Как живет детская паралимпийская школа Ростова-на-Дону
В коридоре ростовского бассейна «Волна» пахнет советчиной. О том времени, когда было построено здание, напоминает все: от каменного пола с примесью мраморной крошки до старого дивана, обитого темным дерматином. Садишься и словно падаешь в какую-то поролоновую пропасть, из которой не так-то просто выбраться. Тут же есть нечто похожее на киоск с большим выбором булочек, пирожков и пирожных. Прекрасно после усердной тренировки. В общем, обыкновенный бассейн, какой можно встретить в любом городе бывшего СССР.
Тут занимаются дети из паралимпийской адаптивной спортивной школы № 27. На пороге меня встречает приятный мужчина лет 30 с небольшим. У него живые глаза и добрая улыбка. Это директор школы — Алексей Туркин.
Мы поднимаемся к бассейну. Дети в шапочках, купальниках и очках занимаются под свистки и команды тренера. Кто-то прыгает, кто-то выныривает, кто-то отчаянно гребет к финишу. Никаких инвалидных кресел и ампутированных конечностей. Сегодня тренировка слабослышащих и глухонемых.
Туркин начинает рассказывать о новых секциях школы, о новом оборудовании. Аккуратно перебиваю его и спрашиваю:
— Не бывает жалко их?
Алексей задумывается, а потом отвечает:
— Конечно, бывает. Но здесь не должно быть излишней мягкости. Дети чувствуют это. Чтобы воспитать из них не просто спортсменов, а сильных людей, нужно жесткость иметь определенную.
— Какие люди у вас работают? Чем они отличаются от обычных тренеров?
— Я не вижу здесь больших отличий от обычной спортшколы. Просто чтобы тут работать, надо это действительно полюбить, проникнуться. Люди здесь явно не за деньги работают. В некотором смысле, считаю, у нас даже проще, чем с обычными детьми. Эти ребята больше нацелены на результат. У них очень сильная мотивация, просто потому что у них не так много соблазнов, всяких развлечений. Спорт — их жизнь и способ социализации.
Улыбаясь, к нам подходит тренер Анна Василенко — мастер спорта по плаванию и еще очень молодая женщина. Тренирует детей-инвалидов шесть лет.
— Я с удовольствием работаю с детками. К ним привыкаешь очень сильно. У меня первый набор был — глухие дети. Сначала было очень сложно. Мне приводили человек десять. Они прыгали, не слушали. Слабослышащие — это значит, что они слышат с помощью очень мощных аппаратов или не слышат совсем. Только язык жестов. Это как иностранный язык, его надо в процессе общения изучать. Что-то я из учебников брала, но в основном только живое общение с детьми. Они меня сами учат. А со временем кто-то из них начинает меня по губам понимать, по манере общения. Даже по взгляду. Какая-то внутренняя связь идет.
— У таких детей есть спортивное будущее? — спрашиваю я.
— Конечно, хочется, чтобы твои воспитанники попадали на олимпиады, становились чемпионами. Но даже если этого и не произойдет, нужно понимать, что для них важен сам процесс общения, занятия спортом, для них это форма социализации.
— Эта школа как-то изменила ваше отношение к миру?
Анна задумывается. Воспользовавшись моментом, в разговор вступает директор, по которому видно, что ему очень хочется ответить на этот вопрос.
— Моя жена любит поныть иногда, пожаловаться на жизнь. Я ее однажды взял на тренировку в Таганрог к ребятам с поражением опорно-двигательного аппарата. Там есть девушка Маргарита. У нее вообще одна рука. Жена плакала. После этого она говорит, что наши проблемы — ничто. Сразу изменила свое отношение к жизни. Просто, глядя на этих детей, понимаешь, что если они могут это делать, то ты, здоровый человек, априори должен делать и не ныть.
Подхожу к одной из воспитанниц школы — Соне. Девочка плохо слышит. Не все понимает. Но это скорее из-за шума бассейна. У нее немного ломаная речь, как будто внутри ей что-то мешает. Недавно ей сделали манту, но тренировки она не пропускает. У Сони есть цель — стать кандидатом в мастера спорта.
— А какие люди тебе нравятся? — спрашиваю я.
— Мне нравится, когда люди добрые. Добрые и хорошие. Когда уважают других.
— А злые люди тебе встречались?
— Злые? Когда меня обижают, я ухожу. Не разговариваю. Убегаю.
Татьяна Марченко — тренер высшей категории по плаванию. На ней темная мужская футболка и спортивные штаны. Она, как постовой, патрулирует у края бассейна, отдавая команды грубоватым голосом. В прошлом году Татьяна готовила спортсменку на Паралимпиаду в Рио-де-Жанейро. Затрагивать эту тему тренер не любит и на вопрос: «Как вы относитесь к отстранению нашей сборной от соревнований?» сердито отвечает:
— Никак. А как я должна относиться? И как должен отреагировать человек, который готовился, у которого, может, последняя возможность на Паралимпиаду съездить? Который всю жизнь к этому шел. Последние полгода только этим и жил. Ну что я ей скажу? «Ксюшечка, ты не волнуйся, подожди еще четыре года, не рожай, замуж не выходи»? Девочке 21 год. У нее нарушение опорно-двигательного аппарата. Левой руки по локоть нет. Врожденная ампутация.
Татьяна замолкает и по суровому выражению лица кажется, что интервью закончилось.
— Хотите, вон, с Дашкой поговорить? — спрашивает вдруг Марченко, указывая на девочку, делающую разминку. — Она из Волгодонска приехала. Сейчас учится в колледже олимпийского резерва.
Даше 18. Яркие рыжие волосы, подкрашенные ресницы, стройная фигура и парализованная правая сторона тела. Плаванием занимается с восьми лет. Мечтает стать тренером детей-инвалидов. А в детстве хотела быть массажистом.
— Родители постоянно водили меня на массаж, где мне разминали руку и ногу. Я смотрела и тоже хотела помогать людям, которые болеют.
— О чем думаешь, когда тренируешься?
— Я думаю, куда пойти на выходные, об отдыхе. Если тренировка утром — об учебе. Иногда о предстоящих соревнованиях. Иногда о том, что вот бы попасть на Олимпиаду.
— А у тебя есть друзья среди … — и тут я запинаюсь и не знаю, как назвать сверстников так, чтобы не обидеть ее. Обычные? Здоровые? Нормальные? Но Даша сама приходит мне на помощь.
— У меня есть друзья среди самых обычных людей. Они здоровы. Но всегда переживают за меня. Спрашивают, как у меня со здоровьем: лучше или хуже.
После разговора с Дашей слышу, как Татьяна Марченко сама меня подзывает.
— Ваша работа нам очень нужна, — неожиданно говорит суровый тренер. — Чтобы знали про нас, и чтобы дети приходили. Мы же ищем не просто инвалидов. Но и тех, из которых можно сделать настоящих спортсменов. Тут важен характер. И способности. Ведь плавание — это чувство воды, ощущения. Очень редко все это совмещается в одном человеке. Надо провести очень большую работу.
Разговаривая со мной, Татьяна параллельно контролирует тренировку маленьких спортсменов. Периодически от нее можно услышать и такое: «Сними очки, редиска, когда фотографируешься. А то шо это такое? Папа не узнает». Или: «Разминка на суше. Ноги одень!»
Сегодня тренируются слабослышащие или совсем глухие дети. Но тренера они понимают. По губам.
Пользуясь моментом, снова возвращаюсь к теме Паралимпиады.
— Расскажите про вашу подопечную, которая выступала на Паралимпиаде в Пекине в 2008 году.
— Аня полностью лишилась правой руки. Когда ей было лет 9-10, полезла на забор. Упала. На руку наложили шину. Под ней загноилось. Пришлось ампутировать. Операцию сделали в ленинградском институте. Там же ее научили плавать в реабилитационном центре. И именно она заставила меня вернуться на работу. Был такой период, когда нашу обычную спортивную школу закрыли, и я решила: никакого спорта. К чертовой бабушке все! Потому что ты перед всеми виноват: перед родителями, перед детьми, перед начальством. А ты ничего не можешь! Сверху не дают денег, и все. На соревнования нас не взяли. Но вот Аня с родителями приехали после больницы и меня буквально уговорили. Я с ней одной начала работать. А потом уже открыли адаптивную школу.
— Как им удалось вас все-таки уговорить?
— Родители очень хотели, чтобы Аня продолжала плавать. Она тогда еще ребенком была, ей нравилось плескаться. Высоких чемпионских целей перед собой не ставила. Но было стремление. Характер.
— Ей никогда не хотелось бросить спорт?
— В 10 лет она не особо осознавала свое положение. Повзрослев, начала понимать. Были моменты, когда ей было очень тяжело. Ведь Аня не сразу стала такой. Она помнила, как это — быть здоровой. А я говорила и говорю: «Все пройдет». В Пекине она призовое место не заняла, но попала в финал. Сейчас замужем, двое детей. Недавно ко мне приводила учить плавать старшего ребенка.
— А что делать, если стремление, надежда исчезают, и спортсмен перестает тренироваться?
— Тренер — как режиссер. Должен уметь все. Быть врачом, фармакологом, психологом. Нужно найти какую-то струнку, чтобы зацепить ребенка. Тогда он будет делать то, что нужно.
— Почему многие инвалиды хотят заниматься спортом?
— В некотором роде инвалиды даже больше подходят для спорта, чем обычные люди. В этой среде они могут достичь высоких результатов. Доказать, что они не хуже. Это закаленные жизнью люди. Но не все, конечно. Есть разные. Кто-то тренируется, старается. А кто-то уходит на полпути.
— С годами вы научились не жалеть своих воспитанников?
— «Жалеть» — это не то слово. К моим ребятам у меня нет жалости. Они счастливые люди. Они нашли себя.
