«Такие дела» поговорили с психологом женской консультации в Петербурге, которая работает с обычными людьми, приходящими к ней на прием
Петербург в плане бесплатного консультирования является «новатором», по крайней мере по части женской психологии — в частности, «перинатальной» (связанной с беременностью). Несколько лет назад в городе существовал проект «доабортного консультирования», который предполагал обязательную консультацию психолога перед абортом. По замыслу организаторов это должно было улучшить демографическую ситуацию. Но «наверху» решили, что это не слишком гуманный проект, оказывающий давление на женщину. Проект закрыли, но ввели ставки психологов в женских консультациях с широким спектром обязанностей. На прием надо записываться в обычный бумажный журнал с указанием только фамилии, учет таких пациентов никак иначе не ведется, чтобы сохранилась анонимность.
Мария Будылина начинала консультантом для женщин в ситуации репродуктивного выбора, но вот уже четыре года работает психологом в женской консультации №32 Калининского района. Она организовала школу материнства, затем школу отцовства, на которую ходит даже главврач поликлиники, а также ведет ежедневный прием. Мы поговорили с ней о ее пациентах, о том, с какими проблемами сталкивается обычная женщина, и что с этим делать.
Аборты
Чаще всего женщина мотивирует желание сделать аборт материальными ресурсами: живет в коммуналке или с родителями, маленькая зарплата и так далее. Деньги — это первое, чем женщина начинает защищаться и открещиваться от желания рожать. Хотя на самом деле проблема несколько глубже: чаще всего она не уверена в своем партнере или вовсе его не имеет. Тогда-то и возникает проблема с материальными факторами. Вообще к психологу ходят только те девушки, которые сомневаются «в плюс», то есть где-то в глубине они думают: «А не оставить ли мне ребенка?» И такая женщина приходит за поддержкой или советом, а если она приняла решение, то ей и психолог не нужен — во-первых, чтобы не заставил сомневаться, а во-вторых, если она не испытывает сомнений, то зачем я ей нужна.
МарияФото: Валерий Зайцев для ТД
Мне часто приносят письма партнера, где он отвечает на сообщение о ребенке, и сплошь и рядом это ответы из серии: «Твой ребенок — твой выбор». Если мужчина так реагирует, то это подталкивает женщину к невынашиванию. Дело не в деньгах, а в том, что некому заменить партнера, а если такой человек есть — семья, родственники, друзья или фонд кризисной поддержки, — тогда женщина оставляет ребенка. По сути, это, конечно, и материальный вопрос, но внутри это дрожание за то, что будет завтра. А если женщина с таким партнером оставляет ребенка без поддержки со стороны кого-либо еще, то в качестве акции протеста. Меня очень напрягает, когда приходит мама и говорит, что им никто не нужен. Такая изоляция не ведет ни к чему хорошему ни для нее, ни для ребенка.
С медицинскими показаниями все сложнее. Тут важнее всего соотношение пользы и риска. Если речь идет о возможности заболевания, к примеру, синдромом Дауна, то надо смотреть на материальные ресурсы мамы, если она ресурсная, то, конечно, она может оставить такого ребенка, надо только ей предоставить исчерпывающую информацию. Можно сказать, что когда-нибудь потом женщина может родить здорового ребенка, но годы, которые я провожу здесь, говорят о том, что потом может быть все что угодно. Так что это вопрос ресурсов. И опять же, если женщина пришла ко мне, значит, сомневается, значит, ее нужно подтолкнуть к тому, о чем она подспудно уже думает, а если она не пришла, то все — решение принято. И повторюсь, что тут тоже важен партнер, готов он к такому ребенку или нет, есть ли поддержка или нет.
Невынашивание
Тут есть две причины: первая — медицинская, вторая — отсутствие гармонии, то есть где-то что-то не ладится, чаще всего — между партнерами. Возможно, что кто-то хочет ребенка, но недостаточно, к примеру. Если женщине удается вдуматься, почему так произошло, что было в тот момент, с чем может быть связано, то мы можем с этим работать и даже получить в дальнейшем гармоничные беременности. К примеру, была у меня пациентка: две замершие беременности, и обе в один и тот же период — около дня рождения ее мамы. Как оказалось, в эти дни она собиралась сказать о ребенке, но внутренне боялась, что мама это не примет, и организм сам отторгал плод. Когда она забеременела в третий раз, я ее уговорила не ставить маму в известность некоторое время, потому что, стоило ей захотеть сказать, как тут же возникало кровотечение. В итоге она родила здорового ребенка, а через год на Троицу забеременела тройней. Теперь они с мужем воспитывают четырех детей, причем врачи вначале говорили, что она маленькая, ей не выносить, надо бы одного из трех умертвить, потом — «ладно, но один у вас там точно с синдромом Дауна», но в итоге все обошлось.
Женщина у Марии в кабинетеФото: Валерий Зайцев для ТД
Так же я пытаюсь остановить женщину, когда она хочет забеременеть сразу после выкидыша, к примеру. Если не получилось, значит, ситуация не гармоничная, может быть, стоит походить, позаниматься чем-то, немного отойти от этой темы. Как-то ко мне обратилась 26-летняя женщина, муж ее много зарабатывал, жили прекрасно, она была на позиции домохозяйки, которая пытается забеременеть. У нее было пять попыток ЭКО, жизнь на протяжении нескольких лет превратилась в ад. В итоге она забеременела, когда муж потерял работу, она закончила какие-то курсы, пошла работать в сферу красоты, принимала клиентов нескончаемым потоком, а партнер стал, наоборот, очень домашним. Во время беременности она продолжала работать и после родов тоже. То есть для нее это была ситуация более благополучная и желательная для беременности, чем когда она сидела, как принцесса на горошине, и была по сути изолирована.
Бывают случаи, когда женщина сталкивается с патологией, тогда она раз за разом будет их видеть в каждой последующей беременности и детях. То есть страх потерять превращается в некую манию. И ей легче не ко мне прийти, а дневать и ночевать в поликлинике. Будет бесконечно сдавать анализы, доставать врачей. И, конечно, на пользу ребенку это не идет. Отношения с ним будут развиваться на нервной ноте, а когда мы к адреналину привыкаем, то начинаем всюду его искать, и это замкнутый круг. А ребенок тоже пытается как-то проявить независимость от контроля и, наоборот, станет болеть все чаще, потому что вот что-что, а болезнь мама проконтролировать не может, в отличие от закрытых форточек и двойных носков. Детям послабее легче саботировать болезнью, а посильнее просто будут играть в «не хочу» и «не буду». В общем, когда происходят такие штуки с ребенком, значит, что-то где-то не то в семье.
Послеродовая депрессия или отказ?
Следует разделять послеродовую депрессию и отказ от материнства. Некоторые почему-то путают эти понятия или считают, что одно следует из другого. Депрессия — это подавленная агрессия, которая проистекает из изоляции. Корни ее лежат в том, что раньше наше общество было построено на иных принципах: в деревне были большие семьи и взаимопомощь, городские воспитывались с кухаркой или гувернанткой, дворяне с кормилицами и слугами, а в СССР были коммуналки и соседи, которые могли посидеть или занять ребенка. А сейчас мы живем отдельно, у нас получается обособленная ячейка общества: мама, папа, ребенок, а так как мы не дворяне, то отцы много работают, и женщина остается в изоляции в отношениях, где она, по сути, прислуживает маленькому ребенку. «Раньше я думала, что с ребенком у меня не будет времени на себя, а теперь я понимаю, что меня-то и нет» и «заварила чайку с утра, выпила вечером» — вот две отличные фразы, говорящие об изоляции.
Показатель — слишком ровное настроение без его смен, именно это должно настораживать. На школе отцов я предупреждаю, что надо делать что-то не с ребенком (это самый частый вопрос), а с мамой. Вообще папы чаще всего боятся не за жену, а шею ребенку сломать, хотя такого в моей практике ни разу не было, и сомневаюсь, что в чьей-то тоже. Зато много случаев, когда папы от страха покалечить ребенка клали его на стиральную машину или на стол, и малыш оттуда падал. Но, возвращаясь к ситуации с мамами: женщине нужно время на себя — хотя бы полчаса-час в день. Принять душ, побыть одной или, наоборот, провести время не с ребенком, а с отцом и посмотреть вдвоем кино, к примеру. Это отличная профилактика депрессии, потому что в патологию все перерастает, когда с этим не считаются, и в ситуации, когда «раньше десятерых рожали, а ты с одним не можешь справиться».
В холле женской консультацииФото: Валерий Зайцев для ТД
А вот отказ — это когда женщина осознанно уходит от материнства, потому что у нее не наладилась связь с ребенком в первые месяц-два, и от возможности установления связи она бежит. Такая мама очень энергична, она с легкостью абстрагируется от ребенка, у нее полно возможностей, и ребенка в них она не учитывает. Депрессия — это когда желания отсутствуют напрочь или постепенно исчезают, а потом перерастают в агрессию, которая может закончиться сожженным в печи ребенком, или мама шагнет из окна с двумя детьми, как с моей знакомой не так давно случилось. У Чехова есть идеальное описание такого состояния — рассказ «Спать хочется».
«Плохая мать»
На самом деле в нашей стране игра в опускание самооценки не надоедает никому и никогда. Соседки, бабушки, свекрови, подружки, другие мамы на площадке. Поэтому вся штука в том, чтобы перестать сравнивать. Материнский инстинкт еще никто не отменял, маме виднее, что для ее ребенка нормально, а что нет, не забывая при этом о медицине и возрастных нормах. Другое дело, если таковой себя считает менее восторженная мама. Такая, которая не умиляется при виде котят, и ее не доводит до слез первый шаг или слепленный из пластилина таракан. Для ребенка важна стабильность без эксцессов. Если мама задыхается от любви, а потом шлепает ребенка и кричит — это гораздо хуже, чем стабильная, но не восторженная мама. Если для такой женщины дело не менее важно, чем дети, это не плохо. Главное, чтобы она была стабильной в отношениях с ребенком и сама понимала, что это не отклонение, а норма.
Психиатрия и патологии
Самое частое заболевание, которое встречалось в моей практике, — невроз навязчивости. Он может принимать различные формы. Вплоть до того, что пациентка год до меня не могла дойти, потому что ей нужно было прийти то в 17:17, то в 18:18, то вообще в 16:16 или в какой-нибудь нечетный понедельник четной недели. Или женщина боится сквозняка и не выходит из квартиры. В таких случаях я отправляю к психиатру или неврологу, чтобы они дали направление в клинику неврозов, потому что это уже не мой пациент.
Ну и анорексию и булимию мы не можем списывать со счетов. Кстати говоря, именно с такими пациентами врачи легко направляют ко мне, потому что уже сами помочь не могут. К примеру, приходит к ним женщина, а у нее нет месячных уже год. Врач меня предупреждает об этом, а пациентка говорит вообще о другом, я пытаюсь выяснить, в чем дело, и оказывается, что у нее анорексия. Было как-то, что девушка не могла прийти ко мне, потому что не было сил встать с кровати, тогда я вызвала терапевта, чтобы он отправил ее на лечение. Если нет сил, чтобы просто прийти, я уже никак помочь не могу. Вообще это отличная диагностика: можно сказать, что пациент достаточно здоров, если может прийти на прием или не критично опаздывать, а вот если он увиливает от приемов, значит, где-то что-то не так.
И совершенно отдельной категорией больных идут онкобольные. На конференциях, где я бываю, утверждают, что психологическая поддержка есть, но ни одна моя пациентка ни разу о такой не слышала. Такие девушки и женщины никак не относятся к перинатальной проблематике, но я ими тоже занимаюсь. И то, что им не сообщают о возможностях такой поддержки, — вот это настоящая проблема, потому что, если нет желания жить, или страх слишком силен, то как победить рак? Никак, в том-то и дело.
