Таксистка в никабе

Хеда просыпается в половине шестого утра. Совершает омовение и намаз, завтракает и собирается на работу. Чашка крепкого кофе, наскоро пролистывание инстаграма и дорога из Насыр-Корта в Магас по утреннему туману, спустившемуся с окрестных гор. Хеда — профессиональная автомобилистка. Ее «лошадка» — серебристая «Лада».

С утра ее ждут две клиентки: она отвозит их по очереди к няне или в садик, а оттуда везет женщин на работу.

В девять утра начинается ее собственная смена: Хеда — автоинструкторша в автошколе Магаса. К ней часто приходят женщины: в условиях современной Ингушетии, где плохо ходит общественный транспорт, а вызванное такси, которого приходится долго ждать, зачастую небезопасно, уметь водить — это настоящая свобода передвижения.

После работы Хеда продолжает таксовать: местные женщины передают ее номер из рук в руки. А недавно она добавилась в качестве водительницы в одно из приложений такси.

Широкая темная абая, закрывающий лицо никаб, а в солнечную погоду еще и темные очки — таксистка Хеда выглядит необычно. «28-я статья Конституции гарантирует каждому гражданину свободу вероисповедания. Ношение никаба не запрещено. Это мой выбор, — отчеканивает она. — Я пришла к нему шесть лет назад, ношу и не собираюсь снимать».

Хеда сажает за руль рабочей машины очередную ученицу и выезжает на трассу в сторону Назрани.

«Разгоняйся до восьмидесяти, сейчас жми, эй, на обочину только не съезжай! Жми сцепление, держи руль», — весело командует она. Обучение проходит на смеси русского с ингушским.

С Хедой легко: она веселая и живая, с удовольствием помогает неопытным автомобилисткам, рассказывает истории из шоферской жизни, о ситуациях на дорогах, о забавных происшествиях. У нее все отлично: любимая машина и работа, жилье — хоть и съемное, но дающее такой необходимый покой и комфорт. Ее тревожит только одно: невозможность забрать к себе детей. Сыновей, что уже шесть лет растут без нее.

«Если пускали слух, могли убить и закопать»

Хеда родилась в конце восьмидесятых в небольшом чеченском селе Старый Ачхой, сильно пострадавшем во время войны, потому что в нем жили родственники Джохара Дудаева.

В первую чеченскую ей было всего шесть. Она помнит, как девочкой пряталась от бомбежек в подвале школы, страшный звук истребителя, шок от осветительных ракет, взрывы, от которых лопались перепонки, истории о гибели соседей и расстрелах автобусов.

Вместе с родителями и братом они были вынуждены бежать в соседнюю Ингушетию. Хеда хорошо училась, любила математику, английский и информатику, мечтала стать программисткой. Поступила на заочное отделение по этой специальности в Ставрополе и даже успела отучиться три курса. Все остальное время она сидела дома, читала и рисовала.

Но в 2002 году отца не стало. Вокруг был неблагополучный район и неспокойное послевоенное время. «Мама переживала: в нашем регионе девушка может пострадать от любого наговора, любой сплетни. Если пускали слух, что девушка гуляет, ее могли избить родные, убить и закопать», — вспоминает Хеда. Когда соседка предложила ей работу в магазине рядом с домом, мать Хеды решила, что это неплохой вариант.

38-летний Саид (его имя по просьбе героини изменено. — Прим. ТД) был постоянным покупателем, и хозяйка магазина предупредила: с ним не разговаривать, он неадекватный. 19-летняя Хеда и не разговаривала с ним, но он сразу начал знакомиться и устраивал скандалы каждый раз, когда девушка реагировала, по его мнению, недружелюбно. Ему было все равно, что она чувствует, — он вел себя как хозяин положения, приводил друзей и показывал им Хеду как свою будущую жену. Когда женился его брат, ей передали: берегись, теперь он от тебя не отстанет.

«Оказалось, он выспрашивал обо мне у соседей, узнал, какой у меня тейп со стороны отца и матери. Потом пришел, поставил ультиматум: либо выйду за него добровольно, либо выкрадет силой и ничего его не остановит», — рассказывает Хеда.

Тогда от отчаяния она хотела броситься под машину или слечь в больницу с аппендицитом, но в итоге бежала к тете в Серноводск. А та привезла Хеду обратно со словами: «Ничего страшного, не понравится — разведешься!» Университет закончить так и не удалось. А семейная жизнь обернулась кошмаром.

Иллюстрация: Камилла Мамедова для ТД

«Семь лет я жила в аду», — говорит Хеда. Оказалось, что у свекра алкогольная зависимость, а у мужа — наркотическая (он употреблял анашу). Она была вынуждена жить с родственниками мужа и ухаживать за ними, в том числе за детьми сестер. «Мужу до меня дела не было — только избивал, не позволял пойти к маме, оборвал мои связи с подругами», — вспоминает девушка.

Первая беременность оборвалась на шестом месяце: прервать ее вынудили муж и свекровь, опасаясь рождения ребенка с инвалидностью из-за возникших у Хеды проблем со здоровьем. Но потом с разницей в два года она родила двух здоровых мальчиков. Вспоминая о том, как к ним относились Саид и его родители, она содрогается: пьяный свекор поил пивом из морозилки ее девятимесячного сына, выводил малышей босыми на улицу, хотя те постоянно болели простудой.

«Я говорила: так нельзя, но он не обращал внимания. Как-то я подошла, забрала ребенка, а муж увидел и снова избил меня, чтобы не вмешивалась. Говорил: пусть он даже убьет ребенка — не лезь», — рассказывает она.

От бессилия у Хеды начиналась головная боль и случился сердечный приступ. Постоянный страх побоев, придирок, страх за себя и детей сделал ее тревожной, она почти перестала спать и жила словно в тумане.

«Ты наших устазов не уважаешь?»

Однажды после очередного скандала с побоями Хеда обратилась к психологу через «ВКонтакте». Он консультировал по переписке. И тогда женщина впервые задумалась о том, в каких условиях живет, укрепляясь в мыслях подать на развод.

В 2015 году она его получила. Хеда знала, что это грозит ей разлукой с детьми: в Чечне, Ингушетии и Дагестане нередки ситуации, когда женщина, имея на руках решение суда о проживании детей с ней, вплоть до решения Европейского суда по правам человека, все равно не может их забрать у бывшего мужа или его семьи. Местная установка «дети принадлежат роду отца» сильнее в глазах судебных приставов и инстанций. Так и случилось.

Через два месяца Саид женился во второй раз, в этом браке тоже родились двое детей. Хеда вернулась к матери в Чечню, но скучала по сыновьям и впала в депрессию: могла целыми днями лежать лицом к стене. Единственное, что тогда помогло ей, — религиозные книги. Еще в детстве она изучала арабский язык, тренировалась читать Коран и делала успехи. Теперь же от тотального бесправия и бессилия она сбегала на религиозные сайты, увлеклась проповедями и наставлениями салафитских имамов, стала посещать пятничные проповеди ингушского имама Хамзата Чумакова. Тогда же она приняла решение носить никаб — чтобы скрывать лицо от чужих мужчин.

Однако никаб стал выбором, ради которого пришлось пойти наперекор собственной семье: в родной Чечне все течения, кроме суфийского ислама, были негласно объявлены вне закона.

Сначала, чтобы чем-то закрыть лицо, Хеда носила медицинскую маску и, лишь пересекая границу с Ингушетией, надевала никаб. Хотя и там с никабом были проблемы. Так, одна из квартирных хозяек отказалась сдавать ей жилье, потому что воспротивились соседи: «Стрелять будут в нее, а попадут в нас» (имеются в виду случаи спецопераций в регионах Северного Кавказа, когда военные осаждают и расстреливают дом или квартиру с предполагаемыми боевиками. — Прим. ТД).

Но однажды Хеда решилась на никаб и в Чечне. Прохожие, по ее словам, смотрели на нее «как на зомби», открыло обсуждали, некоторые обзывали террористкой или проституткой, а порой даже лезли в драку. Полицейские не защищали, а допытывались: «Ты какого вирда? Какого устаза придерживаешься? Ты наших устазов не уважаешь? Тогда надевай мини-юбку и иди отсюда».

Когда Хеда заметила за собой пристальное наблюдение, она не выдержала и накричала на мужчин: «Где вы были, когда муж-наркоман меня бил и отнимал моих детей?» Она уже не боялась. Но мать паниковала: мол, примут за шахидку, и всем достанется. И Хеда была вынуждена уехать.

Иллюстрация: Камилла Мамедова для ТД

От безысходности она убежала в Москву. В своем черном джильбабе, без запаса одежды и денег в небольшом рюкзаке, захватив лишь Коран.

В столице на исламское одеяние реагировали — неожиданно — куда более толерантно, чем в родных исламских республиках. Когда она вышла из междугороднего автобуса, кто-то поделился с ней билетом на метро. Она каталась в холодном вагоне по кольцевой с Кораном в руках, пока не подошел сотрудник метро и не попросил ее пересесть в соседний вагон — там теплее. А когда метро закрылось, Хеда вышла на улицу и отправилась в сторону мечети: телефона с собой не было — расспрашивала прохожих и случайно разговорилась с парой из Татарстана. Они приютили на ночь, а потом помогли найти жилье — квартиру, где совместно жили чеченки, и работу в ресторане арабской кухни.

Спустя полгода хозяева ресторана предложили ей переехать в Казань, где они открыли новый филиал. И Хеда согласилась — работа ей нравилась. А потом за ней приехал Саид: оказалось, он искал ее с тех пор, как узнал об отъезде, надавил на родственников, выудил адрес и уговорами и посулами вернуть ей детей увез обратно в Ингушетию.

Побои и издевательства возобновились, детей никто не вернул. Когда Хеда приезжала в детский сад, воспитатели звонили отцу детей, тот приезжал с новой женой и уводил их.

Хеда решила судиться. Но Саид использовал никаб против нее. В различных инстанциях он говорил, что Хеда — сумасшедшая, радикальная, террористка. Против никаба неожиданно выступила и уполномоченный по правам ребенка в Ингушетии Зарема Чахкиева, к которой Хеда обратилась за помощью. Чиновница пригрозила, что не придет в суд, если Хеда не снимет никаб. «Она спросила: зачем тебе никаб, здесь осетины, что ли, живут? Я говорю: причем здесь это? Никаб нужен, чтобы лицо женщины закрывать от чужих мужчин, а не от других наций или религий», — вспоминает Хеда. Но на этом вопросы не закончились: чиновница предупредила, что лишит Хеду материнских прав за то, что та оставила детей.

«Я говорю: что значит оставила? Я, наоборот, пытаюсь их забрать, к вам пришла за помощью! Она говорит: да ты должна была на весь мир панику устроить. А спустя год, когда я в суд обратилась, сказала другое: что Анна Кузнецова бывает недовольна, когда такие вопросы решают через суд», — рассказывает женщина.

Арсамак Аушев, начальник пресс-службы МВД Ингушетии, в беседе с «Такими делами» сказал, что не хочет давать комментариев «во избежание нагнетания обстановки между конфликтующими сторонами».

«Убрала маму из группы»

Сейчас сыновьям Хеды десять и восемь лет. Саид дает видеть их редко — только если Хеда проявляет готовность подчиняться. Он то зовет ее обратно к себе, то требует написать отказ от детей, то разговаривает по-человечески, то снова угрожает. После коротких встреч с матерью детям, по словам Хеды, запрещается плакать и звать ее.

Когда сыновья перешли в школу, встречаться с ними стало немного легче: некоторые учителя встали на сторону Хеды, увидев, как с детьми обращаются дома. Порой Хеда приезжает обнять их перед уроками.

«В прошлом году мне позвонила учительница старшего сына и сказала, что его побили дома, он весь в синяках. Признался, что избила мачеха, разбила об стену его телефон. Телефон я ему дарила. Отец якобы ничего не знал, так как редко бывает дома. Я написала заявление в полицию, но учительница отказалась подтверждать свои слова, не хотела обострять отношения с отцом ученика», — вспоминает Хеда. Она сама написала заявление в полицию, но дело так и не возбудили. Из отдела по делам несовершеннолетних Хеде позвонили, сказали: ничего страшного, мальчик только получил пощечину.

Хеда ходила к имамам, которые подтвердили, что дети должны быть с матерью. Но даже слова религиозных авторитетов мало значат для тех, кто чувствует неограниченную власть, сетует она. Хеда обращалась и в инстаграм уполномоченного по правам ребенка Анны Кузнецовой, и в приемную президента.

Классная руководительница младшего сына Хеды говорит, что отца мальчиков не видела в школе ни разу. Саму же Хеду — трижды, и все это время им никто видеться не мешал. Однако, когда она попросила включить ее в общий чат родителей в вотсапе, мачеха детей поставила ультиматум: либо она, либо Хеда. «Я убрала маму из группы. Ребенок учится хорошо, он очень активный, шалит, как и все мальчики, но приходит чистый и ухоженный всегда, с домашним заданием. Успеваемость хорошая, он очень смышленый», — рассказала она в беседе с «Такими делами».

Участковый полицейский из Сунжи, напротив, подтвердил, что Саид препятствует бывшей жене. «Я Хеду знаю как порядочную, хорошую женщину. Бывший муж Хеды действительно препятствует ее встречам с детьми, это, конечно же, несправедливо. Я говорил ему не раз, но этот человек сам по себе неадекватный. Он не понимает», — рассказал он.

«Суп себе в бак залей»

Хеда вспоминает: в девяностых, когда они переехали в Ингушетию, ей приходилось брать на себя роль защитницы семьи. Незнакомая среда, во дворе чужие дети, другой язык, хоть и похожий, — приходилось быть смелой. Возможно, поэтому Хеда выбирала нетипичные для местных девушек профессии: сначала программистки, потом инструкторши по вождению и водительницы такси.

Водить машину Хеду научил в детстве отец. Друзья и знакомые тоже помогали научиться крутить баранку. У нее получалось неплохо, и после второго развода она пошла получать права. Сдала экзамен в автошколе, а там предложили работу: часть клиенток предпочитает инструктора-женщину.

Иллюстрация: Камилла Мамедова для ТД

«Поначалу мой никаб смущал окружающих, но я сказала твердо: не сниму! Даже в местный инстаграм попала — кто-то выложил ролик: смотрите, девушка с закрытым лицом учит женщин водить. Меня порицали, мол, какой ужас! Но сейчас меня уже знает полиция, патрульные постовые узнают, — делится Хеда. — Если нужно меня проверить, сверить лицо с документами, я прошу позвать смотреть женщину. Зовут. На документы меня тоже фотографировали женщины».

Однажды, когда Хеда учила девушку заправлять автомобиль, какой-то мужчина, проезжая мимо, крикнул: «Суп себе в бак залей». Другие нетерпеливо сигналят, кричат, мол, иди сиди дома. «На таких не реагируем, — говорит Хеда. — Неохота с ними ругаться, да и времени жаль». Но иногда проезжающие мимо водители «ставят лайки» — показывают большой палец.

Она рада, что учит женщин вождению — свободе передвижения: таксисты часто пристают к пассажиркам, навязываются, иногда лапают, а несколько раз Хеде рассказывали о попытках изнасилования.

Хеда мечтает открыть в Ингушетии женское такси, а еще курсы самообороны для женщин — чтобы умели давать отпор агрессорам. «У нас не принято девочек отдавать на борьбу, хотя драки во дворе были в детстве в порядке вещей, а побои от мужа терпят очень многие. А надо защищаться», — рассуждает она. Объезжая очередную яму, замечает: «Нормальных дорог здесь немного. В Магасе еще терпимо, а уже на его окраинах куда хуже. Нередко и возле детских садиков, школ встретишь открытые люки — крышки воруют на металлолом».

Следующая ученица — Хедина знакомая. Деловой стиль, красивый розовый пиджак, аккуратный маникюр. Девушка уверенно ведет машину. Разговор идет о житейском, и Хеда то и дело возвращается к самому важному: «Если бы у меня была своя квартира, если бы я могла забрать своих детей, я бы самая счастливая была!»

Ее голос становится жизнерадостным, когда она вспоминает, как недавно ей удалось провести со своими мальчиками целый день. Помог общий знакомый — ее сосед и приятель бывшего мужа, который позвал ее на пикник, куда пригласил Саида с сыновьями.

Недавно Сунженский районный суд подтвердил ее право на общение с детьми по выходным дням. Но Хеде все равно приходится искать способы, нужные слова и пути для встреч — как объезды открытых люков и ям на местных дорогах.

Редактор — Лариса Жукова

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!