Правила жизни бездомных: Василий Одарчук, 66 лет

Когда Киев оккупировали фашисты, маме было 15 лет. Вышло постановление, что все евреи должны с вещами явиться на сборные пункты. А вы должны понимать, что евреям всегда не очень хорошо жилось, и при советах тоже. Так фашисты говорили, что освободят их от гнета коммунистов. И вот целые колонны семьями  идут к Бабьему Яру, тому самому. Но слухи уже ходили, и нашлись люди хорошие. Мою мать, девчонку еще, выдернули из колонны, в деревню увезли и другую фамилию дали. Так и спаслась. А родители ее тоже выжили. Как, не рассказывали.

Мама меня потом всю жизнь учила: не говори, что ты еврей, не вступай в партию. Тогда все боялись, и она боялась. Я вот только последние два года открыто говорю, что я  еврей, хожу в синагогу. Мне кажется, так я маме долг отдаю.

Когда родители развелись, мы с мамой переехали в Киев. Я к отцу в деревню приезжал. На него я зла не держу, а вот новая семья меня не принимала. Бывает, мама мне туда билет купит и денег на обратный даст. А я потрачу, ну ребенок же. Так эти мне ни копейки не дадут, и я пешком домой шел. До Киева. Ночью забирался на дерево, чтобы собаки не погрызли. Знаете, это такие люди: дурные, потому что бедные, и бедные, потому что дурные. А отец у меня «вот такой» был, настоящий хозяин.

После школы я учился в военном училище на связиста-засовца. Служить мне нравилось, и какая красивая у меня была форма! Хотел служить за границей, но не выпустили. Это уже потом мне мать объяснила, что у нас отец в плену был, поэтому никуда меня не отправят. А ведь я присягу давал, с оружием в подземельях дежурил, и все равно доверия нет. Эта история меня сильно подкосила. Я понял, что служить не смогу.

Оказалось, что на гражданке люди получали намного меньше. А я уже женат был, мне семью надо было кормить. Пошел снова учиться и в 1984 году устроился бухгалтером-экономистом на заводе в Киеве. А потом был 1986 год, и в Киеве ходили слухи, что мужчин будут отправлять на ликвидацию Чернобыльской АЭС. Я уехал в Магадан ревизором. Там хорошие деньги платили, так я и семью перевез. Кстати, с женой я тогда развелся уже, а город этот был закрытый. Так мы заново поженились, чтобы их всех пустили. Но жена не выдержала, говорила, давай уедем, одна зима вокруг. Все-таки уехала потом, а я остался.

Потом была перестройка. Появилась налоговая инспекция, и моя профессия стала не нужна. Я пошел в коммерцию. Из Адлера и Сочи возил фрукты в Мурманск и Североморск. Бывало, что продать не успею, так в снегу закопаю. За зиму накопил на машину и устроился на мясокомбинат развозить продукцию по всей области. А потом мне платить перестали. Я в суд. Дело выиграл, да дома меня несколько человек с арматурой ждали. Меня тогда сильно избили, и один глаз потух, образовалась глаукома.

Потом много чего было. Я на центральной площади в одиночном митинге двое суток стоял. Грозил сжечь себя, если справедливости не будет. Упал в обморок. Меня подняли и в дурку отправили. А там люди к кроватям привязаны, по двое суток под себя ходят, и никто за ними не убирает.

В 2005 году я вышел из больницы, но работать уже не мог, не мог машину водить. Бывает, очнусь на улице, на скамейке, и не помню, кто я, откуда. А ведь в Североморске цены в три раза выше. Я решил ехать в Петербург. Устроился садовником на одном предприятии, жил в домике на территории. После работы еще мелким ремонтом зарабатывал, на квартиру копил.

А потом грянул кризис. Цены выросли, и всех моих денег хватило только  на небольшую квартирку в деревне Пятчине в Псковской области. Я когда приехал туда, оказалось, что все потолки и полы сгнили, везде плесень. Крыша прохудилась, все осадки в квартиру попадают. В администрации сказали ремонтировать за свой счет. У меня рядом соседка, так она в избирательной комиссии работает. Вот ей крышу перекрыли. Я ходил, спрашивал, как так. А мне прямо сказали: «А потому что она с нами».

Я Путину четыре раза на «Прямой линии» вопрос задавал, но ответа не получил. Мне что, в посольство идти, к Обаме и Меркель обращаться, чтобы они на Путина воздействовали, чтобы он мне крышу перекрыл?

В квартире нет даже печек, потому что предыдущий владелец сделал вместо них камин. Так я эту квартиру и продать не могу, пока печки не восстановлю. Потом зима началась, я в квартире замерзать стал. Жил в основном в электричках и на вокзалах. Как-то раз вышел на трассу, чтобы меня до вокзала подбросили. Остановился человек, который мне про «Ночлежку» и рассказал. Так и попал туда. Сейчас пытаюсь попасть в дом инвалидов. Сам уже не справляюсь, лекарства мои по льготам больше не выдают.

Мне мать завещала все для детей делать. И я как мог, всегда помогал. Дочь моя сейчас под Одессой, в психоневрологическом диспансере. Я ее пытался забрать в Североморск еще, да мать не отпустила. Она в православие ударилась и сутками из церкви не выходит. Еще сын есть. Живет в нашей деревне родной. Шесть детишек, работы нет, и одна нищета вокруг. Но зато учатся хорошо, это для меня особая гордость.

Молодых я сильно уважаю. Многие их учат, вон, в каждом автобусе совет дадут, как жить. А это неправильно. Чужих детей вообще нельзя учить. Мне наша молодежь нравится, потому что они бесплатно работать не будут.

Страна у нас богатая, а люди бедно живут. Вот война в Сирии идет. Да вы работу людям дайте, одна торговля вокруг. На днях видел, у магазина негр с динамиком ходит, и запись женским голосом зазывает шубу купить. Одни анекдоты кругом. Но я стараюсь не унывать. Настроение хорошее.

В Петербурге 60 тысяч бездомных. Петербургская организация «Ночлежка» помогает им восстановить документы, получить медицинскую помощь, временную крышу над головой, социальные работники «ведут» бездомных и помогают им написать запросы на помощь, найти одежду, работу и дом.

Наши 100, 200 или 500 рублей позволят «Ночлежке» дать шанс на новую жизнь большему числу людей.