Корреспондент ТД поговорил с ликвидатором аварии в Чернобыле о том, как шахтеров из России везли в радиоактивную зону, и как они выживают в последние 30 лет
«Начальство собрало нас после смены и сообщило: “Ребятки, завтра вы едете в командировку”. И тут же денежки командировочные выдали. Вместе с начальством на всякий случай пришел военком и сказал: “А кто не захочет в командировку на две недели добровольно, тот поедет туда же, но на полгода военных сборов”. Про Чернобыль и радиацию, конечно, никто ничего не знал. Так мы стали героями ликвидации Чернобыля, — рассказывает Владимир Мнушко. Летом 1986 года он попал в одну из первых групп шахтеров, отправленных на ликвидацию чернобыльской катастрофы из РСФСР. Прежде в Чернобыле справлялись силами шахтеров из Украины».
Из Узловского района Тульской области вместе с Мнушко отправились 102 человека. До 2016 года дожили только только 44.
«Да не сказать, что у нас какой-то большой мор. Ну, умираем потихоньку, да. В один год семь человек умирает, в другой — один-два. Большого мора нет. Правда, уже двух председателей схоронили… А туда-то ехали весело. Боялись ли? Ха! Куда там. Я от жены и двух детей уехал. Мне тридцать лет было — смотался от детей, от жены на Украину летом. Думал, попьем там винца с друзьями!» — Мнушко улыбается, будто припоминает какую-то проверенную временем забавную историю.
За день до этого Мнушко приходил на встречу со школьниками, чтобы рассказать им о Чернобыле. Но тогда у него будто ком в горле застрял, и на глазах выступили слезы. Он две минуты постоял перед детьми, не своим голосом выдавил: «Ребята, я вам сказать ничего не могу»… Школьники захлопали в ладоши. На этом встреча с ними закончилась.
Но сейчас Мнушко находится среди других ликвидаторов — на организационном собрании накануне годовщины Чернобыля. Его товарищи энергично матерятся и подтрунивают друг над другом. В такой обстановке ветерану говорить легко и приятно — даже о печальных событиях 86 года.
В Чернобыле он работал две недели. Каждые сутки — две смены по три часа, на коленях при 60 градусах жары, рядом с четвертым реактором АЭС.
«На работы мы выходили, как доктора наук: белые костюмы, кепки, марлевые повязки, мы набрали с собой противогазов, респираторов, сапоги, похожие на кеды, — только длинные, как сапоги. Никаких специальных средств защиты от радиации. А так как наши смены были ночными, то специальных инспекторов не было, они днем ходили. Мы и раздевались, иначе сварились бы там или задохнулись. Как выходили из шахты — задохнешься насмерть — по литру с каждого сапога пота было.
Работалось еще нормально, хотя как трудно было — мама родная! Там проблем со здоровьем не было. А как домой приехали — вот тут-то и началось. Здесь радиация стала давать о себе знать. Я с постели не мог встать. Просто — брык — и падал ни с того ни с сего. Как только приехали домой, меня и еще троих сразу госпитализировали. Эти трое уже покойники.
Сашку Кузнецова сразу отправили в Обнинск на обследование. Я не поехал: меня обкололи, и вроде получше себя стал чувствовать. А Сашка меня уговаривал так по-житейски: «Да че ты! Поехали со мной. На больничном винцо попьем пару недель». Его в Обнинске еще раз облучили. Лазерными лучами хотели что-то в щитовидке погасить. И погасили. Первым из нас ушел.
Владимир был шахтером ликвидатором в Чернобыльской зоне во время аварии на ЧАЭС 1986 года. Он вышел на работу, и ему сказали, что он едет в командировкуФото: Артур Бондарь для ТД
Сначала обиды никакой за ту командировку не было. Обида была совсем за другое. Наша бригада показала самые высокие показатели в те две недели, а грамоты и награды социалистического соревнования прошли мимо… Это потом уже понял, насколько все серьезно, как начались проблемы с женой. Вот это да — съездил, так съездил. Тебе 30 лет, а ты по мужским делам не способен. У дедов запросто, а ты никак. Хорошо, что к тому моменту дети уже были… А я же до того в футбол играл, на ринге бил лицо. И мне били. А тут все. Хотя, может, только это и спасло, что спортом занимался, иначе уже с другими бы рядом лежал. Помогло, что раньше спортсменом был, а теперь — в церковь хожу. И не пью почти. А здесь многие спились, от этого ушли. Особенно, когда пошел слух, что водка помогает от радиации.
У меня друг Колька какой здоровенный парень, деревенский крепыш. Вина никогда не пил. Когда мы выпивали — он только по стаканам разливал, а сам ни-ни. А потом разговор такой пошел: «Ребята, водка выводит радиацию!» И Колька как, давай, 100 граммов для аппетиту, после аппетита. И пошло-поехало. Уже когда не мог ни ходить, ни говорить, пищу принимал через трубочку — по ней же пил водку и лимонадом запивал.
Сейчас у нас хорошие пенсии — в районе 100 тысяч. Но уже две трети ликвидаторов в России погибли, нам со временем, можно сказать, их деньги прибавились. А когда еще была советская власть… Боже упаси, че попроси. Всем отвечали: ну вы же добровольцы! А как на Великой Отечественной погибали, но терпели. Вот и вы терпите! А то, что герой ходить не мог, спотыкался на ровном месте и падал, на это не обращали внимания.
Но и сейчас бывает странное отношение. Я как-то лежал в терапии после операции. А рядом лежит парень, его дважды резали. Он не чернобылец, но живет в зоне чернобыльского поражения в России. Возможно, тоже здесь излучение схватил. Врач мне сказала: «А чем отличаешься ты от него? Он тоже пострадал, правда, тут, а не там, его уже дважды резали. А привилегированное положение и большая пенсия — у тебя». Я лежу и даже не знаю, что ответить. Обидно, а что скажешь? Больно было такое слышать — но ничего же не скажешь. А ведь это врач так говорит — человек образованный. Что тогда остальной народ думает? Что мы скатались на две недельки, а теперь всё живем-живем-живем, да все в почете.
Как здоровье? Да какое тут здоровье. Таблетки-таблетки-таблетки. Когда обращаюсь к врачам, они уже не знают, что делать со мной. Хотя за нами область ведет контроль. Каждый год ездим в Тулу на областной контроль. В Москве лечились в институте. Нас лечат бесплатно, ну разве что за анализы надо заплатить. И врачи хорошие.
Правда, смешно бывает. Мне когда-то почку удалили. А потом комиссия в Туле проверяет. Доктор важный такой, шарит там что-то с УЗИ и диктует лаборанту:
— Записывай! Левая почка — 100 миллиметров. Правая почка — тоже 110!
Просит меня перевернуться. Я переворачиваюсь:
— Доктор, а у меня-то почки правой нету. Что вы мне намерили? Выросла, что ли?
Он разозлился да как начал:
— И что ты мне сразу не сказал?!
Хотя, конечно, люди они там, наверное, хорошие. Грех жаловаться».
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
