«Пусть на моих похоронах смеются!»

Ирине 38 лет, у нее терминальная стадия рака легких. Врачи не верили и сомневались: такая молодая, не может быть рак! Но рак смог, и Ирина понемногу умирает.

Сейчас она принимает таргетную терапию. В отличие от химиотерапии, когда препарат убивает весь организм, здесь он убивает только опухолевые клетки, поэтому переносится лучше химии. Этот препарат не лечит, а только замедляет ход болезни. Еще Ирина принимает морфин, обезболивающее, схему которого ей подобрал Самарский хоспис. И другие лекарства, которые тоже прописали и привезли врачи выездной службы хосписа. Поэтому Ирина ходит, ест, спит, помогает организации «Лиза Алерт» в поисках пропавших людей и таскает на руках годовалого сына Вову.

Вова — кудрявый блондин с голубыми глазами. У мамы на руках он спокоен, без маминых рук рыдает на весь дом. Еще у Ирины есть сын-подросток Егор. 14-летний красивый парень. Еще есть мама, сестра и муж, которые очень переживают. Так сильно, что Ирине приходится их успокаивать. Ну и, наконец, у Ирины есть трехлапая собака Герда, Ирина спасла Герду маленькой, теперь Герда хочет спасать ее. Поэтому собака пытается сожрать любого чужого, кто подходит близко к ее хозяйке.

Сидя на тумбочке в кухне, положив ноги на подоконник, Ирина рассказывала о себе, глядя в окно. Долго гулять она не может, окно на девятом этаже — обзорная площадка и связь с внешним миром.

«До Нового года все кончится, потерпите!»

Мой рак никак не проявлял себя. Легкие не болят, поэтому рак легких коварен в своей незаметности. На ранней стадии его поймать сложно, вот и мы не смогли. Год назад я делала рентген, все было хорошо. Так что обследования эти, которые раз в год положены, не спасают.

С врачом мне не повезло. Когда пришли анализы, он сказал о раке моей маме, а мне побоялся. Мама спросила, что нам теперь делать, куда меня везти, может, в Москву, в Израиль? А он сидит и говорит: «Ой, да не трогайте вы ее, до Нового года все кончится, потерпите!» А был октябрь. Вот как матери такое сказать: «Пусть задыхается, плюньте!»? А год назад папа мой умер у нее на руках от такой же болезни… Бедная моя мама, как ей тяжело! Больше всего за нее волнуюсь, как она мою смерть переживет. Утешаю себя тем, что оставлю ей внуков. Надеюсь, будет их воспитывать, отвлечется.

Когда я столкнулась с раком, подумала, что буду в фейсбуке писать про свою болезнь. Чтобы другим рассказывать, может, будет полезно. А через пару дней я узнала про хирурга Андрея Павленко, у которого рак желудка и который на «Таких делах» рассказывает про рак. Вот, думаю, зараза, опередил меня! Вообще, вас полезно читать. Вчера вот читала у вас про женщину. Муж от рака умер, дочь повесилась, сына убили. Читаешь и думаешь: да у меня хорошо все!

Моя ситуация стандартная, смертельных болезней много. Есть смерти гораздо страшнее — от руки маньяка, например. Ну так сложилось, что теперь… Хочется, конечно, верить в чудо. И мне никто не запрещает. А классно ведь будет, если врачи скажут: «А-а-а, ничего себе, мы ваш случай выздоровления занесем в справочники!» Или вдруг, пока я жива, найдут лекарство от рака?

«Мне страшно»

Сын на мою болезнь отреагировал так же, как я. Спокойно. Если бы я рыдала и трагедию устраивала, и муж, и сын печалились бы сильно. А я подошла к этому трезво. Объяснила им, что делать, когда умру. Где документы лежат, где что. Мама сказала: «Ой, я не хочу это обсуждать!» А когда обсуждать, когда меня не станет уже? Какой смысл этой темы избегать?

Если честно, мне страшно. Как это будет? Не хочется мучиться, задыхаться. Хочется чего-нибудь помягче. Ну, скажем, уснуть и не проснуться.

Хочется увидеть, как вырастут сыновья. Страшно за старшего. Младший-то меня помнить не будет, а старшему я нужна, мы очень близки. Как он переживет? Младшего зовут в честь моего отца. А старшего я назвала Егором — в честь Егора Дружинина, а муж — в честь Егора Летова, и мы поэтому не спорили.

Я не сразу такая бодрая была. В самом начале в больнице у меня случилось обострение. Я стала задыхаться. Не то что дышать, мне моргать было больно. Было так плохо, что бодриться я не могла никак. Я была полутруп на каталочке. Лапки сложила сразу, эвтаназию мне дайте, умереть мне дайте! Без мамы, без друзей я бы не выжила. А потом вот мне назначили таргетную терапию. И я пришла в себя, поднялась с постели. Но это лечение не вечное, мы просто время выцарапали. В нормальном состоянии я с декабря, и никто не знает, когда станет хуже. Может, уже завтра. Но планы я все равно строю, как жить без планов? Хочу на море поехать летом.

Удаленно помогаю «Лизе Алерт» — в поиск-то сейчас ходить уже не в силах. В поисковый отряд я попала случайно. Просто идешь, видишь объявление о пропавшем ребенке — цепляет. Я сначала ориентировки в фотошопе делала, тексты писала. А потом на поиск поехала, бабушку искать в лесу. Был октябрь, холодрыга, мокро. Домой вернулась утром, переоделась, пошла на работу. Думаю: «Не-е, больше никогда». А на следующий день пишут: бабушку так и не нашли, кто будет героем и поедет? Поехала снова. Так и пошло.

Сама я не находила человека, вот так чтобы идти и найти. А по звонкам находила. Больницы обзваниваешь, есть подходящий человек. Отправляешь кого-нибудь проверить — и да, это он.

Когда я заболела, муж уволился, чтобы за мной ухаживать. Сейчас недавно вышел на работу, сменный график, чтобы дома чаще бывать. Я без работы, ищу что-то удаленное, пока не нашла. Нам очень трудно финансово, денег вечно нет. И хоспис очень помогает тем, что привозит препараты. Вообще не знаю, как бы без них мы жили.

«Соседи не жалуются?»

О Самарском хосписе я узнала, когда мне понадобился кислородный концентратор. Мы узнали, что можно бесплатно взять его в хосписе. Я тогда почти умирала, и когда ко мне впервые приехала бригада, я просто обалдела от их отношения ко мне. Только что не целовали — такая забота, внимание! Такая разница с докторами из онкоцентра!

Мне до этого в больнице Калинина откачивали жидкость из легких. Как будто зубило мне вколачивали. Я вернулась в палату, рыдая от боли. И вот врач хосписа говорит, что надо жидкость откачать, опять скопилась. Я села, вцепилась в стул, зубы сжала. Думаю: «Ну все». А он что-то потыкал и говорит: «Все». А я даже не почувствовала ничего, так бережно! А что, так можно было?

Все препараты, которые я сейчас принимаю, мне назначили в хосписе и привозят домой. Для желудка, для сердца, для печени. Лекарства от рака убивают организм. Сколько онкологических больных умерло от цирроза печени! Странно, что мне это все в больнице не выписали. Понятно, я умираю, но это же не повод ко мне относиться так, будто я уже умерла!

Обезболивающее мне тоже в хосписе назначили. Морфин. А до этого мне онколог бесполезный «Кеторол» выписал. Я сначала испугалась, что стану наркоманом, но нет, все хорошо. Мне рассказали, что зависит от дозировки и его действие идет на погашение боли. Морфин для меня как воздух, я без него не человек. Мне рассказали историю, как один человек просил морфин для мамы. А врачи его спросили: «Соседи на вас жалуются?» «На что?» «Если кричать так сильно будет, что соседи пожалуются, тогда дадим». Это ужас какой-то! Как можно решать за человека, может он терпеть или нет?

Пусть все смеются

Я недавно подстриглась. Мне мама, когда я заболела, запретила стричься. «В волосах сила! Пока не вылечишься, стричься не будешь!» Ну я, чтобы маму не нервировать, не стала. И ходила два месяца, кончики секущиеся торчат, выпадают волосы. Пожаловалась маме, что не могу больше, а она говорит: «А что же ты не пойдешь, не подстрижешься?» Да блин, мама! Подстриглась. Не жалко, все равно выпадут, скорее всего. Надеюсь, мне пойдет лысина.

Я металась, металась, все думала, стоит ли писать список того, что хочу успеть? Вот хочу пройти курсы по производству домашней косметики. Смешиваю дома масла, кремы на любительском уровне, а хочу научиться профессионально. Фотошколу я так и не окончила, тоже надо. Съездить хочу много куда… Но потом подумала и поняла, что ну их, эти глобальные цели, мне просто дома хорошо. Когда я вставать с кровати не могла и первый раз спустя два месяца на кухню вышла с дыхательными трубками и приготовила ужин, это такой был кайф! Сама!

Я люблю возиться дома с детьми. Они такие, мальчишки, интересные, мне с ними прикольно. Напрягает меня только невозможность активно перемещаться. Я раньше много ходила, гуляла, а сейчас устаю.

Самое страшное в смерти — что тебя не будет, а все будет как было. Мир будет такой же, а от тебя не останется следа. И хочется оставить следы. Вот я подругу сейчас поддерживаю. И думаю, что вот она будет помнить. С сыном общаюсь старшим, посидим с ним в обнимку — и думаю: «Он маму запомнит такой…» Хочется, чтобы меня не так запомнили, чтобы вспоминать и рыдать. Когда бабулю хоронили, мы все съехались в деревне, сидели у костра, общались, и столько в жизни мы никогда не смеялись! Хочется, чтобы что-то подобное было и на моих похоронах. Не хочу, чтобы в унынии все ходили. Пускай смеются!

Можно провести остаток жизни в унынии, а можно радоваться. Мне нравится все, у нас тут закаты крутые! Дорога такая у нас, вон, смотрите, сухая уже! Надо на роликах покататься. А многие на тележках из магазина тут катаются, я смотрю и смеюсь. И я до весны дожила, а думала, что не доживу. Банальная мысль «живите каждый день как последний, радуйтесь мелочам» на самом деле правильная, это работает. Но мы просто забываем об этом, когда у нас все хорошо. Красотища перед тобой, а ты весь в свои проблемы погружен… Так нельзя.

Мужа очень жалко. Он мечтал о семье, чтобы как в рекламе: все улыбающиеся, взявшись за руки, уходят в закат. А тут через год — тыдыщ! — умирающая жена, безработица, безденежье… Но надеюсь, он выдержит. Он говорит: «Не будет после тебя никаких женщин», а я говорю: «Не смей! Живи дальше, люби, пусть у моих детей будет мать».

Обидно, что не увижу, как сын будет расти… Страшно, что никто не будет моих детей любить так, как я, не дадут им того, что я бы дала. Иногда младшего в охапку сгребу и реву… Люблю их. Но надежда на чудо остается еще у меня. Может, уйдет еще рак, бывает же? Бывает!»

Самарский хоспис, который так поддерживает Ирину и многих других пациентов, существует на наши с вами пожертвования. Деньги нужны на материальную помощь сотрудникам выездной службы и стационара, медикаменты, средства ухода. Вы жертвуете деньги хоспису, хоспис покупает все, что нужно, едет к пациенту и облегчает его последние дни жизни — так это работает сейчас. И хотелось бы, чтобы работало всегда, без перебоев. Потому что люди умирают всегда, мы все когда-нибудь умрем, и хорошо, если нам не понадобится хоспис. А если понадобится, будет здорово, если нас, как Ирину, подхватят такие врачи, как в Самарском хосписе. И у нас будет время и силы, чтобы обнимать детей и мечтать о море.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!