Девушка с резцом

Бракованная табакерка

Манаба Магомедова родилась в 1928 году в дагестанском ауле Кубачи, в семье потомственного златокузнеца. Ювелирные династии в Кубачах насчитывают не одно поколение. В роду Манабы, например, их было одиннадцать. Профессиональные секреты в ее семье передавались от отца к сыну. А Манабе была уготована обычная для того времени «‎женская доля»: убирать дом, ходить за водой, прясть шерсть, вязать носки, вышивать платки, растить детей.

Когда Манаба была еще маленькой, ее семью раскулачили. Отец с женой и детьми уехал в Тбилиси, оставив дочку с бабушкой.

Манабе было семь лет, когда бабушка умерла, и дядя Расул Магомедов увез девочку в Тбилиси. Ее отца к тому времени уже не было в живых.

Манаба с родителями и братом, 1933 годФото: из семейного архива

В девять лет Манаба нашла дома отцовскую табакерку. Залюбовалась тончайшей гравировкой: узор на серебре был словно нарисован тушью. Крышечка табакерки открывалась прикосновением к выступу шириной три миллиметра. И даже на нем был изумительный рисунок. Отец оставил эту вещь дома, потому что, по его словам, она была бракованная. Но никто из родных так и не смог отыскать брак. Табакерка сыграла в истории Манабы решающую роль.

Вскоре в дом Магомедовых из Кисловодска приехал друг отца Абдулжалил Ибрагимов, один из блестящих кубачинских мастеров. С собой он привез альбом своих орнаментов, чтобы продать в Музей изобразительных искусств. Абдулжалил заметил, с каким интересом девочка рассматривает его альбомы, и согласился ее поучить.

В Кубачах ребенка начинают учить с семи лет. Отец дает сыну медную пластину, набитую на деревяшку, чтобы тот гравировал простые линии. Манабе же поручили вырезать орнаменты из тонкого картона и бумаги. Когда в следующий приезд Абдулжалила девочка вывалила перед ним гору бумажных орнаментов, мастер ахнул. На такое усердие он не рассчитывал и, рассмотрев в Манабе задатки кузнеца, дал ей резец.

В руках ученика резец быстро затупляется, но под боком всегда отец, который его наточит. У Манабы под боком отца не было. Два раза в день девочка бегала точить резец к знакомому мастеру в район Харпухи.

Лейла Изабакарова, дочь Манабы, вспоминает, как в детстве заинтересовалась маминым делом. И как мама ей сказала: «Если ты хочешь быть ювелиром, первым делом надо научиться гравировать. Если научишься гравировать и паять, из тебя может получиться ювелир».

«И вот я гравирую, резец тупеет, и я бросаю. Она говорит: “Я по два раза в день шла два квартала наверх, в гору, чтобы заточить резец! А тут я сижу в двух метрах от тебя, и ты ленишься подойти”. Я всегда рассказываю об этом, когда хочу объяснить, какая мама была упорная.

Манаба за работой. Артель «Мхатвари», 1955 годФото: из семейного архива

Она хотела учиться! Постоянно приставала с расспросами к мастерам, которые владеют новой для нее техникой. Садилась рядом, смотрела, спрашивала. Потом пыталась повторить то, что видела, и несла мастеру на проверку. Он указывал на ошибки, она переделывала. И так без конца».

Манаба находила учителей сама. В Тбилиси у ее отца было много друзей-мастеров. Девочка обращалась к ним, и ее учили из уважения к отцу. Она часто вспоминала, как подружилась с известным ювелиром Амвросием Джикией. Однажды в очереди за хлебом у нее кто-то выхватил карточку. Она шла домой по Серебряной улице и плакала — и вдруг из мастерской вышел Амвросий: «Швило [дочь моя], что случилось?» И отдал ей половину своей буханки. С тех пор она постоянно приходила к нему учиться ювелирному искусству. Во время одного из таких уроков Амвросию стало плохо, и он умер у нее на руках. Манаба посвятила ему свою книгу «Резец златокузнеца».

Параллельно с обучением Манаба много работала. Младшие брат и сестра учились, и ей пришлось стать кормилицей в семье. Манаба бралась за любую работу: кроила тапочки из солдатских шинелей, возила в Кахетию и обменивала там на продукты. Научилась делать обувь. Была подмастерьем у известного грузинского портного, который шил лучшие костюмы в Тбилиси. Позже окончила акушерские курсы и курсы машинисток. Во время войны работала на токарном станке на инструментальном заводе.

Камень в мужской огород

Манаба очень хотела обучаться в родном селе, колыбели златокузнечного дела. И в 1944 году без пропуска отправилась из Тбилиси в Кубачи, спрятавшись среди багажа на верхней полке вагона.

Работники артели разинули рты, когда увидели на пороге щуплую девочку, заявившую, что хочет стать златокузнецом. Манаба была первой женщиной, посягнувшей на многовековые традиции мужского мастерства.

«Я осмелилась взять в свои хрупкие пальцы стальной резец кубачинца. Тогда здесь еще не знали случая, чтобы украшать металл взялась женщина, но я дерзнула», — вспоминала Манаба.

Манаба с супругом Кадыром и дочерьми Зейнаб и Лейлой, 1969 годФото: из семейного архива

«Ее не принимали, — рассказывает дочь Лейла. — Говорили: “Не будем тебя учить, уходи! Что бы сказал твой отец, если бы увидел, что ты тут среди мужчин сидишь?” Но она была настырная. Я такого упорства, как у мамы, ни у кого не видела! В конце концов мужчины поняли, что она не отстанет, и согласились ее учить. Очень тепло относился к маме мастер Гаджи Кишев. Спустя много лет он написал ей письмо со словами: “Ты в наш мужской огород забросила хороший камень”».

Манаба овладела различными техниками нанесения художественной эмали: перегородчатой, выемчатой, сканной, живописной. И применяла все мыслимые виды обработки серебра и других металлов: монтировку, гравировку, чернение, инкрустацию, чеканку, филигрань и так далее. Она смешивала орнаменты и техники и превратила златокузнечное ремесло в искусство.

В ее работах органично сочетались кубачинские традиции и новаторские идеи, которые она почерпнула в Грузии. Манаба делала браслеты, кольца, ожерелья, блюда, кувшины, шкатулки, народные музыкальные инструменты, оружие, серебряные оклады книг. Ее работы экспонировались более чем на ста престижных выставках, она представляла страну на международных симпозиумах и семинарах.

Украшения от Манабы носила вся грузинская интеллигенция. Сама же она надевала только собственноручно сделанную тесьму из черного бархата с S-образными серебряными эмалевыми зажимами.

«Это не могла создать женщина!»

Но даже когда Манаба зарекомендовала себя как отличный мастер, признавали ее не все. В 1978 году на пятидесятилетие Манабы в Музее Востока в Москве прошла ее ретроспективная выставка — более четырехсот работ. Стояли аномальные морозы под минус сорок градусов, но на выставку выстраивались очереди. Люди удивленно перешептывались, не могли поверить, что всю эту красоту (кувшины, блюда, оклады книг, украшения) создала женщина. Манаба часто слышала подобное в свой адрес, но, по словам дочери, не обращала внимания и продолжала работать.

«К нам в гости все мое детство приходили разные люди, и я помню, какие у них были восторженные лица при виде маминых работ, — вспоминает Лейла Изабакарова. — Мне сложно назвать любимую работу своей мамы. Пожалуй, это стихотворение Николоза Бараташвили “Мерани”, которое выгравировано на одиннадцати серебряных листах, а сверху эмалевая пластина. Когда ее в руки берешь, захватывает дух…

Вообще, у мамы получалось все, за что бы она ни бралась. Помню, у моего дяди, ее старшего брата — известного специалиста по кавказским языкам Александра Магомедова, прохудилась крыша. Мама была у них в гостях, когда пришел мастер чинить кровлю. Она вместе с ним поднялась на крышу и объясняла, как сделать лучше. Мастер опешил: “А нельзя, чтобы вы вместе со мной работать ходили на крыши? Вы такие хорошие идеи мне подбрасываете!”»

Поэт Расул Гамзатов, для книг которого Манаба создавала серебряные оклады, писал о ней: «Невозможно вообразить, что ее почти детские руки ковали и жгли металл».

В златокузнечном деле нужна крепкая рука. Манаба много работала с крупными предметами: изготавливала для оформления интерьеров большие блюда, светильники, люстры и бра. Тут требовалась и немалая физическая сила. Иногда ей помогал муж, кубачинец Кадыр Изабакаров, но чаще приходилось работать одной.

Манаба с директором Государственного Эрмитажа Борисом Пиотровским, 1970 годФото: из семейного архива

Лейла Изабакарова вспоминает: «Как-то мы с мамой шли по проспекту Руставели, и к нам подошел какой-то мужчина. Они с мамой обнялись, разговорились. Мама сказала, что работала с ним в артели. И он начал мне рассказывать: “Ваша мама — это что-то потрясающее! Мы ее побаивались. Как-то мы поспорили, что она не сможет поднять венский стул за переднюю ножку. А она взяла и подняла лучше (ровнее) всех. Но самое страшное для нас было, когда на сиденье закрепили тиски и она сумела вертикально ровно поднять стул тисками. Никто из мужчин не смог. Мы с тех пор ее стали опасаться”».

В 1955 году в Грузии открыли ювелирную артель «Мхатвари». Манаба устроилась туда и была единственной женщиной среди двенадцати мужчин. Тоненькая, хрупкая, она работала и зарабатывала больше всех.

Сабля для Брежнева

Окруженная драгоценными металлами Манаба долго не могла себе позволить многого, даже мастерскую. Она работала в обыкновенной двухкомнатной квартире. Чтобы не тревожить соседей, выбивая форму, клала тяжелую металлическую пластину себе на колени. Если бы она делала это на полу, было бы шумно. Из-за этого, по словам дочери, у нее потом сильно болели колени.

Возможность обзавестись мастерской забрезжила перед Манабой, когда в Тбилиси приехал Брежнев.

Манаба с саблей, изготовленной по заказу руководства Грузии для Л. И. Брежнева, 1980 годФото: из семейного архива

В грузинском руководстве не знали, чем удивить советского генсека, что ему подарить. За неделю до его приезда Манабу вызвали в правительство и попросили сделать для Брежнева саблю. Она сказала: «За неделю саблю не делают, нужен месяц». «Мы ничего не знаем. Что вам нужно, чтобы ускорить процесс? Мы всё вам дадим». Было воскресенье. Манаба сказала: «Первым делом мне нужен уже прокатанный лист серебра, готовый, чтобы я не теряла времени на плавление и прокатку». Тут же открыли ювелирный завод и повезли ее туда. Манаба не спала день и ночь, ей помогал муж. В итоге сабля была готова через неделю.

«Я помню, как черные “Волги” постоянно приезжали к нам, люди из КГБ садились на лоджии, смотрели, как она работает, — рассказывает Лейла. — И спрашивали удивленно: “Манаба, у тебя нет мастерской? Ты вот так, в обычной комнате, и работаешь?” Она говорила смеясь: “Ну вот так и делаю саблю Брежневу”. Они сказали: “Как только ты закончишь, тут же будет тебе мастерская”. Саблю унесли — и про обещание забыли. Со временем мы сами смогли приобрести просторную квартиру, где условия для работы были намного лучше».

«Мы теряем время»

Манаба Магомедова никогда не отдыхала. До восьмидесяти пяти лет она работала каждый день по десять — пятнадцать часов. И переживала не о том, что ей некогда отдохнуть, а о том, что в сутках мало времени.

«Мама поздно ложилась, в детстве я засыпала под стук ее молоточка, это была для меня колыбельная, — говорит Лейла. — И когда она уезжала на выставки, в Москву, в Ленинград, за рубеж, я не могла заснуть без этого стука за спиной.

Я не помню, чтобы у мамы был отпуск. В 1983 году она по настоянию сестры Фатимы поехала с ней отдохнуть в Карловы Вары. Там они познакомились с Галиной Волчек и Мариной Нееловой, их посадили за один стол. И Волчек мне потом рассказывала, как мама все время рвалась работать. Говорила: “Я двадцать четыре дня здесь сижу и ничего не делаю! Как можно! Надо было инструменты взять!” Очень сокрушалась, что можно вот так, на “пустой отдых”, тратить время».

Манаба за работой, 1982 годФото: из семейного архива

Время Манаба очень ценила. Это проявлялось во всем. Например, в Тбилиси всегда догоняла переполненный автобус, раздвигала гармошечные двери и заходила. Лейла говорила: «Мама, слушай, давай дождемся следующего! Он уже на подходе». Манаба отвечала: «Пока он приедет, мы потеряем время».

«Несмотря на огромное количество работы, мама успевала везде и всюду. Моя тетя, филолог Элеонора Кремер, любила посещать вечера поэзии, часто проводившиеся в Тбилиси. И она мне как-то сказала: “Слушай, ну твоя мама удивительная, как она все успевает! Я была на вечере Андрея Белого — Манаба сидит там. Вечер Саши Черного — она сидит там”. Мама могла за секунду встать из-за стола, быстро переодеться и убежать по делам. И ходила очень быстро, у нее была такая размашистая, свободная походка».

Viva СССР!

В 1968 году Манаба представляла СССР на первом Международном симпозиуме ювелиров в Чехословакии. Она была потрясена тем, какие условия там были созданы для ювелиров.

«У них было все, от мастерских до инструментов, — говорит Лейла. — У нас же инструменты было не достать, ювелиру в этом плане было очень трудно. Помню, как к моему дяде приезжали коллеги-языковеды из Западной Европы, и мама всегда их просила привезти инструменты.

На этом симпозиуме за мамой ходил кагэбэшник и говорил: “Вы должны только хвалить условия работы в СССР и вообще всё!” Мама интересовалась у коллег, как там у них, и поражалась. Герман Юнгер из Мюнхена, например, рассказывал: “Я могу выписать по почте золото и серебро в любом количестве, прямо доставку на дом, все почтальон принесет. Единственное только — за бриллиантами мне надо самому ходить на почту”.

А в СССР ювелир не имел права приобретать драгметаллы. Мама выкручивалась как могла, когда ее об этом спрашивали. “Мы работаем на предприятиях, и нам начальство выписывает все, что нам нужно”, — говорила она, умалчивая, что частнику драгметаллы не отпускали.

Мама и за границей поразила всех своей работоспособностью. Ювелиры там месяц работали, каждый из них сделал по несколько изделий. А у мамы получилась персональная выставка».

Международный симпозиум ювелиров в ЧССР, 1968 годФото: из семейного архива

Участники симпозиума разлетались домой из Праги, а в последний день был банкет, люди кричали тосты: «Viva СССР!» Главный организатор этого симпозиума Вера Вокачева, директор Музея прикладного искусства, оставила Манабу ночевать у себя в мастерской: «Ты здесь переночуй, а я к себе домой пойду. Утром я за тобой приеду и отвезу тебя в аэропорт».

«Под утро случилась Пражская весна, в город вошли советские танки, — рассказывает Лейла. — А мама спит в мастерской. Проснулась и не понимала, что происходит.

Она вышла на улицу, чтобы поменять деньги, и попала под пули. И все равно дошла до банка. Постучала, показала деньги. В ответ ей покрутили пальцем у виска, мол, с ума сошла, да еще с советскими деньгами! Она вернулась обратно, до нее дошла Вокачева и позвонила в посольство СССР. Там сказали: “Мы ничего не знаем, нам не до нее, это ваш человек. Как ее отправлять самолетом — аэропорты закрыты, никто не летает, оставьте нас в покое!” Тогда Вера отвезла маму на железнодорожный вокзал. Там стоял московский поезд. Мама просидела на вокзале двое суток в ожидании отправления. И села на поезд без билета. На границе наш пограничник сказал ей: “ У вас билет на самолет, покиньте поезд». И мама, ничего не евшая, два дня просидевшая под пулями, не выдержала. Открыла чемодан и сказала: “Видите этот кинжал? Я его автор. Я горянка, и я за себя не ручаюсь!..” И таким она голосом это сказала, что он испугался и оставил ее в покое.

Когда она прилетела в Москву, в Союзе художников честно удивились: “Мы думали, тебя уж нет в живых”».

Последний крест

Манаба работала до самого последнего дня. Умирать не хотела, говорила: «Мне жалко, чтобы мои руки ушли в могилу».

Ее последней работой стал приз для ежегодного международного фестиваля «От Пасхи до Вознесения»: эмаль в виде пасхального яйца с крестом и лилией. Манаба делала его каждый год много лет подряд, и в последний раз ей все никак не удавалось при обжиге добиться нужного цвета.

Манаба, 1972 годФото: из семейного архива

«В последние месяцы жизни, в восемьдесят пять лет, мама работала над пасхальным яйцом день и ночь. Сетовала, что уже несколько раз обожгла крест, а никак не получается нужный оттенок. Эмаль — капризная вещь, один раз так выходит, другой раз иначе… Я говорила: “Мама, ну ничего, не так уж все плохо!” Но она ни в какую: не нравится — и все тут, надо переделывать. И вот я как-то прихожу с рынка, она открывает дверь с белым лицом. Говорит: “Я пять раз обожгла — и наконец получился этот крест”. Потом выяснилось, что она себя плохо чувствует и, несмотря на это, работает за своим столом. Ее в тот же день забрали в больницу, но помочь не смогли. Мама долго боролась со смертью и даже перед тем, как потерять сознание, села на кровати. Встретила смерть сидя. Такая у мамы была сила духа».

История Манабы Магомедовой впервые опубликована в книге Фонда им. Генриха Белля «13 удивительных женщин Северного Кавказа».

Редактор — Инна Кравченко

В этом материале используются упоминания и ссылки на Фонд им. Генриха Белля, который признан в России нежелательной организацией.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!