Фото: Алина Десятниченко для ТД

Художник Неумывакин — легенда Волгодонска. Он нарисовал больше восьми тысяч портретов горожан, оформил множество домов, получал высокие награды и устраивал выставки. Но однажды у Александра Леонтьевича пропала дочь, и жизнь его словно порвалась на две половины

Кинотеатр «Комсомолец»: приколист, придурок, ходунок

Я стояла у кинотеатра и ждала, когда в трубке прервутся гудки. Но они шли и шли, Неумывакин отвечать не торопился. Хотя еще несколько минут назад кричал в телефон, что будет на остановке. Как его теперь узнать?

Нашла в сети фотопортрет художника и сверяла с ним всех встречных мужчин. Одного приняла за Неумывакина. Но ошиблась.

«И без портрета его найдете, он — чудик. Один такой на весь Волгодонск, не пропустите».

Но я все ходила по кругу, пока не выхватила из толпы высокого седого мужчину. Он был весь в белом, на груди слоеный, словно торт, галстук. На пришитой к рубашке черной плашке незнакомый орден. Под мышкой мужчина держал огромную красную папку с крупной надписью: «Все хуху на йху»

«Это тайный код счастья! — объяснил Неумывакин, когда мы поздоровались. — Произносить его надо утром. И тогда весь день пройдет хорошо! — Александр Леонтьевич захохотал. — Я, дочка, приколист, придурок и ходунок. Не пугайся. Пойдем-ка, я тебе свой Волгодонск покажу? Мой, личный».

Проспект Курчатова: князь из грязи

Неумывакин проходит по три десятка километров в день. Утром тщательно выбирает наряд. Если нет соответствующего настроению, сооружает: может птицу на рубашке нарисовать или галстук нанести двумя росчерками кисти — вырежет, прикрепит, приклеит. Так он ходит последние лет двадцать, до этого выглядел как все. И считался в некотором смысле респектабельным. Часто бывал в Москве, дружил с космонавтами и людьми искусства. Неумывакина в те времена называли последователем Андрея Рублева и Рембрандта. Потом — Кандинского и Хуана Миро. Сегодня о нем уже больше говорят как о городском сумасшедшем. А я вижу хорошую человеческую породу — тонкие руки, ровная спина и легкая, танцующая походка.

— Вы похожи на старого князя из Льва Толстого, — замечаю на пешеходном переходе, когда Неумывакин плывет впереди.

— А я и есть князь, дочка. Но князь из грязи, — похохатывает Неумывакин. — Меня в детстве из-за фамилии звали Мойдодыркиным. Хорошая фамилия, досталась от папы. Круто, да? А рос я в идеальных для души условиях — в полной нищете. Родился в 1943 году. Нас в семье семеро детей было. Еще в 30-х, во время голодомора, родители из Сибири перебрались в Дагестан, на южный берег Терека — там рыба и дичь. Отец на все руки мастер, но еды все равно не хватало, мы с мамой просили милостыню. И я не чувствовал себя от этого униженным, наоборот — видел много интересного вокруг. Мне тогда казалось, что весь мир — это наш аул.

Александр Леонтьевич разговаривает с воробьем
Фото: Алина Десятниченко для ТД

Помню, однажды приехала машина. Я был поражен! Эта мощь дикого зверя, запах бензина и раскаленного железа. Что-то инопланетное. Так вот, каждый человек для меня, как та машина — я ему удивляюсь. Потому что за спиной одного человека стоят тысячи его предков. А в каждом из нас память мира. Русские и папуасы, чеченцы и евреи — мы все братья. Мы все потомки великих людей. Вот и я — князь. И ты — княгиня. Я бы тебя написал, но надо материалы, надо подготовиться…

— Говорят, вы написали тысячи портретов горожан. Причем портретов дорогих — холст, масло. На аукционах они стоили бы хороших денег, но вы все раздарили.

— Раздарил! И людям, и странам. Несколько сотен моих картин уехали в Чечню. Их министр культуры попросил художников поспособствовать духовному возрождению республики. Я отдал. За это мне вручили медаль, стал там уважаемым человеком, — художник показывает орден на груди. — Я дарю свои картины, потому что они мне не принадлежат. Они от Бога. Родились и ушли в мир. Разве я имею право торговать великой благодатью? Нет, это уже не мое.

Под каблуками Неумывакина хрустит гравий. Александр Леонтьевич рассказывает, что живет на 11 тысяч рублей в месяц и 4300 ему платят за «почетного гражданина». Это звание он получил в 1983 году за заслуги перед городом. Но с тех пор много воды утекло. Очень много.

Парк культуры «Молодежный»: детство и письма в лагеря

Идти с Александром Леонтьевичем — как смотреть экспериментальный уличный спектакль. В действие постоянно вливаются какие-то новые персонажи — останавливаются люди, ластятся собаки.

— Вы давно знаете Александра Леонтьевича? — обратилась я к маме, пока герой развлекал малышню.

— Давно. Он к нам в школу приходил, рисовал целый класс, потом выставку подарил. Очень хороший человек и раньше рисовал очень красиво, понятно. Но как дочку убили, так он того… Изменился очень, картины странные пошли, и сам он… — женщина покраснела, будто сболтнула лишнее.

Александр Леонтьевич совершает ежедневный променад по городу
Фото: Алина Десятниченко для ТД

— А что с дочкой произошло?

— Говорят, издевались над ней, потом убили. Страшная была история. Несколько дней его не видели в городе, а потом стали видеть постоянно. Он как будто выхаживает свою боль и постоянно всех затрагивает. Боится что ли остаться один на один с собой? Или просто двинулся?

Неумывакин вернулся от малышни и подхватил меня под руку: надо было опять куда-то идти. Я пригласила его в кафе, он покраснел и отказался.

— Свой желудок я приучил есть раз в день, а то еще разбалуется! И ресторанную еду не люблю. Покупаю самые дешевые пельмени, крупу, картошку и лук. На питание у меня уходит 50 рублей в сутки. Все посчитано и никакого гастрита. Круто, да? — он опять смеется.

— Ну, тогда рассказывайте, как вы оказались в Волгодонске?

— После школы я провалил экзамены в архитектурный институт и поехал на Волго-Балтийский канал… Два года в тайге были замечательными! Я работал на тракторе, высоковольтником, слесарем. А в выходные набивал карманы хлебом и шел в лес. Ничего не боялся. Медведей и волков встречал, по топким болотам шел. Мне потом мужики говорили: «Дурак, оттуда столько людей не вернулось!» Но меня пронесло. Однажды нашел заброшенный лагерь, где жили ленинградцы — зэки из элиты, научные работники, музыканты, писатели, которых отправили валить лес. При Хрущеве вышел закон об амнистии политзаключенных — они уехали и бросили в бараках свои вещи. Среди них были письма.

Александр Леонтьевич гуляет по городу
Фото: Алина Десятниченко для ТД

И вот я, вчерашний школьник, сижу в пустом бараке и читаю: «Ванечка, я буду ждать тебя всю жизнь. Ты только не сдавайся!..» Сашенька, Игорь, Николай Иванович. Имена вставали, как призраки. И это, я скажу тебе, дочка, такая боль! Видеть этих измученных людей своими глазами. От нас же все скрывали, а тут вот оно — живое, дышит и болит… Хотел забрать эти письма, а потом подумал, что не надо. Не зря их оставили. Не нужны они в этой жизни.

— А что нужно?

— Радоваться надо всему. Даже когда тебе плохо. Чем больше испытаний выпадает, тем тебе лучше — тем чище будет твоя душа. Но я отвлекся.

Улица Гагарина: первые выставки и Женя

— Художником стал случайно. Попал на флот, и там мне поручили рисовать плакаты. Хорошо у меня получалось, потом начал рисовать людей. И они тоже удачно выходили — меня заметил руководитель художественного кружка в матросском клубе: «У вас, Неумывакин, талант! Бросайте все, рисуйте и ходите в галереи, учитесь у великих художников». И как меня затянуло в это искусство, дочка! Отпуск провел в Эрмитаже. Рисовал всех — знакомых, друзей, сослуживцев, начальство армейское. Выставку сделали одну, другую. «Красная звезда» написала про меня очерк, картины мои напечатали: «Самобытный художник из народа, талант». Меня начали узнавать, пошел вверх потихоньку. Подружился с космонавтом Севастьяновым — у него дома собиралась вся тогдашняя элита. Со всеми я дружил, писал портреты. Был очень популярным.

— В Москве почему не остались?

Александр Леонтьевич видит не тот город, что все мы
Фото: Алина Десятниченко для ТД

— А зачем? Я и в Сочи-то не остался, хотя была возможность. Хотя там много красивого сделал — бары, гостиницы, санатории оформлял и людей писал. Я тогда реалистом был. Но говорили, что у меня есть своя манера. В художественное я, кстати, так и не пошел, писал, как сердце подсказывало. Ну вот, в Сочи мои работы увидел начальник управления строительства из Волгодонска — и позвал сюда главным художником. Я спросил у жены: «Поедем?» Она согласилась, а потом плакала. Работать в Волгодонске тогда было круто — тут же Волго-Донской канал, атомная станция, люди ехали отовсюду. А приехали — грязи по колено, дождь сечет и вечная стройка вокруг. Конечно, она пожалела. А я нет. Мне подарили целый город. Не спал сутками. Аптеки, магазины, столовые, загс. Травление по дюралю, резьба по дереву, мозаика, живопись. В мастерской запах ацетона круглые сутки — как только не сдох? О деньгах не думал — меня захватывала идея. С детьми я много работал, учил их рисовать, беседовал. Родители же все время на стройках и работах — куда им деваться? Они ко мне. Сотни портретов сделал. Потом 90-е. Натура начала уходить — разбазарили все, затянули сайдингом, кафе, которое я делал, лучшее по оформлению во всей Европе — писали так газеты —разрушили. Ничего больше нет… Но это для вас. А я-то помню и вижу так, как было раньше.

Художник в парке
Фото: Алина Десятниченко для ТД

К Неумывакину подбежала кошка, потерлась о ногу, я обратила внимание, что штаны у Александра Леонтьевича с клиньями. Раздобыл он их в секонд-хенде за 100 рублей, а клинья вшил сам — красиво. Рубашка тоже из секонда, белоснежные туфли — на рынке годами их никто не брал — почетному гражданину города отдали за 300 рублей.

— Александр Леонтьевич, я должна спросить вас о старшей дочери…

— Женечка? Ее убили в сентябре 1993-го. Она молоденькая была, 23 года всего. Гулять пошла вечером. Что дома перед телевизором сидеть? Мы ждали, а ее нет и нет. Я искал, жена искала, милиция. Милиционеры мне тогда говорят: «Ты человек известный, дай нам десять тысяч долларов, мы тебе ее за сутки вернем». Но денег таких у меня никогда не было. Охотники нашли Женечку через два месяца. Холодно было в тот год — ужас! На рисовых чеках (заливных полях для выращивания риса) она лежала. Собаки привели… Хоронили ее в закрытом гробу.

Когда мне пять лет было, случился в ауле падеж скота. И возле нашей хаты лежала лошадь. Еще живая, но встать она уже не могла. На ее голове ворона сидела и клевала еще живые глаза. Я хотел выбежать и спасти лошадь, но не смог почему-то. Не знаю, почему. Женечка для меня и сегодня живая. Я ее чувствую. Иногда гуляем с ней вместе, как тогда, в Сочи, — она маленькая была, ладошка в ладошке — и обо всем разговариваем, самое счастливое время. Она тоже ходунок. И добрая, всегда мне помогает. Людей хороших посылает, а бывает, и денежку пошлет или за портрет кто-то заплатит. Круто, да? — Неумывакин улыбается и ждет от меня подтверждения, что Женечка жива и это круто.

— Иногда, когда вы смеетесь, мне кажется, что вы плачете.

«Если я не буду смеяться, сердце лопнет», — говорит Неумывакин
Фото: Алина Десятниченко для ТД

Александр Леонтьевич остановился. Помолчал и вдруг опять улыбнулся:

— У меня в душе, дочка, открытая рана. Если я не буду смеяться, сердце лопнет. Города моего почти не осталось, дочери нет, люди видят только себя, политики думают о войнах. Как мне с этим жить?

Мы остановились у ресторанчика. Неумывакин светло посмотрел мне в глаза и сказал, что кофе точно пить не будет. И угостить меня не может — у него нет ни копейки. Я напомнила, что пригласила художника сама. Тогда он ответил, что вот еще одно подтверждение Женечкиной заботы — он давно мечтал выпить хорошего зернового кофе. И мы зашли в ресторан.

Проспект Строителей: блеск и нищета

Когда принесли чашки, Александр Леонтьевич уже вовсю читал свои стихи. Официантки терпеливо улыбались, парни за соседним столиком прислушивались, но быстро потеряли интерес: опять чудит старик-Неумывакин.

— У вас же была выставка в Париже? — втискиваю я вопрос между стихами. — Вас заметил какой-то известный коллекционер?

— Да, сами нашли и пригласили. А я не отказался — хотел мир посмотреть. В 2001 году прошла выставка. Я жил в предместье Парижа, в замке французского миллионера и коллекционера Жака Бензария. За это время написал еще 60 картин и 150 графических работ сделал. Все они остались там. Потом в Германии была выставка и в Канаде.

Александр Леонтьевич гуляет по городу
Фото: Алина Десятниченко для ТД

Но на чужой земле я устал и вернулся. Тут мне спокойно. Тут все мое. Дочка младшая в Ростове живет, приезжает иногда. А я с пенсии откладываю для нее по пять тысяч — три на дорогу, а две на ресторан. У нее тоже жизнь непростая, а мне хочется ее порадовать. Но сам я рестораны не люблю. Мне только очень простая еда подходит, — Неумывакин слегка краснеет и отгораживается от меня чашкой.

— Но у вас же звания, регалии какие-то, я читала, гонорары вам в Чечне приличные выплатили.

На закате
Фото: Алина Десятниченко для ТД

— Это есть. Но картины подарил, гонорары разошлись. Я ведь уже и не рисую почти. Когда платят хорошие деньги, дочке младшей отдаю, жене. Их все жалеют, что я у них такой. И я жалею. Когда познакомились с женой, сразу спросил: «Ты точно готова быть рядом с голодным художником?» Она говорит: «Готова». Может, и пожалела сто раз, а что изменишь?

— Есть в вашей жизни то, что вы не можете простить? На что обижаетесь? — спросила, когда мы уже вышли на чернильную улицу. Город съедала ночь.

— Нет. Я отринул от себя все, что может тревожить душу. В юморе моя сила. В нищете — защита. Это моя формула счастья. Мне в этом мире ничего не нужно. У меня все есть. Круто, да?

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции
Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

В тишине засыпающего Волгодонска голос Неумывакина казался нарочито громким. Окрестные дома выглядели неровными, а коты в фонарном свете казались вызывающе большими и серыми, как индийские слоны. Я вдруг поняла, что вижу не только реальный Волгодонск, но и город Неумывакина. В правой его части — вполне узнаваемые лица рабочих и портреты детей. А в левой — человекоподобные коты, говорящие воробьи и зияющее алое пятно в центре. Это пятно — портрет Жени. Она давно уже личный ангел Неумывакина. Он говорит, что ему с Женей очень повезло. Гораздо больше, чем всем нам вместе взятым.

Редактор — Инна Кравченко

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Читайте также
Всего собрано
2 443 396 907
Текст
0 из 0

Александр Леонтьевич совершает ежедневный променад по городу.

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Александр Леонтьевич разговаривает с воробьем

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Александр Леонтьевич совершает ежедневный променад по городу

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Александр Леонтьевич гуляет по городу

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Александр Леонтьевич видит не тот город, что все мы

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Художник в парке

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

"Если я не буду смеяться, сердце лопнет", — говорит Неумывакин

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Александр Леонтьевич гуляет по городу

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

На закате

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0

Работы Александра Леонтьевича, подаренные редакции "Таких дел"

Фото: Алина Десятниченко для ТД
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: