Клиническая картина

Напротив меня сидит хорошо одетый мужчина средних лет. Яркий шарф поверх пиджака намекает, что человек он сразу и деловой, и творческий. Собеседник сам назначил встречу после того, как на телеканале «Дождь» я довольно резко высказалась о планируемом ограничении закупок импортных лекарственных препаратов в нашей стране. Он — совладелец большой отечественной фармкомпании, громко заявляющей о себе как на рынке лекарственных препаратов, так и в коридорах законодательной и исполнительной власти. Мужчина в пиджаке и ярком шарфе отпивает минеральную воду из стакана (кажется, не потому, что хочет пить, а для паузы).

–Поймите, — говорит он, — сейчас время поддерживать нас. Я, например, горжусь тем, что имею отношение к законодательным проектам, ограничивающим влияние западной «фармы» на наш рынок. Они душат нас. И вы, как журналист, тоже должны встать на нашу сторону. И врачи вот эти, которые вставляют нам палки в колеса, тоже должны осознать свою ответственность.

Я тоже отпиваю воду из стакана:

– Вы имеете в виду в том числе и серьезные медицинские препараты? Например, химиотерапию, да?

Мужчина кивает.

– У вашей компании есть какие-то оригинальные разработки? На вас действительно долгие годы работает армия ученых, придумавшая хоть одну оригинальную формулу? — спрашиваю я.

Мужчина усмехается:

– Все формулы в наше время образованному человеку легко понять. Мы же ездим по международным конференциям, где представляют новые разработки. Подобрать формулу знающему человеку ничего не стоит.

– Но будет ли она чистой? Будут ли все ингредиенты подобраны так же и в таких же пропорциях, как в том препарате, с которого вы «сняли» формулу? — не сдаюсь я. — И неужели вы хотите сказать, что у вас есть для качественных препаратов, например, качественные отечественные субстанции? И вы ничего не делаете из сырья импортного, например, китайского?.

Мужчина снова пьет воду и смотрит на меня разочаровано.

– Вы ничего не понимаете. Пройдет 15–20 лет, и нынешние меры помогут российской «фарме» встать на ноги. А другие меры, которые предпринимает правительство (они касаются ограничений закупок импортного медоборудования), помогут «подняться» производству. Вы что, совсем не думаете о будущем страны?

Сортировка драже на заводе фармацевтической компании, ЯрославльФото: Владимир Смирнов/ТАСС

Я спрашиваю, а как же все те сегодняшние пациенты, например, онкобольные, что могут умереть от нехватки качественных европейских препаратов и, как следствие, неверно проведенного лечения. А как же новорожденные, инвалиды, сердечники и многие другие, кто не проживет не то что эти 15–20 лет, но и год без нормального квалифицированного лечения, возможностей для реабилитации и ухода. И как же, в конце концов, быть с анализами, уровень точности которых, по словам врачей, и так катастрофически падает из-за того, что клиники, экономя, закупают для европейских лабораторных комплексов неоригинальное дешевое сырье, а совсем скоро, согласно новому проекту Постановления Правительства, сами эти комплексы должны будут производиться в России, где до сих пор никто ничего такого не производил? Мы с мужчиной ссоримся. Идею способствовать распространению информации о достижениях его фармкомпании и превосходстве произведенных этой фармкомпанией препаратов над зарубежными аналогами я не поддерживаю.

25% снижения дозы! При многих заболеваниях это просто обессмысливает лечениеТвитнуть эту цитату Чуть позже доктор медицинских наук, профессор, заместитель директора Федерального центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева Алексей Масчан упомянет в интервью продукцию, производимую отечественной фармкомпанией, принадлежащей коллегам моего собеседника: «Мы проверяли этот химиопрепарат, сравнивая его с импортным аналогом. Оказалось, что в отечественном куча примесей, которых нет в импортном. А еще в отечественном оказалось на 25% меньше самого химиопрепарата, чем в импортном. 25% снижения дозы! При многих заболеваниях это просто обессмысливает лечение».

«Проблема, по большому счету, не в том, что кто-то решил «расчистить дорогу» отечественным производителям, и все государственные лечебные учреждения явочным порядком переходят на российские лекарства, — говорит доктор медицинских наук, профессор, заведующая отделением Института рентгенорадиологии Ольга Желудкова, — а в том, что ни один из новых российских препаратов, которые сейчас попадают к нам в клиники, не прошел международного исследования, не получил компетентную экспертную оценку медицинского сообщества как в России, так и за рубежом. Из-за этого мы имеем  непредвиденные осложнения, которые связаны не с ходом болезни (а у нас трудные пациенты), а с побочным действием лекарств, о которых доктора не были предупреждены. Да о них просто никто не знал! И это может иметь и уже имеет тяжелые последствия. Как для больных, так и для врачей».

Экономически выгодный рецепт

В выборе между лечением успешным и доступным руки у большинства докторов государственных медучреждений связаны. С одной стороны, президент страны Владимир Путин еще седьмого мая 2012 года поручил Правительству в течение шести лет (то есть к 2018 году) довести объем производства отечественных стратегически значимых и жизненно необходимых лекарств до 90%. С другой — общий экономический кризис и заранее объявленное (и воплощенное в жизнь) Минздравом сокращение расходов не оставляет выбора. На условиях анонимности один из онкологов Центральной клинической больницы говорит: Первыми в нашей стране падут онкобольныеТвитнуть эту цитату«У нас уже полгода нет европейских химиопрепаратов. Это у нас, в ЦКБ, где, в общем-то, непростые люди лечатся. У нас уже полгода из импортного — только дженерики. К Новому году и они кончатся, поверьте мне на слово. И тогда мы будем лечить граждан отечественными лекарствами. И, можно сказать, это будет эксперимент на живых людях. Результат его вполне предсказуем: первыми в нашей стране падут онкобольные».

На языке официальных прогнозов будущее выглядит более оптимистично: по подсчетам Минпромторга, если прямо сейчас ввести дополнительный приоритет и преференции при госзакупках в пользу отечественных фармпроизводителей, то доля российских компаний уже к 2015 году может вырасти до 35%.

Рулоны марли на хлопчатобумажном комбинате «Навтекс», Кинешемский районФото: Владимир Смирнов/ТАСС

Пока проект Постановления об ограничениях госзакупок иностранных лекарств остается проектом, сокращение доли импортных лекарств в арсенале государственных больниц — результат действия исключительно экономических рычагов: на дорогие заграничные лекарства, какими бы они ни были хорошими, нет денег. Но Минпромторг не теряет времени. Проект постановления Минпромторга «Третий лишний», ограничивающего допуск к государственным и муниципальным закупкам иностранных препаратов, устанавливает, что с первого января 2016 года упаковка готового продукта уже не сможет считаться достаточным уровнем локализации производства. Это значит, что и сама упаковка, и то, что внутри, должно быть произведено в России. Вопрос о том, хватит ли компетенции у отечественных фармпроизводителей, в постановлении не ставится и не обсуждается: хватит.

мы довольно сомнительным образом помогаем отечественной «фарме» встать на ноги ценой жизни пациентовТвитнуть эту цитату «Но, понимаете, происходит еще и подмена понятий, — говорит профессор Алексей Масчан. — Никакого собственного производства лекарств в России нет. На 99% это работа с сырьем, получаемым из Индии, Китая, Мексики и Аргентины. А наши планы по импортозамещению ставят в невыгодное положение, прежде всего, хорошего отечественного производителя — «новую русскую фарму», которая ответственна и отвечает за то, что делает. Ведь перед тем, как запаковать и приклеить отечественное название, ответственные производители (на Западе также) производят очень качественную очистку препарата, проверяют на точность соблюдения формулы и контролируют этот процесс, а это дорого. Технологический процесс всегда удорожает лекарство. А торги выигрывать будет тот, кто просто упаковывает сырье без всякой очистки, потому что их предложение будет дешевле! Таких плохих производителей, которые хотят под флагом импортозамещения продавать неисследованные и плохо очищенные лекарства, очень много».

«И выходит, что с одной стороны, нас убеждают в том, что все эти запреты помогут российской «фарме» встать на ноги, — рассуждает онколог-гематолог Европейского медицинского центра Михаил Ласков, — а с другой, миру неизвестны такие случаи, чтобы фармацевтическая компания выросла и стала действительно успешной в отсутствии конкуретной среды. И сейчас перед клиниками стоит вопрос: либо закупить российские дженерики, чтобы хватило всем пациентам, либо купить качественное и дорогое за границей, но тогда на всех совершенно точно не хватит. Политического решения о том, что на лекарствах (то есть людях) в нашей стране не экономят, как не было, так и нет. И в итоге мы довольно сомнительным образом помогаем отечественной фарме встать на ноги ценой жизни пациентов».

Дорогой многоуважаемый шкаф

«Я бы для начала спросил у тех людей, которые придумывают эти ограничительные законы, вот сами они как бы предпочли лечиться? Возьмем легкий случай, просто антибиотики: отечественным «Цефазолином» четырежды в день внутримышечно в ягодицу или импортным таблетированным антибиотиком однократно, запив стаканчиком воды? — предлагает реаниматолог Антон Волковский. — То же самое касается и средств реабилитации. Пусть кто-то попробует встать на ноги с помощью отечественных ходунков, которые способны угробить здорового человека. Или полежать на носилках, не сильно ушедших вперед от тех, что были поставлены на поток при товарище Сталине. Все это несовременное и сложно применимое в XXI веке хозяйство сто лет было бы никому не нужно: такой дорогой многоуважаемый шкаф. Но вот Правительство публично сказало, что мы не будем закупать ничего импортного. И все люди, которые имели хоть какие-то наработки, навалились и стали раскачивать ситуацию, немедленно обнаружив в себе способность делать конкурентоспособную медтехнику в основном на бывших оборонных предприятиях».

Впервые идея о том, чтобы доля закупок импортной медицинской техники в государственные медицинские учреждения была существенно сокращена, прозвучала в марте 2014 года. Тогда был обнародован список из 67 медизделий, вызвавший болезненную и бурную реакцию как у врачей, так и у пациентов.

Недоношенный ребенок в инкубаторе. Роддом при Городской клинической больнице №15 имени О.М. Филатова, МоскваФото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Тем не менее, пятого февраля 2015 года Правительство приняло Постановление № 102 «Об установлении ограничения допуска отдельных видов медицинских изделий, происходящих из иностранных государств, для целей осуществления закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд». Согласно документу, заказчик должен отклонять все заявки на медицинские изделия, происходящие из-за рубежа (кроме Армении, Белоруссии и Казахстана), если они входят в запретительный перечень. Затем перечень из 67 позиций «похудел» до 58, а в итоговом документе их осталось 46. Речь идет о медицинской одежде, наборах реагентов, полимерных контейнерах для биопроб, гамма-камерах, электрокардиографах, а также хирургических иглах, зубных твердосплавных борах, микрохирургических пинцетах и инструментах для офтальмологии, неимплантируемых слуховых аппаратах, индивидуальных глюкометрах. Однако наибольший резонанс вызвал запрет на закупку томографов, кардиографов и рентген-аппаратов иностранного производства. Впрочем, разработчики Постановления постоянно подчеркивали: в конкурсе заявок по всем позициям из списка иностранные производители не будут участвовать только в том случае, если отыщутся производители (не менее двух) из России и остальных трех стран Таможенного союза (Армения, Беларусь, Казахстан), и страсти по Постановлению № 102 довольно быстро утихли: до закупок оборудования к новому 2016 году оставалось море времени.

Однако не прошло и полугода, как Минпромторг решил увеличить список «запрещенки» до 101-й позиции, пытаясь дополнить и изменить уже принятый в феврале список. Расширять запрещенную медтехнику предполагается как за счет сложных приборов (дефибрилляторы, передвижные рентгеновские аппараты, ультразвуковые сканеры, инкубаторы интенсивной терапии для новорожденных, аппараты искусственной вентиляции легких) и протезов (кистей, стоп, грудных желез), так и за счет разнообразных материалов (от тест-полосок для глюкометров до марлевых бинтов) и различного (в том числе реабилитационного) медоборудования (тростей, костылей, ходунков, противопролежневых матрасов), а также антисептиков и дезинфицирующих препаратов. Новый список вызвал еще более бурную реакцию медицинского и пациентского сообществ: активные граждане даже стали собирать подписи под петицией о недопущении утверждения нового списка Минпромторга.

Впрочем, многие специалисты полагают, что петициями ничего не добьешься. По словам Михаила Ласкова, «нет никакого смысла сравнивать эти списки путем приложения друг к другу или наложения друг на друга. Надо дождаться, когда новое постановление будет принято (доктор полагает, что речь идет о конце 2015 года, — К.Г.), и разобраться с тем, как все эти запреты будут воплощаться в жизнь. Не исключено, что, как и многие законы в нашей стране, все это не будет иметь никакого отношения к реальности, и, грамотно составив заявку, можно будет все запреты обойти».

«Из сложившейся ситуации, разумеется, надо будет как-то выходить, выкручиваться. При этом люди, которые список составляли, они же не «с потолка» его брали. У этого постановления есть самые разнообразные «интересанты», — говорит Антон Волковский. — Вот, например, отечественный томограф до сих пор еще никто не видел, так?»

«Я больше тридцати лет работаю в онкологии, однако никогда в своей жизни не видела томографа отечественного производства», — поддерживает недоумение доктора Волковского Ольга Желудкова.

Однако другие доктора припоминают, что уже лет пять подряд на всероссийской выставке «Медицина» одна российская компания выставляет свои «томографы». «У этой компании самый большой стенд и самый большой бар у стенда. Но самого томографа нет, вместо томографа на выставке стоит макет, который они возят уже три года! И большая стопка рекламных проспектов. Если внимательно прочитать, из них следует, что все, что они, как производители, планируют делать — собирать нечто под названием томограф из китайских запчастей (все электронные элементы китайского производства, корпус, панель управленияи пластиковые панели — тоже китайские, из российского только шильдик) Ничего себе отечественное производство», — говорит Антон Волковский.

«Я не верю в абсолютное зло. Ну не может быть такого, чтобы мы — раз — и остались вообще без новых томографов. Скорее всего, это какая-то фигура речи, а точнее говоря, лоббистские истории. Например, если какой-нибудь российский завод сделает машину из ввезенных запчастей, никому же не придет в голову говорить, что это российский автомобиль. Он будет считаться брендовым автомобилем российской сборки. Думаю, то же провернут и с томографами: построят отверточное производство где-то в России или Беларуси, или Казахстане (у некоторых компаний такие производства, кстати, уже построены, причем даже в России), будут туда подвозить детали из-за границы, собирать те же томографы и клеить лейбл: «СДЕЛАНО В РОССИИ». И им еще спасибо скажут за то, что создают в стране рабочие места», — говорит доктор Ласков.

Комплексно-рентгеновский диагностический аппарат компании «Электрон», Санкт-ПетербургФото: Юрий Белинский/ТАСС

Завотделением Трансплантации почки РНЦХ имени Петровского, доктор медицинских наук профессор Михаил Каабак, в общем и целом по поводу списка, принятого в Постановлении № 102, настроенный менее драматично, высказывает осторожное опасение: «Сейчас мы меняем томограф примерно раз в год-два. Томограф нужен для высокоточных исследований, которые врачу жизненно необходимы для того, чтобы поставить диагноз и выбрать тактику лечения, операции. И наука в этой области и технологии развивается так быстро, что техника устаревает мгновенно».

«Вы представляете себе разницу между третьим и шестым айфонами? — на пальцах объясняет доктор медицинских наук Василий Генералов. — А между ними каких-то несчастных три года. Так вот, между поколениями томографов разница куда как более заметна».

«Возможно, через какое-то время в России кто-то и изобретет томограф, отвечающий международным стандартам. Но пока мы будем этого ждать, отечественная государственная медицина просто деградирует. Мы не будем соответствовать международному уровню оказания медицинской помощи», — заключает профессор Михаил Каабак.

«Надо также понимать, — добавляет профессор Масчан, — что то хорошее импортное оборудование, которые было закуплено в госклиники в эпоху модернизации, было закуплено без сервисного обеспечения. Когда это оборудование начнет (уже начинает) выходить из строя, ни денег на сервис, ни возможности получить оригинальные запчасти не будет. А сервис — это очень дорого, иногда 30% стоимости всего контракта. Если сломался компьютерный томограф, то деталь к нему может стоить три миллиона рублей. И идти эта деталь может четыре месяца. Вот и стоит сиротливо этот прекрасный томограф без дела. И для больницы это паралич».

Примечательно, что отечественные производители (даже если они выпускают медицинскую продукцию, сопоставимую с импортной по качеству) не готовы поражать госзакупщиков ценами. «Мы все эти годы закупали одноразовые халаты для нашей больницы (их часто используют для посещений) у немцев. 70 рублей халат, — рассказывает главврач одной из российских больниц. — Сейчас встал вопрос о закупках на 2016 год. И есть Постановление № 102. Ко мне приходят российские поставщики. Приносят халаты, мягко говоря, сильно хуже немецких. Ну что делать, надо быть патриотом. Спрашиваю, сколько стоит. Отвечают: «107 рублей за халат». — «Почему дороже немецких-то?» — «Ну как, говорят, ткань — из-за границы,  шьем в провинции, потом упаковываем и везем в Москву. Это все расходы и не маленькие». Я, конечно, понимаю, что у них расходы, но мне-то зачем переплачивать 37 рублей за худшее качество? Нет ответа».

По данным Росстата за 2014 год, медицинских изделий в стране было произведено приблизительно на 35 миллиардов рублей. При этом государство каким-то образом тратит на их закупку в год около 130 миллиардов. Импортных же медицинских товаров, большинство из которых согласно Постановлению № 102 (с дополнениями) предполагается «заместить», в России закупают на 242 миллиарда рублей в год.

«От вашей болезни есть средство. Но у вас на него нет средств»

Чтобы понять, какие именно ограничения фатально скажутся на возможностях госбольниц качественно лечить пациентов, мы попросили экспертов «пройтись» по обоим спискам.

ГрассолиндФото: PAUL HARTMANN AG

«Запрет на импортные повязки и покрытия раневые, пропитанные или покрытые лекарственными средствами, — цитирует начало списка уже принятого Постановления № 102 Антон Волковский, — означает, что будут проблемы с покрытиями на основе гидрогелей и полимеров, например, Гидротюль для детей с буллёзным эпидермолизом, Грассолинд для ожоговых пациентов и тому подобное. В СНГ аналогов этим материалам нет. Коды рентгеновского оборудования — 33.10.12.129, 33.10.13.119, — продолжает доктор Волковский, — это попытка заставить покупать отечественные цифровые рентгеновские системы, которые имеют разный уровень надежности и не всегда удобны для работы. В их основе китайская электронная плата, либо отечественные трубки конца 80-х годов».

Самый дорогой российский дефибриллятор.Фото: архив пресс-службы

В новом списке к прочим аппаратам иностранного производства добавились дефибрилляторы. Можно предположить, что импортные аппараты предполагается заменить на отечественные, например, Уральский оптико-механического завода (его подают, как новинку, между тем конструкция, по словам медиков, не меняется с 2000-го года,  элементная база была разработана в начале 90-х, а аккумуляторы свинцовые, крайне плохо держащие заряд особенно в условиях «Скорой помощи») или производства концерна «Аксион». Однако на сайте концерна стоимость новой моделине указана (по словам Волковского, она значительно выше, чем у зарубежных поставщиков, но цену не анонсируют из-за отсутствия интереса покупателей к продукции концерна). Из разговора с менеджером, отвечающим за интернет-заказы, выяснилось, что дефибриллятор требует «дозарядки в теплом помещении, если температура опускается ниже 15 градусов». А это сводит на нет эффективность аппарата в машинах «Скорой помощи», для которых он, собственно, и предназначен.

Выставка медицинской техники на оптико-механическом заводе имени Э.С. Яламова в Екатеринбурге. Дмитрий Медведев и генеральный директор завода Сергей МаксинФото: Дмитрий Астахов/ТАСС

Фигурирующие в списке «инкубаторы интенсивной терапии новорожденных (стационарные, транспортные), обогреватель детский неонатальный, аппарат назальной респираторной поддержки дыхания новорожденных, стол неонатальный с автоматическим поддержанием температуры обогрева новорожденных, облучатели фототерапевтические неонатальные» — почти полный список того, что предлагает Уральский оптико-механический завод имени Яламова. По словам заведующего реанимацией одной из федеральных детских клиник, «основная их проблема в низком качестве исполнения продукции и плохой работе датчиков температуры и подьёмных механизмов на облучателях и неонатальных столах». Реаниматолог Волковский добавляет: «Кювезы никогда в жизни не были для этого завода профильной продукцией. Но вот такая лазейка появилась, они взяли несколько импортных образцов, посмотрели раскрутили и сваяли нечто свое. Это нечто показывают на выставках и хвастают. Образец, который был на выставках, достаточно внушительный, но пользоваться им немыслимо».

Инфузомат в родильном блоке перинатального медицинского центра клиники «Мать и дитя», Москва.Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Запрет на закупку импортных «устройств для переливания крови, кровезаменителей и инфузионных растворов с микрофильтром, стеклянных бутылок и полимерных контейнеров; устройств полимерных для переливания крови, кровезаменителей и инфузионных растворов однократного применения, стеклянных бутылок и полимерных контейнеров; устройств для вливания кровезаменителей и инфузионных растворов из стеклянных бутылок и полимерных контейнеров», — по мнению экспертов означает «прощание» с современными инфузоматами и системами для них. Если закупки действительно прекратятся, всю химиотерапию и иммунологические препараты в больницах будут, как двадцать лет назад, вводить через обычные капельницы из ПВХ.

Также тревожит врачей грядущая монополия отечественных производителей на на коронарные и сосудистые стенты. «Это катастрофа, — говорит Антон Волковский. — Если запретить импорт, то в России будет только один производитель стентов и он будет производить только то, что ему надо. При этом образцы продукции не будут поставлять в клиники, врачей не будут учить, у них не будет кругозора, а значит выбора: как правильно подобрать необходимую пациенту конструкцию стента. Приходится выбирать только из того, что поставит отечественный производитель».

 «Шприцы-инъекторы медицинские многоразового и одноразового использования с инъекционными иглами и без них» — лакуна, которую отечественные производители шприцев, возможно, и были бы состоянии заполнить: список производителей шприцев — это 20 уверенных позиций. Правда, на сегодняшний день их совокупный объем производства составляет примерно 28% от 3 миллиардов, которые необходимы для того, чтобы каждый россиянин, как минимум, прошел раз в год внутримышечный курс антибиотиков. Но, как говорят врачи, проблема отечественных производителей не в количестве (его-то как раз нетрудно увеличить), а в качестве и технологиях. В России производятся, в основном, устаревшие шприцы первого поколения. Недобросовестные врачи могут использовать их по несколько раз, а зарубежные «умные» шприцы блокируются после одной инъекции. Кроме того, иглы в импортных шприцах более безболезненны и безопасны.

И вот, например, один из крупных производителей современных шприцев третьего поколения, курская компания «Эскулап», честно пишет: шприцы сделаны по южно-корейской технологии из южно-корейских материалов. Раньше на сайте еще прямодушно писали, что иглы у шприцев прямиком из Южной Кореи. Но теперь надпись исчезла. Однако как среди производителей, так и среди потребителей одноразовых шприцев ни для кого не тайна: в России современные иглы однократного применения для одноразовых шприцев по полному циклу не производит ни одно предприятие.

Нечем дышать

Наибольшую волну возмущения врачей в дополнительном списке вызвали, разумеется, не шприцы (это можно пережить), не инструменты для микрохирургии («в конце концов, привезу себе из командировки», — пошутил один доктор) и даже не презервативы, породившие бурную реакцию в Интернете, — необходимый расходный материал для ультразвуковых исследований (отечественные презервативы толще и затрудняют доктору видимость). Больше всего доктора недоумевают по поводу планируемого запрета на покупку аппаратов для искусственной вентиляции легких и ингалляционного наркоза.

«Создается ощущение, что собрались представители крупных концернов и сказали: отныне мы будем это производить. Но хочется спросить, а вы умеете-то? Ведь даже в советское время для 4-го Главного Управления при Минздраве СССР, оторое обслуживало правительство и ЦК КПСС закупались немецкие ИВЛ Drager, а не советские РО-6», — говорит реаниматолог Волковский.

Аппарат ИВЛ ФАЗА-21Фото: Анатолий Семехин/ТАСС

По мнению его коллег, придуманные еще в СССР аппараты ИВЛ ВЕГА и ФАЗА-21, в основном устанавливаемые на «Скорых», неприхотливы в эксплуатации, но не обеспечивают достаточной вентиляции легких. Самый же «современный» отечественный дыхательный аппарат, РО‑6, – разработка дыхательного аппарата фирмы «Сименс» 1948 года выпуска.

По словам учредителя и президента благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера» Нюты Федермессер, аналогов аппаратам ИВЛ, которые требуются детям и взрослым, страдающим различными генетическими заболеваниями, связанными с поражениями дыхательной системы, чтобы находиться дома, а не в реанимации, на российском рынке нет. «А надо все время помнить, что, хотя в постановлении и написано про покупку оборудования для стационаров, не расслабляйтесь: Минздрав РФ считает, что все оборудование для домашнего использования будут закупать стационары и передавать в семью по договору временного пользования. То есть для дома оборудования не будет вообще» , — говорит Федермессер.

«Чтобы жить, человек должен дышать, — просто говорит профессор Желудкова. — За тридцать лет работы я не видела отечественный аппарат, с помощью которого можно обеспечить стопроцентную вентиляцию. Я не понимаю этого запрета».

Сначала в нашей стране ликвидировали производство, а теперь отменяют закупки импортного оборудования и лекарствТвитнуть эту цитату Также Желудкову изумила в списке позиция «оборудование для гистологического исследования». «Это оборудование влияет на достоверность результата. В связи с отсутствием референсных лабораторий в нашей стране, существенно возрастет ошибочная интерпретация диагноза и, соответственно, в этом случае неправильное лечение, — грустно замечает врач. — Сначала в нашей стране ликвидировали производство, а теперь отменяют закупки импортного оборудования и лекарств».

Доктора сокрушаются: качественно сделанные достоверные анализы — залог начала успешного лечения. Надо же знать, от чего лечишь. Уровень лабораторных исследований неминуемо падает, если для работы с европейскими лабораторными комплексами закупают «неродные» порошки. К тому же, по словам доктора Генералова, «лабораторное оборудование требует калибровки и оригинальных расходников — иначе все насмарку». «Получится, что будут вначале покупать китайские расходники, оборудование выйдет из строя, его придется заменять на что-то «подходящее» под Постановление № 102, а это будут комплексы, собранные из китайских запчастей с надписью «сделано в России»», — резюмирует доктор Волконский.

Самые слабые

Большая часть ограничений, которыми, возможно, пополнится Постановление № 102, касается средств реабилитации и ухода. То есть, всего того, что не является для пациентов вопросом жизни и смерти, но обеспечивает качество жизни тем, кому и так приходится несладко: старикам, инвалидам, детям с органическими поражениями. «Если все эти повязки и средства для пролежней, антисептические салфетки и многое другое, что очень помогает пациентам с ранами, пролежнями, загноениями и распадом и к чему уже привыкли продвинутые медики в нашей стране, действительно будет вычеркнуто из повседневного уходя за тяжело больными людьми, то мы просто-напросто вернемся к зеленке и марганцу. Стоило ли проделывать такой большой путь?», — рассуждает учредитель и президент фонда помощи хосписам «Вера».

В «запрещенном» списке также десятки наименований средств для лежащих или плохо двигающихся пациентов: «Но все отечественные реабилитационные средства от опорных тростей до ходунков — это калька с зарубежных образцов, причем сделанная из плохих материалов и не подогнанная под человека. Те, кто ее делают, копируют без понимания того, зачем и для чего это нужно. Для того чтобы все эти «средства» выигрывали конкурс, стоимость их должна быть копеечной, но что-то ведь еще хотят поиметь производители, не вложив, по сути, ни средств, ни сил, ни ума», — резюмирует Антон Волковский.

Кабинет изготовления протезов в Федеральном бюро медико-социальной экспертизы, МоскваФото: Станислав Красильников/ТАСС

Разумеется, ни один пункт из Постановления № 102 не касается частных клиник. Они по-прежнему вправе закупать все, что считают необходимым, если на это хватает средств. Разумеется, сделать КТ, МРТ, получить курс химиотерапии через современный инфузомат и многое другое и дальше можно будет в частной клинике, которых довольно много в нашей стране. «Но вы же понимаете, — грустно заключает онколог-гематолог Михаил Ласков, — от одного до пяти процентов россиян могут позволить себе лечиться в частной клинике. А 95% россиян, у которых нет денег на платную медицину, у них, значит, и на то, чтобы быть вылеченными нет права?»

Разумеется, право на бесплатное медицинское обслуживание в государственных медучреждениях формально было и есть у каждого россиянина. Проблемы как правило возникают с тем, чтобы это право реализовать: какие-то услуги отсутствуют, на получение других — очередь на несколько недель, а то и месяцев. А, если список с ограничениями будет принят, многие исследования в государственных кнлиниках могут просто перестать проводить. Коммерческая цена, например, на исследование МРТ — в среднем от двух до пяти тысяч рублей. «Есть ли у наших пациентов такие деньги? — спрашивает профессор Желудкова. — Да у них иногда и ста рублей нет. Они болеют. Родители вынуждены бросать работу, чтобы сидеть с больными детьми, а если болеет взрослый — это вообще катастрофа. В какую коммерческую клинику они пойдут? Они никуда не пойдут. Перед ними такой выбор не стоит».

Выходит, что экономический кризис и запретительные инициативы Минпромторга ударят, с одной стороны, по самым бедным россиянам, которые не смогут позволить себе лечиться в частной клинике, а с другой — по самим врачам государственных медицинских учреждений: ведь лечить человека, например, от рака — это не варить суп из топора. Международные протоколы подразумевают доступ к препаратам и технологиям.

«Жалко молодых профессионалов, чьим амбициям и потенциалу не суждено реализоваться в России, потому что для этого нет базы. И молодых, пожилых и совсем маленьких пациентов тоже жалко. Потому что страшно даже представить, как по ним ударит этот «патриотизм» в медицине, — сокрушается Василий Генералов. — Если мы хотим соответствовать каким-то международным стандартам, то нам нужно тянуться к новому, к лучшему и стараться работать с авангардом. Мы уже сейчас отстаем по всем медицинским фронтам от развитых стран минимум лет на 15-20. И разнообразными ограничительными инициативами типа Постановления № 102 мы просто технологически вычеркиваем себя из списка тех, кто будет что-то значить в науке и медицине в будущем. Как со стороны препаратов, так и со стороны исследований и технологий. У меня нет эмоций по поводу происходящего. Это дно».