Секс, ложь и коляска

До недавнего времени наше общество предпочитало не замечать людей с инвалидностью. Сейчас на улицах появились пандусы, а в массовом сознании игнорирование сменилось жалостью. Но до нормального отношения еще далеко. Пожалуй, лучше всего это видно, когда дело доходит до вопросов инвалидности и секса. 

Мы поговорили с пятью людьми, которые от первого лица рассказали, каково иметь физические ограничения и при этом хотеть секса и заниматься им. И что приходится ради этого преодолевать (спойлер: основная преграда вовсе не инвалидность).

«Теперь я знаю, что достойна шикарного секса»

Надежда Титаренко, 29 лет, блогерка, фем-активистка и иллюстраторка

Я живу в Смоленске с мужем и моей мамой у наших бабушек. Они на инвалидности, и за ними необходим постоянный уход, поэтому мы все живем здесь. У нас всегда весело и уютно.

Я люблю блестки, косметику,  делать классный маникюр, фотографии и снимать видео, кошек, старый джаз и lo-fi, компьютерные игры, атмосферные книги, хорошие фильмы и сериалы, свежий воздух, осень, конфеты, вкусный кофе с молоком и лимоном, делать добро и исполнять мечты, творить своими руками волшебство, Финляндию, Питер. Еще люблю, когда близкие здоровы и счастливы.

Я веду свой канал на YouTube, который завела в 2008 году. Начинала я с бьюти-тем, так как обожаю сферу красоты и косметику, но сейчас уже снимаю более серьезные ролики.

У меня СМА, спинально-мышечная атрофия 3 типа. Это когда постепенно в твоем теле атрофируются все мышцы, и все это сопровождается сильным сколиозом. Это генетическое заболевание, оно не лечится. Уже сейчас я очень многого не могу сама. Но у меня рабочие кисти рук, хоть и слабые, и я сама делаю себе макияж, ем, рисую, занимаюсь скрапбукингом, делаю шеллак, печатаю статьи.

Впервые я мастурбировала, когда мне было лет восемь, как сейчас помню. Первый оргазм был очень пугающим, похожим на взрыв атомной бомбы с блестками. У меня тряслись руки и бешено колотилось сердце, было хорошо и страшно одновременно. Мне казалось, что я умру. Через какое-то время самоудовлетворение наскучило, оно стало лишь таблеткой от накопившегося стресса и с возрастом заставляло меня чувствовать вину за содеянное. Но ни один вид секса не приносил мне такого удовольствия, как мастурбация. Только в эти минуты я чувствовала себя безопасно и приятно. Технически это не было сложно, кисти рук у меня рабочие, то есть проблем не возникало.

Мой первый секс был в 16 лет и он был ужасен (а впоследствии этот же человек через три года отношений изнасиловал меня). Когда мы начали отношения, мне было 15, он был моим самым близким другом, которого я воспринимала только как «бро», но как-то так вышло, что однажды все изменилось. Он, кстати, был полностью здоров. Где-то год мы активно практиковали петтинг, в основном через одежду, потому что я боялась переходить к чему-то большему.

Он всячески меня уговаривал на секс с проникновением и, когда не доходило до этого, то он потом злился и обижался. Я чувствовала себя незащищенной, виноватой, слабой и неуверенной. Постоянно испытывала чувство вины, что из-за меня у нас нет интимной жизни, что я «мучаю» его и что я плохая девушка, раз «не даю» своему парню. Рассказы о том, как его друзья ведут активную половую жизнь и что умеют их девочки, я слушала с отвращением и покрывалась комплексами и еще большей неуверенностью в себе.

Одной из самых сокровенных близостей в отношениях я считаю минет. У меня было убеждение, что его можно делать только мужчине, который будет с тобой на всю жизнь, иначе это стыд и позор, да и вообще не каждый такого достоин. Так как мой парень обещал мне золотые горы, а все родные нас уже давно поженили, то я подумала, что можно начать с минета. 

 У меня было очень много вопросов по поводу этого процесса: Не задохнусь ли я? (Из-за СМА у меня до конца не открывается челюсть). А если меня стошнит? Как долго нужно делать? Что если мне будет неудобно или не хватит сил, и я упаду?

Ответить на эти вопросы было некому, я была у себя одна, и отговорить меня от этой глупости тоже было некому. Холодной зимней ночью все произошло. Помню как сейчас, я надела красивый кружевной пеньюар голубого цвета, сделала себе макияж, и, когда все легли спать, мы закрылись у себя в комнате, и я сказала ему: «Раздевайся. Снимай трусы, сейчас будет шоу».

Шоу действительно было, но не для меня. Играла музыка, я приготовила салфетки и попросила накрыть меня пледом, потому что очень стеснялась и плед хоть как-то помогал мне создать безопасную обстановку, но он хотел смотреть на процесс. Объясняться и отстаивать свои права я тогда еще не умела, поэтому плед был только на моих ногах.

Я очень долго не решалась это сделать. Мне было страшно и неприятно. Оттягивала время как могла. В тот момент у меня еще произошел приступ паники, и я вообще была в ступоре, отшучивалась тем, что мне нравится процесс и я его просто дразню, чтобы еще больше завести. Он поверил, посмеялся и правда возбудился.

Через какое-то время он снова начал возбуждаться и уже уговаривать меня на секс с пенетрацией. Я отказывалась, но его уговоры были сильнее, и с мыслью «лучше сейчас и закончить с этим, чем откладывать на потом» я согласилась. Естественно, никакой смазки у меня не было, он попытался пару минут поделать куннилингус и после этого, надев презерватив, стал входить в меня. Это было ужасно. Я испытывала страшную боль, которая все внутри меня сжимала, и из-за этого он не мог войти. Вообще. Моя вагина будто поставила невидимую стенку и прямо намекала, что «этот парень не наш, пора от него валить».

Сейчас я понимаю, что это был психологический блок, а тогда мне казалось, что со мной что-то не то или что я фригидная. Конечно же, он начался злиться и не понимал, что происходит, что я «не такая» и мне нужно быть проще. К тому же я еще расплакалась от боли и просила его перестать, когда совсем был предел, от этого он еще сильнее разозлился, собрал вещи и ушел посреди ночи домой.

Второй мой партнер оказался любителем жесткого секса, и с ним мы испробовали многое, например, и BDSM практики. Я терпела боль, взамен получая удовольствие, но психологически это меня ломало. Я понимала, что так нельзя, что себя нужно любить, уважать и чтобы партнер также уважал мои потребности, особенности и понимал систему согласия. Что если я говорю нет, значит пора прекратить, значит мне не нравится или мне может быть неприятно.

Эксперименты экспериментами, но когда-то это должно было закончиться. Встретив своего мужа, я обрела себя, обрела счастье и гармонию с собой. Только с ним я впервые узнала, что меня можно удовлетворить, потому что с другими партнерами я постоянно испытывала «голод» и грызла себя за то, что со мной что-то не так. Я узнала, что есть определенные пределы и я могу вырубиться после секса. Что я люблю нежно и много смазки. Что в постели с партнером все физические ограничения и особенности растворяются. Что партнер может и должен помогать во всем: поправить ноги, снять одежду, помыться, поправить волосы, лечь удобно, и все без лишних слов и объяснений. Чтобы я чувствовала свое полное участие в процессе и чтобы знала, что я достойна шикарного секса.

Я не всегда знала, что в нашем обществе секс с инвалидом считается извращением или как минимум жалостью. Я росла, как и все обычные здоровые девочки, у меня не было мысли, что со мной что-то не так, моя мама никогда не давала мне усомниться в этом, она растила меня наравне со всеми, я и знать не знала, что значит слово «инвалид». Я понимала, что я чем-то отличаюсь, но вопросов не возникало: мне давали все, чтобы я чувствовала себя полноценной.

С хейтом я столкнулась уже в интернет-пространстве, ведь это совсем другой мир, где полно открытой ненависти. Все кому не лень брызжут желчью, поливают тебя грязью, пытаются как можно сильнее забросать тебя дерьмом. Вот отсюда я и поняла, что людей с инвалидностью из общества выковыривают, так как мы «не такие» и не имеем права на полноценную жизнь, а уж тем более на продолжение рода. Сейчас я делаю все, чтобы это отношение в обществе изменить.

 «Член — это практически единственное, что в моем теле работает»

Иван (имя изменено), 26 лет, IT-аналитик

У меня миодистрофия Дюшенна — это когда с возрастом ослабевают, а потом перестают работать все мышцы, сначала ноги-руки, а потом легкие и сердце. Диагноз мне поставили в четыре года, но до пятого класса я сам ходил в школу, а с шестого ноги перестали работать. Я пересел в коляску и перевелся на домашнее обучение. С тех пор я не хожу, а сейчас не могу шевелить практически ничем.

Родители никогда не говорили со мной про секс, и я все узнавал из интернета. В 14 лет мог посмотреть с пацанами порно для прикола, годам к шестнадцати начал ощущать потребность в мастурбации. Тогда руки у меня еще работали, и я втайне от родителей смотрел порно и мастурбировал. Не каждый день, может, раз в месяц. И вплоть до 25 лет у меня не было никакого другого сексуального опыта.

У меня были мысли, что у меня никогда не будет нормального секса и девушки, кто на меня посмотрит. Но мне очень хотелось попробовать. В какой-то момент, полтора года назад, я созрел заказать проститутку. Мы с другом нашли сайты в интернете и уже начали обзванивать. Искал тех, у кого в домах были пандусы. Кто-то, узнавая про мою инвалидность, сразу отказывался, кому-то было все равно. Но до дела не успело дойти, потому что у меня появилась девушка.

С Катей я познакомился прошлым летом в интернете, начали общаться, завязались отношения. Она здорова. Мы много переписывались и перезванивались. У нас даже был секс по телефону — я говорил, а она мастурбировала. Она из другого города, поэтому мы развиртуализировались только в октябре, когда она смогла приехать в Москву. Тогда, в 25 лет, я в первый раз поцеловался. На второй день приезда она сделала мне hand job, а потом минет. Это было великолепно. Просто взрыв эмоций.

Я живу с отцом и с мачехой, которая против наших отношений. Она не раз говорила Кате, чтобы она оставила меня и что секс нам не нужен и вреден мне — мало ли, она мне что-то повредит или сломает. Но Катя молодец и не обращает внимания на эти слова. Родители уже решили, что я должен доживать свои дни вместе с ними и быть полностью от них зависим, что раз уж я «овощ», то никакой секс и отношения мне и подавно не нужны. Им так проще и понятнее.

Большинство родителей, к сожалению, думают так же. Ребенок с инвалидностью — это их собственность. Но такая гиперопека мешает, душит, не дает жить. При этом родители не виноваты, они такие же заложники этой ситуации. Большинство моих друзей с особенностями завидуют моей относительной самостоятельности, потому что заперты в четырех стенах с родителями и не только о сексе не могут мечтать, но даже о каком-то своем личном пространстве. Это все очень грустно.

В общем, Катя уехала назад домой, а потом она приехала второй раз, потом третий, но дальше этих hand job и минета у нас не заходило, то есть секс был в одни ворота. По понятным причинам. Но я, конечно, тоже хотел что-то сделать, как-то доставить ей удовольствие. Но с этим связана масса технических проблем. Как-то мы лежали в кровати, и она пыталась забраться на меня сверху, но это было жутко неудобно — мягкий матрас прогибался вместе со мной, мне было больно, и ничего не вышло.

Чтобы вы понимали — у меня мышцы не работают практически совсем, и я не двигаюсь сам. Но с эрекцией все нормально, она достигается не за счет мышц, а за счет притока крови. Так что член — это практически единственное, что в моем теле работает. Оставалось придумать, как меня положить так, чтобы я никуда не проваливался и было сопротивление, когда она в положении сверху.

Как-то, когда родителей и сестры не было, мы отпустили сиделку и начали изобретать. Мы взяли тонкий матрас, положили его на пол на кухне, сверху положили противопролежневый матрас — получилось и твердо, и удобно. Потом Катя отвезла меня на коляске на кухню, с помощью подъемника переложила меня на пол. Это все было очень долго и сложно. А потом я начал бояться и паниковать, что у меня ничего не выйдет. Когда она в конце концов на меня забралась и я был в ней, у меня от волнения пропала эрекция. Потом мы пробовали еще и еще, но все было без результата. В итоге все устали, у нее болело все тело, а я жутко расстроился. Все мероприятие с учетом всех приготовлений и манипуляций длилось часов пять.

Потом, на следующий день, мы попробовали снова, но было не сильно лучше. Расстраивались оба. Когда она уехала, я обратился к эрготерапевту и психологу, чтобы проконсультироваться насчет поз и своего страха. Терапевт успокоила меня, что никакой опасности для здоровья нет. С психологом я работал довольно долго — учился управлять своим страхом. Мне это очень помогло. Но потом бояться стала она — сделать мне больно, утомить меня. Я ее все время успокаиваю, говорю, что мне не больно. Но я вижу, что она не может до конца расслабиться и отключиться.

Но мы работаем над этим и много разговариваем. Несмотря не протесты моих родителей, летом мы поженились, а потом поехали в свадебное путешествие на Кипр. Она продолжает жить в своем городе, потому что не может бросить больную маму, а я из-за своих ограничений и привязки к фондам, которые мне помогают, не могу переехать к ней. После Нового года она приедет ко мне на несколько недель в Москву, и мы снимем на это время квартиру и попробуем пожить вдвоем.

Пока ее нет рядом, я изучаю, какие бывают подъемники, чтобы придумать что-то более совершенное с точки зрения физики для перемещения меня, придумать какие-то более подходящие позы для секса. Я не готов сдаваться и буду обращаться к любым специалистам и, если понадобится, инженерам, чтобы решить эту проблему. Я в этом смысле оптимист и для любимой женщины готов на все, а голь на выдумки хитра, так что мы как-нибудь решим эту проблему.

Недавно я нашел работу в «Яндексе» и занимаюсь там тестированием карт. Аналитик, в общем. Я хочу быть финансово независимым, чтобы строить свою отдельную семью. Для меня это важно. Еще мы хотим детей. Я уже консультировался с врачом, и у нас единственный вариант — это ЭКО, потому что здоровой у нас может родиться только девочка — миодистрофия Дюшенна передается по мужской линии. Правда, и у девочки есть риск кардиомиопатии, но с этим живут.

«Я никогда не хотел просто всунуть»

Иван Бакаидов, 21 год, программист, разработчик приложений для людей с проблемами речи

Свою сексуальную жизнь я могу условно разделить на два периода — до 20 лет и после. Последний год был вообще прекрасен: я впервые снял квартиру и стал жить один, впервые переспал с девушкой и впервые проехался один в метро.

У меня ДЦП, и мне тяжело ходить долго, четко двигать руками, и моя речь не совсем понятна.

Первые мысли о сексе появились у меня в четвертом классе, когда в наш сугубо мальчишеский класс пришла девочка А. Мне было страшно интересно снять с нее колготки и посмотреть, что под ними. Вы, обычные люди, делаете это в детском саду, а я вплоть до 11 лет только и мечтал, что посмотреть, что же у девочек там такое.

Как-то в это же время я пытался скачать книгу по ЛогоМирам (язык программирования для детей), а мне вылезло фото трансгендерной женщины, которое только еще больше меня запутало. Примерно в это же время мама подсунула книгу про то, откуда берутся дети, и по картинкам я более или менее все понял.

Потом началось мое ухаживание за барышнями в школе, в целом довольно бессмысленное, ибо слюнявый неговорящий пятиклассник по сравнению с  пловцами постарше — это ну, такое… Ухаживал я жутко неумело, все разговоры сразу сводил к сексу и поэтому постоянно шел н***й. Мой основной интерес был посмотреть вживую, как там у девочек все устроено, ибо гуглил я к тому моменту уже ой как хорошо, но одно дело интернет, другое — реальность.

Когда мне было 15, одна девочка прислала мне свое интимное фото. Ее родители проверяли ее соцсети и увидели это. Ее папа позвонил моей семье, и был очень неприятный разговор. Мои родители очень переживали, но наказывать меня не стали, просто сказали: «Вань, не надо». Я помню, что основной посыл был: жди.

В 16 мне понравилась девушка Д., а я понравился ей. У нее тоже был ДЦП, причем тяжелая форма — она печатала ногами. И я тоже узнал, что и ее родители мониторят переписку. И тут меня одолело непонимание — что не так? Почему любые сексуальные попытки под запретом? Ее мама даже в гости меня с трудом пускала, да и то только под присмотром. А потом мне намекнули. И тут в мои гугл-запросы добавилось слово аборт. Оказывается, боялись нежелательной беременности. И в чем-то их можно понять: любые хлопоты лягут на плечи родителей. Но вместо того, чтобы обсуждать с нами варианты контрацепции, они просто говорили: «Нет! Мужчины всегда хотят большего».

С Д. мы общались с переменным успехом несколько лет, но у нас ничего не было. Концепция «Ваня, жди» меня все меньше устраивала. Я все больше подозревал, что жизнь может и должна быть другой. А потом я съехал от родителей.

Я задумывался над вопросом секса с секс-работницей, но не особо видел для себя (только для себя, не буду говорить за товарищей) в этом потребности, так как удовлетворяю физическую потребность сам. Но у меня есть друзья, которые не могут делать это руками, и я считаю, что в таких случаях семья должна придумывать приспособление для мастурбации, ибо это просто физическая потребность в удовлетворении.

Но есть и другой аспект — одиночество, когда не с кем поговорить. Думаю, все мы знаем, что это. Есть коммуникация вербальная, а есть тактильная. От пожатия рук или поцелуя до секса. Люди с ДЦП как люди с нарушенной коммуникацией очень нуждаются в тактильном общении, и нельзя им в этом препятствовать, а может, даже надо помочь или где-то подсказать.

В марте этого года в гости зашла Н., мы познакомились по интернету. Она правильно назвала фамилию Курта — у меня есть такой тест на «свой-чужой»: если девушка ничего не отвечает или говорит «Рассел» — не судьба. Если «Кобейн» — уже хорошо. Но прекрасно — сами понимаете кто (Воннегут — прим. ТД). И вот она понимала. Мы начали общаться вообще без намеков на романтику и договорились встретиться и выпить красного сухого.

Она пришла, выпили. А тут мне как раз надо было поменять простыни, и я решил попросить помощи, ибо размер два на два, это и здоровым людям непросто. Я постирал их перед ее приходом без задней мысли — типа, придет, поможет и уйдет. Ушла через два месяца.

Н. была кудрявая еврейка с легким ДЦП, чуть постарше меня, поэтому не пришлось ее уговаривать (надоели первокурсницы, и вообще first time isn’t my story. Я слишком интеллигентен, чтобы уговаривать).

Это не был секс в классическом понимании. У меня фимоз (это когда крайняя плоть не стягивается с головки), и из-за этого я не могу заниматься сексом с проникновением. Но я никогда и не хотел просто «всунуть», простите за выражение. Я скорее хотел тепла, тактильного опыта, объятий, я сам хотел трогать женщину — и я это получил. И это было прекрасно.

А потом я окончательно пришел в непонимание мира — вот эту безобидную вещь вы запрещали мне все это время? Что у вас б*** с головой?

Вообще, если без шуток, все это очень грустно. У нас повсеместно считается, что люди с инвалидностью не должны иметь секс, причем секс в самом широком понимании этого слова. И даже для наших родителей, которым 40+, презервативы или «Розовый кролик» — это уже чересчур. Для них вообще секс — табу. И они, увы, не готовы думать, что бывает по-разному и что секс шире и секс важен. И мне грустно, что я вынужден был ругаться с дорогими мне людьми по поводу такой очевидной вещи, как секс. И что все это было окутано ощущением сжатости и греха. Я знаю, что есть много одиноких или верующих людей, у которых нет секса, есть монахи, но это их выбор. Человек с ДЦП такой путь не выбирает сам, а делает это под давлением среды и обстоятельств. А вообще, на самом деле, все баги общества отыгрываются по полной мере на слабых. Условным Красовским в нашей стране намного проще быть, чем парнем из психоневрологического интерната.

Что делать, чтобы как-то изменить ситуацию? Однозначно — говорить о сложности и разнообразии секса, о потребности рефлексии секса. Нужно ли человеку с ограниченными возможностями спать с другим человеком и испытывать тепло, эмоции и некий социальный статус? Лично я об этом мечтал. Если мы научимся открыто говорить и про инвалидность, и про секс, а еще и про обе темы вместе, то всем будет счастье и благодать. Службы помощи в первую очередь нужны мозгам.

С Н. мы в итоге расстались — просто не сложилось. Но она иногда заходит с сидром, и мы болтаем. А еще мне тут понравилась одна, рыжая. Но, черт, у нее оказалась девушка.

«Единственное удовольствие, которое мне доступно, это эротический массаж»

Юрий Рыдкин, 40 лет, поэт

Когда мне было 19 лет — я тогда учился на филологическом факультете Гомельского университета имени Франциска Скорины — я спрыгнул с железнодорожного моста, пытаясь совершить самоубийство. Но выжил и получил травму с разрывом спинного мозга, что привело к параличу и потере чувствительности половины тела ниже пояса. Сейчас я живу с родителями и занимаюсь по мере сил и возможностей разного рода артовыми практиками.

Травма ограничивает меня рамками интернета, поскольку живу я на четвертом этаже без лифта, и возможности бывать в уличной реальности у меня нет. Секс в моей жизни нерегулярный (гостевой, уикендовый, выходной и так далее) по причине усталости, связанной с ежедневными физическими тренировками. Мои женщины — это давние подруги и те, с которыми я знакомлюсь в сети.

Так как моя персона более или менее гуглится, то они сразу узнают, с кем имеют дело. В этом смысле женщины, преодолевающие этот барьер, всегда невероятно сильные и бесподобные. Секс между нами по причине последствий моей травмы происходит в режиме фингеринга, если партнерша не фаллоцентрична. Если же она фаллоцентрична, то мы со взаимопониманием переходим в режим дружбы.

В силу отсутствия какой бы то ни было тактильной чувствительности ниже пояса физиологического сексуального наслаждения я не испытываю вот уже 20 лет, кроме разве что счастья от созерцания оргазмического счастья партнерши. Кстати, хорошо, когда женщина не любит меня и сосредоточена только на своем наслаждении. Если же женщина меня любит, то у нее начинаются фрустрации по поводу моей «фригидности», и мы рано или поздно расстаемся.

Единственное удовольствие, которое мне доступно, это сладость полудремы в результате эротического массажа чувствительных зон тела, который нужно выполнять минут 40. Делать его так долго очень трудно и нудно, поэтому на столь длительную ласку способны только партнерши, испытывающие ко мне почти фанатическую страсть. Чувствительные зоны у меня — это все тело выше пояса: грудь, спина, шея, лицо. Эротический массаж этих зон — это, собственно, обычная ласка, петтинг. Я даже ради интереса задавал многим людям вопрос: «Что главное в эротическом массаже?» В 100% случаев люди не угадывали ответ. Они называли все что угодно: мастерство, душевность, нежность, чувственность и так далее. Но правильный ответ — длительность.

До травмы у меня были сексуальные отношения с девушками, и мне есть с чем сравнивать. В процентном отношении то, что было, это 90 (этого достаточно) или изредка 100% наслаждения. То, что есть сейчас, это где-то 30-40 при качественном эротическом массаже, который на вес золота по причине его трудновыполнимости. Память о здоровом сексуальном наслаждении сохранилась у меня в виде образов, возникающих во время такого массажа.

Мне кажется, подавляющая часть социума в принципе не рассматривает инвалида как потенциального сексуального агента. То есть общество это даже не озвучивает, так как считает само собой разумеющимся то, что люди с инвалидностью прозябают вне игры под названием флирт, соблазн и секс.

При этом я уверен, что сексуальное наслаждение (самоудовлетворение) — это примерно 60-процентная часть нашей жизни. Часть, которую, ну, никак не сублимируешь полностью. И я не могу назвать себя человеком живущим. Скорее, я субъект доживающий и уже сейчас рассчитывающий на некие загробные дубли.

«Раком меня ставили только на тренировках»

Аня (имя изменено), 28 лет, бывшая паралимпийская спортсменка

Я живу в Петербурге и с недавних пор переехала в однокомнатную квартиру и делю ее с подругой детства. Я бы не хотела ничего говорить о своем диагнозе, потому что таким образом мы реализуем врачебный подход к инвалидности. Я считаю, что являюсь, если не личностью, то как минимум индивидуумом со своим набором личностных качеств, а не буквами на латыни в больничной карточке.

Мой диагноз в какой-то степени ограничивает подвижность: у меня нарушена координация, и чувство равновесия часто подводит, но вместе с тем я прекрасно умею садиться на шпагат. Я передвигаюсь на инвалидной коляске. Что касается секса, то мне нужно, конечно, быть тщательнее при выборе позы, но не более. Еще у многих людей с инвалидностью есть проблемы с мочеиспусканием, что, конечно, не добавляет уверенности в себе и чувства собственной сексуальности. Но если кто-то хочет тебя, то все это не преграда. Сам по себе диагноз не влияет ни на влечение, ни на либидо, ни на сексуальные увлечения или ориентацию. Меня, например, одинаково привлекают как парни, так и девушки. 

Как и многим, в подростковом возрасте мне очень хотелось отношений, и они у меня были, но сейчас я взглянула на концепт отношений по-новому и стараюсь быть в хороших отношениях прежде всего с самой собой. Что касается секса, то опыта пенетрации у меня особо не было, но мастурбация, петтинг, раббинг, ласки — это все было и вполне оправдало мои ожидания. Единственное, что их не оправдало, — это все, что связано с романтикой и воспевается в фильмах и клипах: лепестки на покрывале, ванна вдвоем и сливки на теле, то есть всяческие романтические клише, которые явно не для меня.

На данный момент секс в моей жизни присутствует только в виде мастурбации. И прямо хочется пошутить, что раком меня ставили только на тренировках, а вместо обручального кольца у меня на пальце подшипник от спортивной коляски. Но это, ну, такое…

Сложности с сексом, конечно, возникали, но они в основном заключались в психологическом аспекте: что я некрасивая, что меня не хотят и еще много чего. Сюда идет и сложность с получением оргазма. Плюс мне очень сложно довериться кому-либо. Я всегда шучу, что пока остальные занимались сексом, то мне трахал мозги тренерский состав. Я три раза отказывала предложениям о замужестве, а о мастурбации знала с подросткового возраста, но для себя открыла только годам к двадцати пяти.

Раньше очень хотела и чтобы все по канону: муж и двое детей — дочка и сын. Но сейчас не уверена, что отвечу «да», если кто-то предложит закрепить отношения законодательно. Скорее периодически думаю об отношениях.

Про секс и инвалидность нужно говорить, чтобы не было стереотипов и мифов. Чтобы при слове «инвалидность» можно было представить вполне себе реализовавшегося и сексуального человека, который не вызывает жалости. С одной стороны, сексом занимаются многие, в том числе и люди с инвалидностью. Но вместе с тем люди с инвой зачастую не рассматриваются как сексуальный объект. И получается, что у тебя нет объективации, а с другой стороны трудно с сексом. Этакая палка о двух концах.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!