги. Точнее, он думал, что покупал фотобумагу, но внутри оказался еще и сорок один моток использованной пленки. Продавец нашел все это в подвале квартиры и готов был отдать за тысячу рублей.
Гайворон ожидал увидеть семейную хронику, но, кроме нее, обнаружил снимки с демонстраций, сцены из сельской жизни. В мотках были даже кадры затопленного Южно-Сахалинска: люди передвигаются по улицам на лодках, экскаватор вылавливает ковшом из реки строительный мусор. Видно было, что автор — человек, умеющий выстроить кадр, а дело происходит в 1970—1980-х годах.
Фотограф почувствовал, что в его руках оказалось нечто важное.
Море и фотография
Негативы попали к человеку, который страстно увлечен двумя вещами: своим родным островом Сахалин и пленочной фотографией.
Александр Гайворон говорит, что любит Сахалин за море. А море — из-за дедушки, в честь которого фотографа назвали Александром. Гайворон чувствует связь с дедом. Он был капитаном рыболовецких судов — и Александр работает посреди моря на нефтяной платформе. Дед был дальтоником. Про какой цвет его ни спрашивали, все для него было одинаково «сереньким». И Александр плохо различает оттенки. Он снимает и в цвете, но черно-белые изображения ему «понятнее и ближе».
«Он очень любил свою работу, он очень был целеустремленный. Кремень такой. Для меня это некий герой. Я понимаю, насколько он любил море, Сахалин, свою семью. И для меня это такой стержень», — говорит Александр.
Пленочной фотографией он увлекся в 2009 году.
«Фотография получается немного вне времени, можно мыслить сквозь время, — рассказывает Александр. — Мне нравится сферическая оптика с естественными для нее аберрациями, что дает картинку более реалистичную и похоже на то, как мы глазами видим. Нравятся камеры своей надежностью. Есть элемент того, что не все ты можешь контролировать. С другой стороны, я руками на всех этапах участвую в создании итоговой фотографии. Пленка вещественна, и с ней надо считаться».
К тому моменту, как Гайворон стал обладателем сорок одного мотка пленки неизвестного происхождения, он не только фотографировал сам, участвовал в выставках, но и вел курсы для начинающих и думал, как развить на острове направление пленочной фотографии. Идея, что делать с приобретением, пришла к Александру в голову спустя два года. У него состоялся разговор с искусствоведом, которая приехала на Сахалин открывать выставку. Беседа зашла о лучших снимках в истории фотографии, и внезапно собеседница сказала, что самые потрясающие снимки хранятся в семейных альбомах.
Это совпало с размышлениями Гайворона. Он представил, сколько забытых пленок хранится в семьях жителей Сахалина. Это не протокольные фотографии, которые печатали в советских газетах: «То, что видели самые обычные люди, влюбленные в фотографию, жизнь и родной остров, и при нужном отборе это вполне себе художественная история».
Сахалин снимали профессиональные фотокорреспонденты — и работавшие на острове, и приезжавшие в командировки. Но в истории острова есть пример, когда именно любители смогли вписать свои снимки в историю фотографии.
Антон Чехов хотел проиллюстрировать свою книгу «Остров Сахалин», но не смог взять с собой в поездку на край России художника — не было денег на гонорар. В путешествии писатель познакомился с чиновником телеграфа одного из селений Иннокентием Павловским, который оказался большим любителем фотографии. Он согласился снять для писателя быт каторжан и переселенцев на острове. До него этого не делал ни один фотограф. А судовой врач парохода «Петербург» Александр Щербак, с которым Чехов подружился в путешествии, передал ему перед смертью коллекцию своих негативов. Щербак сопровождал партии ссыльных на Сахалин, наблюдал их образ жизни и фотографировал. В итоге на иллюстрацию книги денег у писателя так и не хватило, но снимки хранятся в Государственном литературном музее.
Александр Гайворон понял, что забытые пленки можно найти, «проанализировать, структурировать и записать в историю»: составить из них выставку, где снимки смогут увидеть жители острова. Но фотограф не был уверен, что сможет реализовать проект, пока в 2018 году не открыл свою мастерскую «Лист». До сих пор это единственное место в Южно-Сахалинске и второе на всем острове, куда фотографы могут прийти и проявить свои пленки. Еще Александр получил грант — 350 тысяч от правительства Сахалинской области. Они ушли на покупку ноутбука для работы со снимками, сканер, химию для проявки, печать и оформление фотографий.
В конце 2019-го Алескандр дал объявление в СМИ о том, что разыскивает пленки. Но оставалась еще одна важная задача.
Нужно было найти автора тех мотков, что попали ему в руки первыми.
Портрет на скамейке в парке
Был август то ли 1977-го, то ли 1978 года. Анатолий Лим с другом и свояком пошел прогуляться в парке. В теплое время года там устраивали танцы, играли в шахматы и домино. Лим часто встречался в парке с друзьями, чтобы дальше пойти к кому-нибудь в гости. Он не помнит, куда они направлялись в тот день. Но с ним, как всегда, был фотоаппарат.
Друзья сели на скамейку и попросили прохожего их сфотографировать. Так и получился снимок, который в 2020 году на ватсап Лиму прислал его знакомый фотокорреспондент с вопросом, не он ли на нем. Так Анатолий узнал, что его ищет некий Александр Гайворон, у которого случайно оказался целый ящик его старых пленок. Знакомый Гайворона выложил у себя в социальных сетях часть отсканированных фотографий. Они и привели к Анатолию Лиму.
«Я про вот эти негативы практически забыл. Мы встретились, он объяснил ситуацию. Для меня было удивительно, что он почти расследование провел и нашел меня», — вспоминает Анатолий.
Лим фотографировал с детства. Деньги на пленку просил у родителей, поэтому одну катушку в 36 кадров мог растягивать на несколько месяцев. И никто не гарантировал, что труды юного фотографа не пропадут даром — он сам учился проявлять пленки и, бывало, портил снимки.
В 1976 году он переехал в Южно-Сахалинск и устроился работать в Сахалинавтотранс. Работа заключалась в налаживании телефонной связи на автотранспортных предприятиях всего острова. Анатолий много ездил по Сахалину и всюду снимал своих коллег: рабочие будни, праздничные демонстрации, летние поездки на картошку и заготовку силоса. Тогда все предприятия должны были отправлять сотрудников на сельхозработы, и Лиму выезды в деревню только нравились: столько всего можно было сфотографировать.
Когда в первых числах августа 1981 года на остров обрушился мощнейший за полвека тайфун «Филлис», из-за которого на Сахалине затопило двенадцать городов, Лим со своим фотоаппаратом был наготове. В день, когда город стал уходить под воду, Анатолий пошел посмотреть, в порядке ли его свояк, который жил в частном секторе. Все, что встречалось ему на пути, он снимал.
«Видел, как по реке неслись сараи, домики, машины! А на мосту стоял экскаватор, и он, если видел, что угроза какая-то мосту, ее сам немножко подлавливал и под мост заталкивал, чтобы она проскакивала. Это было, конечно, страшно действительно. Я прошел через мост. Дошел до дома свояка. А у Виктора там только верхняя крыша, а остальное было все затоплено! И я помню, там мы дедушку вытаскивали через окно. На лодке подъехали, а он был малоподвижный. Через окно еле-еле вытащили», — рассказывает Анатолий.
Не до фотографий Лиму стало после развала Советского Союза. Он зарегистрировал собственную фирму, и, чтобы она не закрылась и приносила доход, работать приходилось до позднего вечера. Анатолий отдал все свои фотоаппараты единокровному брату, который прилетел в гости из Северной Кореи — там такого было не достать. А потом съехал с квартиры, где когда-то сделал себе в подвале фотолабораторию. Его сын отдал подвал другу. Тот и продал Александру Гайворону коробку со старыми пленками.
Ближе к отцу
Гайворон говорит, что больше всего пленок, вошедших в проект, ему удалось найти, опрашивая знакомых, не завалялись ли у них на антресолях старые негативы. Так к нему попали работы Самигуллы Губайдуллина.
Его сын Владимир Губайдуллин по профессии водитель. Но после пятидесяти его начала одолевать «охота фотографировать». Сегодня на пассажирском сидении он повсюду возит с собой пленочную камеру.
«Сейчас поменьше, то, было, частенько в Холмск ездили. Сто километров на запад. Портовый город. А там перевал. Едешь — красиво! Зимой особенно. Дорога в перевалах. Спускаешься, одной (рукой) рулишь, другой — щелкаешь дорогу!» — рассказывает Владимир.
Началось все с того, что Губайдуллин побывал на одной из выставок Александра Гайворона. Там фотограф рассказал, что у него есть мастерская, куда могут приходить работать с пленкой сахалинские фотографы и где он дает уроки. Владимир начал ходить на лекции и на одной из них узнал о проекте «Забытый дневник».
Губайдуллин отправился за негативами к отцу.
«Он всегда [в детских воспоминаниях] с фотоаппаратом. Папа и фотоаппарат — это одно целое», — говорит Владимир.
Его отец всю жизнь посвятил фотографии. Работал в фотоателье и, кроме этого, снимал детей, друзей, природу. Сначала на пленку, а потом «в цифре». В 84 года он продолжает снимать: «Идет по городу, в тот же ЖЭК, — мыльница с ним».
«Отец говорит: “Ну вот чего я фотографирую? Куда кучу этих фотографий? Кому оно нужно?” Вот мы с мамой флешку вставили в телевизор — телевизор большой. Посмотрели. Еще кто-то. Ну красиво. А куда их дальше?» — расстраивался Владимир.
Отец на вопрос Губайдуллина, можно ли взять его старые пленки, ответил «да», но особого энтузиазма не проявил. Он всегда был человеком стеснительным, а когда с возрастом стал плохо слышать, сократил контакты с посторонними до минимума. На выставку, куда отобрали и его фотографии, он не пошел.
Но проект сблизил отца и сына.
Владимир стал ходить на занятия в мастерскую чаще. И чувство, которое он называет «охотой фотографировать», разгоралось в нем сильнее. Самигулла Губайдуллин обнаружил, что на шестом десятке сын стал его единомышленником, хотя в юности особого интереса к его работе не проявлял.
«Зимой, когда они [родители] дома, я на обед к ним заезжаю. Допустим, там у мамы какой-нибудь на подоконнике цветочек расцвел. Мы ставим фотоаппарат на штатив, ставим макрокольца и начинаем эту тычинку [фотографировать]. Водички набрызгаешь, чтобы капельки. Ему нравится. И мне тоже нравится», — улыбается Владимир.
Секрет дедушки
Проект «Забытый дневник» готовили во время карантина. Тогда Гайворон работал вахтами и перед каждым уходом в море по две недели сидел в гостинице на карантине. Он сканировал пленки, а потом в свободное время обрабатывал их на платформе.
Всего Гайворон оцифровал пять тысяч снимков, но в проект вошли пятьдесят. Куратор решил, что каждый участник должен быть представлен серией фотографий, а ему часто приносили всего одну-две пленки. Чтобы выбрать достаточное количество удачных снимков, этого мало.
Гайворон включил в проект снимки шести авторов. Все кадры были черно-белыми, сделанными примерно в один исторический период, и могли рассказать не только о жизни конкретной семьи, но и об истории Сахалина. Ценными и с художественной точки зрения он называет работы Анатолия Лима и еще одного фотографа, который до своей первой выставки не дожил.
Негативы Арсентия Лопатина нашли, как и работы Анатолия Лима, в подвале.
«Я его помню всегда сверху лысеньким, а по бокам волосы были. Я его добрым таким дедушкой запомнила», — говорит внучка Лопатина, Татьяна Мошкова.
В ее памяти он остался любителем охоты и рыбалки, как и многие другие российские дедушки и бабушки, заядлым садоводом и огородником.
«Они жили на первом этаже, был палисадник под окошком. Он там выращивал и крыжовник, и вишню. Сливу он посадил под окном, которая до сих пор растет, и я гоняю детей с этой сливы», — говорит Татьяна.
Почти всю жизнь Арсентий Лопатин проработал телеоператором. Когда в 2010 году он умер, похороны работника-ветерана оплатила местная телекомпания.
Но была сторона жизни дедушки, которую Татьяна почти не знала. Отец рассказывал, что в молодости Арсентий Парфирьевич очень любил фотографировать. Когда Татьяна была совсем маленькой, он показывал ей свои фотографии. Например, она запомнила снимок, где дедушке удалось поймать, как молния попала в дерево. Позднее о своем увлечении он ей уже не говорил.
В 2014 году Татьяна с мужем переехали в квартиру, где раньше жил дедушка, и нашли в подвале «много-много-много» пленок. Мешок «лежал-лежал-лежал» дома, пока друг Машковых Александр Гайворон не вызвался их отсканировать и включить в выставку, которую он готовил.
Для Татьяны стало открытием, что ее дедушка не боялся фотографировать незнакомцев «в среде обитания», хотя она знает, что это очень сложно: «Была такая гордость, что это мой дедушка и он там тоже присутствует. Хоть он сам этого уже не увидел».
Когда Гайворон отбирал фотографии для проекта, он заметил, что у Арсентия Лопатина процент удачных снимков был самым высоким.
«Он очень интересно снимал. Снимки отличаются и композицией, и гармонией, и видением света. А как фотографа его особо никто и не знал», — удивляется Гайворон.
Позже на выставке старожилы рассказывали, что знали Лопатина, но как оператора. О том, что он снимал, никто не догадывался.
Назвать себя фотографом
Раньше участники проекта «Забытый дневник» «не идентифицировали» себя как фотографов. Но Александру Гайворону хотелось, чтобы каждый получил признание за свою работу.
«Они, можно сказать, реализовались как художники именно сейчас, их снимки демонстрировались в музее, было открытие, приходили смотреть люди. Кто-то при жизни радовался этому, а кто-то плакал — из семей ушедших уже авторов, потому что именно сейчас в их муже, папе, дедушке разглядели талант и настоящего художника. Они благодарили за это. За такую возможность», — рассказывает Гайворон.
Сейчас он договаривается о передаче снимков в городской архив. И через десять, и через пятьдесят лет там их сможет найти всякий, кто захочет увидеть, какой была жизнь на острове в 70-х и 80-х годах прошлого века.
Онлайн версию проекта можно увидеть здесь.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам