«Тетя иногда отвечает так, будто это наш последний разговор». Монологи жителей России, чьи родные и друзья живут на Украине
24 февраля президент России Владимир Путин объявил о начале «специальной военной операции»* на Украине. У многих россиян в соседней стране живут родственники и друзья. «Такие дела» поговорили с жителями России, чьи семьи и близкие находятся на Украине, о том, как они поддерживают связь и что переживают. *Роскомнадзор обязывает российские СМИ называть происходящее на территории Украины «специальной военной операцией», материалы, в которых конфликт назван «войной», ведомство требует удалять под угрозой блокировки издания.
Алена Рыжкова
23 года, Курск
Все мои родственники из Украины. Отец с матерью давно переехали в Россию, я родилась уже здесь. Каждое лето, еще с тех пор как я была в животе мамы, мы проводили в Украине. Это мой второй дом, и я очень болезненно воспринимаю эту ситуацию.
Моя сестра со своим молодым человеком в январе переехали из Одессы в Киев. Сейчас они находятся в самом эпицентре событий. Время от времени пишут нам в телеграме, экономят зарядку на всякий случай. Они готовы в любой момент перейти в бомбоубежище, но до киевского метро им далеко, ехать туда небезопасно. Поэтому постелили себе одеяла в коридоре квартиры, чтобы хотя бы быть подальше от окон, чтобы их не задело стеклами, если что. К счастью, недалеко от них в одной из школ есть бомбоубежище.
Я просила сестру рассказать мне подробнее, что происходит, чтобы все россияне узнали правду. Но она отказалась, потому что не доверяет российским СМИ. Они даже разговаривают с родственниками из России очень напряженно. На самом деле я ее понимаю. Обстановка накаляется, они злые на российский народ. Никто не знает, как бы мы себя повели на их месте. Очень страшно.
Еще мы поддерживаем связь с моей тетей — родной сестрой моей мамы. Она, мои бабушка, дедушка и еще одна бабушка находятся в Дзержинске. Это рядом с Донецком. К счастью, они говорят, что у них все уже немножечко стихло. Но бабушка рассказывала, что в 2014 году через несколько улиц от нее в балкон дома попал снаряд. Зацепило и другие квартиры. Благо никого не было дома. И то, что сейчас преподносят в российских СМИ, что наносят удары только по военным объектам, это неправда. Достаточно просто выйти из телевизора, зайти в телеграм-каналы, где люди выкладывают видеоролики [чтобы это понять].
Как бы мы ни упрашивали наших родных переехать, они отказываются. Как сейчас помню день [еще в 2014 году, когда начались первые военные столкновения в Донбассе], как я поддерживала всех дома, пыталась как-то настроить на позитивный лад, чтобы не было паники. А потом пришла к подруге и разрыдалась на четыре часа, не могла успокоиться.
Я помню, как лично уговаривала бабушек и дедушек переехать к нам, а они категорически отказывались. Естественно, это был шок для нас, даже, возможно, больше, чем сейчас.
Мне очень жаль, что наши народы начинают друг на друга ополчаться. Все друг на друга огрызаются. Несмотря на то что у нас расходятся политические взгляды, нужно объединяться.
Максим Уваров*
42 года, Красноярск
Мои родные живут в частном доме в Кривом Роге. 25 февраля рано утром у них отключили «Одноклассники», WhatsApp, связь осталась только по скайпу. Они оборудовали подвал и планируют ночевать там. В подвале не очень комфортно: сыро, холодно, но зато относительно безопасно.
24 февраля был сильный ажиотаж в магазинах, за хлебом стояли 40 минут, купили буквально последнюю булку. Народ все сметает с полок. На следующий день ситуация стала получше — видимо, первая волна прошла. С продуктами проблем нет. Тетя иногда отвечает так, будто это наш последний разговор. Говорит, «пока есть связь, держимся, потом, может, пропадет». Стресс, страх, все напуганы.
В Украине ввели обязательную воинскую повинность. Мой троюродный брат подходит по возрасту [к тому, чтобы его призвали]. Он ездил на заработки в Евросоюз, вернулся, и началась вся эта заварушка. Ну и все. Он говорит: «Я не пойду воевать, я не хочу стрелять в русских». Он считает, что мы все братья. Родные говорят: «Будем прятать его». Не хотят, чтобы он воевал со своими же братьями. Понятно, что война закончится, но жизнь у всех одна.
Я к этому [военной операции России на Украине] отношусь очень негативно. И даже не потому, что там мои родственники, а потому, что там такие же люди, как и мы. Ни в кого не должны стрелять, никого не должны убивать из-за чьих-то политических разногласий. Я думаю, что [последствия растянутся] на три поколения вперед. Потому что те молодые, кто сейчас воюет в рядах ВСУ, у них появятся дети, и они будут рассказывать, что воевали с Россией. Что какого-то его брата, свата, друга убили на этой войне.
Все обеспокоены происходящим. Мы по возможности готовы приютить родных. У нас, конечно, не лучшие условия, но лучше, чем в подвале под бомбежками. В тесноте, да не в обиде. Но пока это невозможно.
* Имя изменено по просьбе героя.
Евгения Кичко
22 года, Санкт-Петербург
Я родилась в Санкт-Петербурге. Моя мама родом из Украины, с Ворошиловградской области. Сейчас это ЛНР. Сейчас в ЛНР живут мои дядя, тетя, их сын, его ребенок, беременная жена. Очень много наших дальних родственников — двоюродных, троюродных, братья, сестры, дяди, тети. В Одессе живет пара моих друзей, несколько приятелей в Киеве.
24 февраля с 8 утра до 11 ночи у меня была какая-то бесконечная паническая атака. Я написала своим друзьям, с которыми постоянно поддерживаю связь, и родным в Украине. Все время была на телефоне, поехала на работу, чтобы как-то занять себя рутиной. Но мы сидели в офисе и мониторили новости. Это просто невозможно.
С близкими удается поддерживать связь. Единственное, что странно, ребята из Одессы, они брат и сестра, не могут выйти на связь со своими мамой и бабушкой, которые живут в Мариуполе. Это очень сильно нагоняет страх и панику, надеюсь, все скоро наладится. Трудности со связью возникают, только когда происходят обстрелы, потому что идут помехи. В какой-то момент мне позвонил друг из Одессы и в прямом эфире по фейстайму показывал, что у них происходит, но связь оборвалась.
Те, кто в Киеве, пытались сбежать из города. Но они остались посередине дороги и приняли решение вернуться. Сейчас они все находятся на подземном паркинге, я так понимаю, до сих пор там.
Моя семья в ЛНР и никуда не хочет уезжать. Мы им предлагали убежище в России еще 21 февраля, когда все только-только начиналось, когда были первые намеки на весь этот ужас. Хотя никто, наверное, не подозревал, насколько далеко все зайдет. Они отказались. Брат из-за возраста — военнообязанный [и не может выехать]. А бросать друг друга они не хотят. У них политика такая: где родился, там и пригодился.
Еще проблема в том, что моя семья разделилась ровно на два лагеря. Моя мама с отчимом поддерживают все то, что происходит. Мама работает в органах. Я понимаю, что из-за пропаганды, из-за промывки мозгов, из-за переживаний за своего родного брата она очень сильно гипертрофирует [ситуацию] и считает, что мы спасаем людей в Украине, что «мы спасаем наших». Я не представляю, какое количество сил мне нужно вкладывать, чтобы хоть как-то переубедить их. У меня не выходит.
Многие говорят, что им стыдно [за войну]. Мне не стыдно, потому что я всегда выходила против этого режима, старалась помогать благотворительным организациям, сама волонтерила очень часто. Я подписываю петиции, выставляю в инстаграме огромное количество информации. Мы делаем достаточно, просто это бесполезно. И когда те же самые медийные личности, как Ваня Дорн, Монатик, просят нас выходить на улицу, мы выходим. Я выходила. И к чему это привело? Ни к чему. Я выйду завтра. Но я понимаю, что меня не услышат.
Люди не должны умирать, это недопустимо. Я надеюсь, что это закончится в ближайшее время. Черт с ним, с этим интернетом, инстаграмом. Меня пугает смерть, естественно, и моя смерть. Для чего мы так стараемся, что-то создаем каждый день?
Алена Хныкина
25 лет, Сургут
В Украине я прожила почти всю свою жизнь, 23 года. Только два с половиной года назад я бросила все и уехала жить в Россию, строить свою жизнь. В Украине вся моя семья: мама, сестрички, племянники, дяди, тети, друзей много, одноклассники, однокурсники.
Моя семья находится в Днепропетровской области, Никополь. В самом городе взрывов нет, но есть в поселке Марганец (за 20 километров). В Никополе сейчас военное положение, комендантский час, ажиотаж. Моя семья собралась вместе в одном доме, во дворе у них есть большой подвал. Перенесли туда все самое необходимое и при звуке сирены бегут туда.
Мы созваниваемся каждый час. У них обещали отключить воду, электричество, газ. Но пока все работает, слава богу. Я очень переживаю за свою семью и хочу помочь им, забрать к себе, но не знаю как. Из-за военного положения закрыты все границы. Писала в разные группы, звонила в миграционные службы, Красный Крест, говорила о своей проблеме. Но на сегодняшний день вывезти их нельзя.
Варвара Климовская
34 года, Красноярск
Моя двоюродная сестра живет в Харькове с семьей, у них маленький ребенок. 24 февраля я узнала, что они поехали за город и прячутся там в погребе. Связь пропадает, воды у них нет. Хлеб стоит 105 гривен вместо 15, как раньше. Они в шоке, мы тоже. Я до последнего не верила, что будут военные действия.
Она скидывала скриншоты, как снаряды прилетают в разные дома. Я, честно говоря, пребываю в каком-то ужасе, не знаю, как такое может быть и зачем это было сделано. Восемь лет он [Владимир Путин] сидел, чего-то ждал и тут пошел с танками. А на кого пошел-то? На обычных людей. На таких, как мы с вами, которых сотни тысяч. Я просто ставлю себя на их место. У меня тоже маленький ребенок. Это же действительно как в 41-м.
Остальная родня у нас в Донбассе. Но беженцами в Россию они точно не собираются.
Конечно, страшно за свое будущее, за будущее своего ребенка. В какой стране мы живем, в какое непонятное время. Я просто не понимаю смысла этого всего. Показать свою мощь и силу? Ну так и мы можем пострадать. Мы же ни в чем не виноваты, нас не спросили. Президент об этом не думает, к сожалению.
В подготовке материала оказал помощь комитет «Гражданское содействие», Некоммерческая организация включена в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента который помогает беженцам и мигрантам.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам