«Моя бабушка меня избивает». Истории домашнего насилия, где агрессором были пожилые родственники
Юле было шесть лет, летом она отдыхала у бабушки в Дагестане. Читать книжки в жару сложно, ровесники не знают русского языка — Юля пошла ковыряться в огороде. Она насобирала огурцов и вернулась домой. Бабушка увидела грязь на обуви и детском сарафане, строго посмотрела и кинулась избивать ребенка. По спине, рукам и ногам. Сейчас Юле 20 лет, но рукоприкладство в семье продолжается.
По данным Всемирной организации здравоохранения, в 2020 году с каждым шестым человеком старше 60 лет жестоко обращались в быту. Это страшно, и об этом много говорят, но очень редко обсуждаются обратные ситуации — когда дедушки и бабушки сами применяют насилие к близким. Официальной статистики по пострадавшим от рук пожилых родственников в России нет, но в 2020 году МВД насчитало более 7 тысяч насильственных преступлений, совершенных людьми в отношении своих сыновей или дочерей. Согласно расчетам активистов из Консорциума женских неправительственных объединений, жертвы домашнего насилия составляют 18,8% от общего количества убитых — и мужчин, и женщин. При этом международные исследования показывают, что четверть всех взрослых подвергалась физическому насилию в детстве.
В центр «Насилию.нет»Некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента не могут обратиться маленькие дети, но руководительница психологической службы центра Наира Парсаданян говорит, что жестокое обращение с ними пожилых родственников — это частая ситуация.
«В моей практике есть кейсы, когда либо пожилая дочь пенсионного возраста применяет насилие к матери, либо пожилые братья или сестры жестоко обращаются друг с другом», — рассказывает психолог.
По ее словам, часто взрослые клиенты — и пострадавшие, и авторы насилия — вспоминают, что в их детстве агрессорами выступали бабушки или дедушки. «Причем это не гендерная история, за помощью обращались и мужчины, когда-то страдавшие от абьюза пожилых родственников, и женщины», — уточняет специалист. Бывает и так, что эпизоды насилия вытесняются из памяти и уже взрослый клиент только через несколько месяцев работы с психологом вспоминает о травме.
Мокрое место
Юля (имя изменено по просьбе героини) боялась даже стоять рядом с бабушкой — та всегда была на взводе, била по любому поводу: за отказ помочь по хозяйству или нежелание общаться с родственниками. Юле ставили в упрек, что она не такая, как остальные девочки в семье, — неусидчивая и непослушная. Юлю легко могли избить при гостях, чтобы «обуздать», показать контроль над ситуацией. Незнакомцев это даже забавляло, вспоминает девушка.
Отца в семье не было, а мать сначала не вмешивалась в воспитание, а потом и сама начала применять насилие к дочери. Особенно часто это случалось, когда у девушки начался переходный возраст и она стала все чаще вступать в конфликты со старшими. Другая близкая родственница — тетя — сочувствовала Юле, но сама так же поступала со своими детьми и предлагала ей «не обращать внимания» на поведение близких.
Избиениями дело не ограничивалось: бабушка контролировала, куда и с кем Юля ходила, что читала и смотрела. На уроках девушка часто плакала, если не знала правильного ответа, но рассказать кому-то о давлении в семье она не могла: тогда от нее не осталось бы и мокрого места, потому что она «позорит родственников».
Малолетние дети — самая уязвимая группа, объясняет Наира Парсаданян. Если родители или опекуны оставляют школьников наедине с агрессивными бабушками и дедушками и не проявляют должного внимания к ребенку, то помочь им практически ничем нельзя: дети склонны винить в насилии самих себя, они чувствуют стыд и почти никогда не обращаются за помощью. У Юли так и было: она верила, что «бьет — значит хочет наставить на путь истинный».
Сейчас Юля учится в одном из московских вузов, но финансово она зависит от семьи и продолжает жить с бабушкой, легко может получить от нее по спине за «неправильно» помытую посуду или игнорирование звонков. Однажды бабушку не устроило то, как Юля открыла дверь холодильника, — начался скандал, где девушку обозвали «ничтожеством».
По словам самой Юли, эти избиения — способ бабушки оказать на нее давление и оставить последнее слово за собой. Теперь девушка отбивается как может и даже научилась блокировать удары. При попытках дочери поговорить о рукоприкладстве мама начинает рыдать, а бабушка считает себя правой как «человек, отживший свое и стремящийся научить уму-разуму». В полицию Юля не пойдет: верит, что правоохранительным органам нет дела до семейных ссор, а ей такое дома точно не забудут.
Тяжелые предметы
Ульяне 21 год, впервые бабушка ударила ее в лицо, когда та еще ходила в детский сад. Было обидно, сразу подумалось, что бабушка злая и хладнокровная, поэтому с того момента Ульяна держалась мамы. Но когда она оставалась с бабушкой, наказания продолжались. Если Ульяна что-то делала не так или что-то не хотела (теряла 10 рублей или носовой платок), то за замечанием бабушки следовали крики и удары. Во время ссор бабушка могла кидать в ребенка тяжелые предметы, попадавшиеся ей под руку. Ульяна признается, что во время физических наказаний иногда испытывала страх за свою жизнь.
Бабушка могла лупить публично, устроить громкие разборки в классе. Никто из учителей не останавливал ее — все только молча наблюдали.
После того как приступ гнева кончался, бабушка более спокойно объясняла внучке, что та виновата и что впредь ей следует быть послушной. Бабушка не извинялась, а после ссор долго игнорировала, что вызывало у ребенка еще более сильное чувство вины и стыда. Такое поведение бабушка сочетала с повышенным контролем: без ее ведома Ульяна ни с кем не общалась и никуда не ходила, это было запрещено.
Бабушка и сейчас называет Ульяну «непонимающей», что бы это ни значило, якобы поэтому насилие продолжается, но девушка уже не хочет анализировать ситуацию — считает, что это не пойдет ей на пользу.
Ремень и слезы
Марина Бородай, автор курсов по работе с агрессией, тоже столкнулась в детстве с насилием. Ей было пять лет, когда бабушка серьезно разозлилась из-за того, что внучка не хотела гулять, а продолжала прыгать на диване. Бабушка схватила ремень и начала пороть им ребенка. Марина тогда испугалась и забилась в угол. Она не помнит, как ее шлепали, но помнит, что было страшно. После этого у ребенка началась сильная истерика — такая, что бабушка сама этого испугалась и сказала дочери, что с «Мариной так нельзя». Марина рассказывает, что после этого физические наказания не повторялись, но все теплые чувства к бабушке как отрезало.
Маринина мама, несмотря на то что родители били ее, сама никогда не проявляла насилия в отношении дочери. При этом у самой Марины случались вспышки агрессии. Когда в 18 лет у нее появилась собака, она стала воспитывать ее бабушкиными методами: могла стукнуть кулаком по хвосту, а потом испытывать вину: животных бить нельзя.
Когда родился первый ребенок, Марина могла шлепнуть сына или прикрикнуть на него. Она понимала, что это неприемлемо, поэтому решила работать над собой, трансформируя агрессию в любовь. У людей, склонных к насилию, в том числе и у пожилых, любовь к детям усиливается из-за чувства стыда, которое возникает после того, как человек разозлился. И нужно работать с «психикой, телом и душой», чтобы сердце было открыто для ребенка не после того, как тебя довели, а постоянно — тогда необходимость злиться и наказывать пропадет, говорит Марина. Сейчас она решает любые проблемы со своими детьми только через разговоры.
Комитет ООН по правам ребенка выступает за запрет любых унижающих человеческое достоинство наказаний на законодательном уровне — в России таких запретов пока нет. По данным ООН, дети получают психологические травмы даже из-за несистематического насилия: взрослые, которые подверглись телесным наказаниям в детстве, с большей вероятностью примут насилие со стороны интимного партнера либо, наоборот, будут более склонны к участию в насильственных действиях как агрессор.
По результатам исследования аналитического центра НАФИ, в 2020 году 27% россиян, четверть из которых подростки, считают, что случаи домашнего насилия должны расследоваться с поблажками. Почти столько же считают домашнее насилие внутрисемейным делом, в которое не нужно вмешиваться вообще. Национальный институт защиты детства в 2019 году выяснил, что две трети россиян готовы физически наказывать детей за воровство, хулиганство, курение, употребление алкоголя и запрещенных веществ. Четверть опрошенных хоть раз била детей ремнем и половина в качестве воспитания использует шлепки и подзатыльники.
Чтобы вырос хорошим человеком
Пожилые люди не обращаются за помощью в борьбе против собственной агрессии, и основной возраст клиентов Наиры Парсаданян не старше 45 лет.
«Важную роль играет изменение структуры мозга у людей со временем, в таком случае нужна работа с психиатром или неврологом», — рассказывает Парсаданян. Если диагностируют болезнь Альцгеймера, агрессия может быть одним из симптомов. Часто у пенсионеров бывает депрессия из-за отсутствия развития и самореализации — при депрессии люди тоже могут применять к близким физическое насилие. Алкогольная зависимость, часто возникающая у мужчин старше 60, также фактор риска. Психолог добавляет, что с возрастом способность к самокритике утрачивается и пожилой человек не может посмотреть на свои поступки со стороны и оценить их адекватно.
«Но главная сложность работы с пожилыми людьми как с авторами насилия заключается в том, что они из совершенно другого поколения», — говорит Наира. Нынешние бабушки и дедушки выросли в СССР, где закладывалась другая модель воспитания и жестокость порой считалась нормой. Чтобы донести что-то, можно было и побить, что считывалось не как насилие, а как естественный порядок вещей: а как иначе воспитать ребенка, чтобы он вырос хорошим человеком? Бывает так, что даже к взрослым детям пенсионеры относятся как к маленьким и продолжают их поучать и воспитывать так, как им это кажется правильным. Это же относится и к внукам.
Как работать с пострадавшими
«Редки такие случаи, когда пострадавший от насилия со стороны пожилого родственника вызвал бы полицию, — рассказывает Наира. — Но сейчас есть кризисные центры, куда пострадавший может обратиться».
В России для детей работает организация «Детские деревни SOS», фонды «Ребенок под защитой», «Защита детей от насилия» и «Тебе поверят». Совершеннолетние пострадавшие могут обратиться в кризисные центры или благотворительные НКО: список организаций, оказывающих помощь жертвам домашнего насилия, можно найти здесь и здесь. Бесплатную психологическую онлайн-консультацию можно получить через портал «Я дома».
Специалисты центра «Насилию.нет» разрабатывают индивидуальный план помощи жертвам: рассматривают социальный круг поддержки, то, какие еще родственники могут поддержать, могут ли вмешаться родители, чтобы помочь выработать стратегию взаимодействия внутри семьи, если нет — пострадавшему помогают найти опору, психологические ресурсы, чтобы справиться с агрессором и провести свои границы во взаимодействии с ним.
Если у вашего близкого изменилось поведение, он «подтух» эмоционально, на его теле стали появляться синяки, кровоподтеки — возможно, он жертва домашнего насилия. «Не надо сразу настаивать на полиции или травмпункте, не надо самостоятельно что-то делать за пострадавшего, — советует Наира. — Очень важно стать тем человеком, которому страдающий может открыться и рассказать про свою боль, потому что оставаться с такой болью наедине невыносимо».
Важно дать безопасное пространство, в котором вы без оценок выслушаете пострадавшего и предложите помощь, обозначив, что конкретно вы можете сделать для него: предоставить жилье, дать денег, сходить с пострадавшим в кризисный центр или полицию, когда он или она будут готовы, пояснила специалистка. Она подчеркнула, что, даже если человек пока ни к чему не готов, это нормально, не нужно торопить близкого. Психика выбирает разные способы защиты, и сейчас, скорее всего, вашему близкому нужнее поддержка и понимание, а потом уже все остальное.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам