Чувашская вышивка — штука сложная, двусторонняя, дается только тем, кто может представить и явную, лицевую сторону полотна, и скрытую, изнаночную. Наталия Емельянова это умеет, к тому же без узелков: конец нитки она всегда прячет под гладью. Примерно так же ей удалось собрать и свою жизнь шесть лет назад, после рождения Мирона — вымоленного, долгожданного
Орнамент первый: любовь
Наталия рассказывает, словно вышивает — орнамент получается яркий, со многими символами. Посмотришь со стороны и не знаешь, где у этого полотна начало и будет ли конец.
Поэтому опущу прошлое вышивальщицы — Санкт-Петербургский университет промышленных технологий и дизайна, работу учебным мастером по трикотажному производству, а перейду к главному — к любви.
В 41 год Емельянова влюбилась. Случилось это, что называется, по судьбе. В редкий выходной соседка по коммуналке попросила помочь принять газовщика. Тот пришел, и оба «пропали»: Сергей встречал Наташу поздним вечером у Дома мод, провожал — и дальше по полночи висели на телефоне. В горле перехватывало, как в 15 лет, и сердце колотилось, как швейная машинка.
«Сережа значительно старше меня. Но он был свободен, я тоже в разводе. Старший сын уже вырос, то есть мы могли себе позволить эту любовь… Вот говорю, а у самой мурашки по коже. Мы были очень счастливы, и я ни о чем не жалею».
Спустя три недели Наталия пришла к Сергею в гости — поднималась на 13-й этаж пешком, лифт не работал, но тогда ее несли крылья. К тому же в 40+ чувствовала она себя прекрасно. Никаких вредных привычек, лишнего веса и одета всегда с иголочки — покупатели в Доме мод больше 27 ей не давали.
«Сейчас, когда я сильно изменилась, подруги говорят: вот бы ты снова была такой, как раньше. Но как раньше уже не будет. Зато у меня есть любимый сын…»
Орнамент второй: здоровье
До того как прийти в этот мир, Мирон Наталии снился. В первый раз через неделю после переезда к Сергею: во сне ей показали светленького мальчика с короткой стрижкой. Потом его же постарше. Он стоял в магазине по другую сторону прилавка — высокий, симпатичный. Наталия смотрела на него и понимала: вот мой сын — и нежность накрывала ее от макушки до кончиков пальцев. Просыпалась с ощущением, что никогда никого она так не любила, как этого пока еще не рожденного мальчика.
Беременность проходила легко, УЗИ показывало здорового малыша. Но подниматься на высокий этаж день ото дня было все сложнее. Потом Наталия подхватила простуду, ее душил кашель, общее состояние тоже поползло вниз, и на 28-й неделе беременности у нее отошли воды. Случилось это ночью. Скорая подняться без лифта не могла. Сергей нервничал, пытался смастерить каталку, но каждая минута была на вес золота — Наталия поползла вниз сама.
В больнице все закрутилось: коридоры, белые халаты, обследования. Наталия смотрела на это мельтешение словно через защитную сетку: одни врачи ее ругали за нагрузки, другие хвалили за спокойствие. А она будто бы и не слышала ни тех ни других: молилась и ждала.
Уже утром хирург, глядя ей в глаза, произнес: «Ребенок недоношенный, будет немало проблем. Надо сделать выбор: оставляем или нет? У вас есть несколько минут подумать».
Наталия спустилась с кресла и встала босыми ногами на пол. С самого детства чтобы принять решение, ей надо было почувствовать под ногами опору, оценить свои силы и только после этого делать шаг.
«Мой сын должен родиться. Оставляем все как есть».
Орнамент третий: солнце рода — дети
Мирон родился — ростом 41 сантиметр и весом чуть меньше полутора килограммов. О первой встрече с ним Наталия говорит так: «Нельзя описать словами, что увидела». Наверное, потому, что ждала другого и верила в другое: что ребенок будет чуть крепче, что его выходят, вытянут, вылечат. Но время шло, другие дети шли на поправку, а крошечный, опутанный проводами «инопланетянин» будто бы не хотел домой. День за днем два с лишним месяца он балансировал на тонкой нитке между жизнью и смертью.
Врачи строго-настрого запретили плакать над кювезами. Поэтому Наталия не плакала, хотя земля под ее ногами растворялась все быстрее и быстрее.
Но в какой-то момент собралась. И решила жить в предложенных обстоятельствах. Теперь она излучала уверенность и покой. И твердила себе и другим, более молодым, более испуганным, как мантру: «Нам надо научиться с этим жить». — «Но как жить?» — «Как-то. Потому что если ребенок будет расти в доме инвалидов, вы будете помнить об этом каждую минуту и никогда простить себе этого не сможете».
Такие разговоры ходили по кругу очень долго. А уже спустя несколько месяцев Наталии позвонила старая знакомая: «Спасибо, что вы с девочками отговорили меня тогда. Я же думала отказаться от дочки…» Через три года Наталия встретила старых знакомых в реабилитационном центре: у малышки были всего-то проблемы с речью. Такие мелочи…
После возвращения домой Наталия с Мироном начали жить. Сейчас она говорит, что счастливо, но счастливо не значит легко. С внушительным списком диагнозов Мирона, из которых самые понятные — ДЦП, эпилепсия и поражение центрального отдела зрительного анализатора. Кормление в особом положении, массажи, разминки, ночные дежурства, сорванная спина, молитвы о здравии и многое другое, что хочется спрятать подальше от чужих глаз.
Чтобы не сойти с ума от новой жизни, Наталия снова стала вышивать: работы выходили такими же аккуратными и объемными, как и раньше, и ниточка обязательно уходила под гладь — не придерешься.
И только через два года, а это больше чем 700 дней и ночей, ей впервые сказали: «Мирон стал похож на ребенка». И еще сказали: «Вы отличная мать, делаете невозможное». И потом сказали: «Маленькими шагами вы движетесь к цели». Она помнит все эти слова наизусть, хранит их в телефоне и, когда руки от бессилия падают, читает: «Это невероятно — то, что случилось. Все получится».
А что, собственно, невероятного? Перед выбором она стояла лишь один раз, когда врач спрашивал: «Оставляем?» А теперь уже можно только любить, любовь все побеждает.
Орнамент четвертый: дом
Уже два года Наташа с Мироном живут отдельно от Сергея. Им наконец-то дали однокомнатную квартиру, положенную по закону: в новом доме работает лифт и есть где развернуться коляске.
О том, почему разъехались с Сергеем, Наталия говорит уклончиво: «Так получилось, нам стало трудно быть постоянно вместе». Однако папа от Мирона не отказался: помогает по хозяйству, во время пандемии приносил под дверь пакеты с продуктами, передает деньги. Сейчас отношения их значительно улучшились.
Да и вообще жизнь медленно, но уверенно пошла в гору. Наталия потихоньку и с помощью друзей обставляет квартиру, взяла в кредит телевизор. Вместо ковра в их комнате выставка детских работ. Мирон так рисовать пока не умеет, но работы ему нужны как стимул к развитию. Не может он и разговаривать, зато научился держать голову и гораздо лучше, чем раньше, владеет своим телом: помогли занятия иппотерапией.
— Вот смотрите, какие у нас бицепсы, — Наталия подает сыну руки, тот хватается за пальцы, под кожей четко проступает рельеф. — Все удивляются, какие мы спортивные.
— Как вы этого добились?
— Запоминаю, что советуют врачи, читаю советы в группах мам со сложными детками. Когда кто-то приглашает к нам в Чебоксары крупного специалиста из Москвы или Питера, я тоже стараюсь попасть на прием и выполняю все, что говорят: будь то лекарства или занятия. Хирурги удивляются, что у нас нет пролежней, ребенок-то лежачий. Но какие могут быть пролежни, когда зарядка по четыре раза в день?
Орнамент пятый: надежда
В том, как развивается Мирон, немалая заслуга Фонда имени Ани Чижовой. Уже почти год он опекает Емельяновых как родных. И это не особый случай, потому что фонд местный: директор Ирина Лапшина знает все семьи лично и часто предлагает помощь, о которой родители даже боятся попросить. К примеру, Емельяновым они привозят продукты и одежду, туторы и расходные материалы, оплачивают занятия по иппотерапии, игротерапии, музыкальной терапии и нянечку. Наталия говорит, что фонд подарил им новую жизнь.
Уже позже из разговора с Ириной Лапшиной я узнаю, что это не преувеличение:
— Вы же заметили, какая Наталия позитивная? Но когда мы познакомились, она была совершенно другой: выдохлась за годы борьбы. Часто мамы паллиативных детей не любят рассказывать о сложностях, но от правды не уйдешь. Быть один на один с ребенком, который требует круглосуточного внимания, и не опустить руки невозможно. Когда мы начали им помогать, тоже было немало проблем — к примеру, с няней. Мирошка не принимал чужих людей, мама контролировала каждый шаг, боялась, не доверяла. И тут был особый случай. Пришлось няне поработать со специалистом по выгоранию, а нам — с мамой. Оказывается, после рождения сына, а это шесть лет, она ни разу никуда не выходила, не могла съездить полечить зубы или выпить чашку кофе в кафе. Представьте, какое это испытание для человека, который вел активную жизнь? Недавно мы отправили ее в пиццерию. Она прислала оттуда снимки — мы ахнули. У Наталии отличный художественный вкус. Теперь она фотографирует природу, включилась в занятия с музыкальным терапевтом, учит английский для тренировки памяти. И нам так приятно видеть, насколько она меняется! А вместе с ней меняется Мирошка…
Как он будет развиваться дальше, точно сказать не может даже самый талантливый врач. В фонде Мирон зарегистрирован как паллиативный ребенок, но человек предполагает, а располагает только Бог. Так считает Наталия. Потому что она видела еще один сон. В нем Мирон встал с кресла и пошел к ней. А она стояла, растерянная, и задыхалась от счастья.
Помочь Наталии и многим другим подопечным Фонда имени Ани Чижовой можно, сделав пожертвование под этим текстом. Каждый рубль — это еще один стежок на пути, где лицевая сторона — отражение изнаночной, а получившийся орнамент всегда толкуется как «добро». И приносит кому-то счастье.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
