«Она сидит за всех нас»

Я познакомился с Зарифой в начале апреля 2019 года, сразу после мартовского митинга в Магасе. Не буду притворяться, что успел узнать ее хорошо. Но даже короткая беседа открывала в ней человека душевного, очень приятного в общении и в то же время жесткого в принципиальных вопросах. На контрасте с ингушскими мужчинами, которым не откажешь в брутальности, она как будто олицетворяла собой мягкую сторону Силы. Силы, которая способна если не на все, то очень на многое.

Говорила откровенно и по делу. Порой с надрывом. Об ингушской земле, которая еще с царских времен много раз переходила из рук в руки; о несправедливости, когда важные для всех решения принимаются тайком от народа; об элементарном соблюдении закона, которое само по себе способно снять большинство противоречий.

На следующий день я впервые увидел ее за решеткой. Это была решетка забора магасского суда. Приговор — штраф 20 тысяч рублей за участие в несанкционированном мероприятии. Можно сказать, обошлось: некоторых участников мартовского митинга тогда сразу этапировали в СИЗО. Три месяца спустя пришли и за Зарифой.

«На то особый резон…»

Важно понимать, что происходило 26 и 27 марта прошлого года в Магасе. Это был второй массовый митинг после передачи части ингушских земель Чечне. Решая вопрос о границах, ни ингушская, ни чеченская, ни федеральная власть даже и не подумали предварительно обсудить этот болезненный вопрос с гражданами. Но, в отличие от октябрьских выступлений, когда главной повесткой был вопрос земельный, в марте уже звучали политические лозунги. В частности, требование отставки Евкурова. Митинг был объявлен бессрочным после того, как протестующим поставили жесткое условие: очистить площадь к шести вечера.

Зарифа СаутиеваФото: из личного архива

Утром 27 марта очередная жесткая попытка вытеснить людей с площади перерастает в столкновение митингующих с Росгвардией. Очевидно, что насилие в отношении представителей власти действительно имело место. То, что оно было спровоцировано ими самими, выводим за скобки. И если в высосанном из пальца «московском деле» наказание следует за неосторожное касание полицейского или брошенный в его сторону бумажный стаканчик, то здесь в силовиков летели стулья. Среди них пятьдесят пострадавших. Казалось бы, все просто: наказать виновных и закрыть эту тему, не повышая градус и без того перегретых настроений в обществе. Но у тех, кто принимает решения, похоже, другие представления о целесообразности. Больше полугода в СИЗО сидят люди, не имеющие отношения к беспорядкам. Впрочем, следствие считает, что именно они эти беспорядки и организовали.

Ахмед Бузуртанов, главный редактор ресурса «Шестой портал», называет массовое преследование активистов не иначе как карательной операцией. Он сам сейчас на свободе только потому, что находится за пределами России. «Судите сами: активистов и лидеров протеста, явившихся по вызову в следственные органы и суды, сначала отпускают, чтобы через несколько дней задержать снова. Но уже показательно жестко. Рано утром бэтээры и “уралы” блокируют целые кварталы, сотрудники Росгвардии и ФСБ вламываются к ним в дома через заборы и огороды, пугая детей и пожилых людей. С мешками на головах обвиняемых вывозят в другие регионы на вертолетах».

Магас. Участник митинга против соглашения об установлении административной границы Республики Ингушетии с соседней Чеченской республикойФото: Елена Афонина/ТАСС

Давление усилилось и по другим направлениям. Ахмед рассказывает, что минюст начал процедуру ускоренной ликвидации совета тейпов. Под жесткий прессинг попали журналисты и общественники. Даже организации, не имеющие никакого отношения к протестам — занимающиеся проблемами домашнего насилия и противодействием радикализму. В некоторых офисах прошли обыски, многие объявлены иностранными агентами.

По его мнению, отчасти такая политика устрашения сработала: власть сумела остановить активные массовые уличные акции. Но массового страха не добилась. «Протестные настроения никуда не делись, — говорит Ахмед. — И то, как следственные органы откровенно издеваются над людьми, уже ставшими национальными героями, этих настроений точно не снижает. Общество свое последнее слово еще не сказало».

Женщина — значит виновна

Первое обвинение Зарифе Саутиевой было предъявлено в августе 2019 года. Она обвиняется в организации применения насилия к представителю власти при исполнении им должностных обязанностей. По части 2 статьи 282.1 УК РФ ей грозит до десяти лет лишения свободы. В тексте обвинения очень много интересных формулировок. На некоторые из них адвокат Зарифы Билан Дзугаев обращает особое внимание.

«Зарифе вменяется в вину, что она вместе с другими активистами утром на площади вступила в сговор, чтобы организовать избиение представителей власти (ч.3 ст.33, ч.2 ст. 318 УК РФ). Каким образом произошел этот сговор, не уточняется. Зато утверждается, что, ведя прямую трансляцию в фейсбуке, она, как женщина, одним фактом своего присутствия на митинге обязывала — так и написано: “обязывала” — мужчин идти на площадь защищать ее. По логике следствия, присутствие Зарифы на площади провоцировало людей избивать росгвардейцев. Выходит, женщина на площади — само по себе преступное деяние».

Билан отмечает, что до сих пор не вполне ясно, на чем конкретно строится обвинение. Но в ходе судебного заседания об избрании меры пресечения следствие раскрыло три факта, по его мнению, неопровержимо доказывающие вину.

1. Фотография Зарифы с митинга. Это доказывает, что она там была. Но этого никто и не отрицает.

Билан ДзугаевФото: Николай Жуков

2. Показания засекреченного свидетеля, вероятно сотрудника полиции. К нему у Билана есть серьезные вопросы. «В своих показаниях тот утверждает, что, исполняя свои обязанности, был с нею рядом все время тем утром. И использует такую фразу: “Как мне показалось, она координировала действия протестующих”. Так все-таки координировала или нет? Вообще-то, УПК запрещает брать в основу обвинения показания, основанные на слухах и предположениях. О чем я заявил следователю и попросил очной ставки. В ней было отказано». Билан обращает внимание на то, что «засекреченный свидетель» обезопасил себя от обвинений в лжесвидетельстве словами «как мне показалось». В случае чего всегда можно сказать: а сейчас кажется по-другому.

3. Лингвистическая экспертиза, проведенная в торгово-промышленной палате Чечни. Было взято несколько высказываний, сделанных Зарифой во время трансляции с митинга. И поставлено два вопроса: «Являются ли ее высказывания побудительными?» «К кому они обращены?» Ответ: «Да, являются побудительными, обращены к неопределенному кругу лиц». Билан ничего криминального в результатах экспертизы не видит, даже напротив. «Это, скорее, говорит о ее непричастности. Особенно если учитывать, что конкретно Зарифа кричала тогда на эмоциях. Например, “Не бросайте стулья!” Да и обращение “идиоты” к протестующим, которые участвовали в стычке с росгвардейцами, вряд ли можно считать одобрением их действия. Но суд посмотрел на это иначе».

Совсем недавно, в январе, Зарифе было предъявлено еще одно обвинение — участие в экстремистском сообществе. Никаких конкретных фактов, подтверждающих его, по словам Билана Дзугаева, пока не оглашено. Да и само по себе оно представляется абсурдным. «Антикоррупционные расследования, протестные акции, распространение информации в сети — словом, все, что делали активисты, по мнению следствия, было направлено на “дестабилизацию общественно-политической ситуации в республике”. А значит, представляло собой экстремистскую деятельность».

По этой статье Зарифе грозит до шести лет лишения свободы.

Прямолинейность и решительность

Не будем изначально предвзяты к действиям следствия. Возможно, даже не имея на руках серьезных оснований, в целом оно действует во благо общества и во имя правосудия. Ведь Зарифа теоретически может представлять угрозу и для того и для другого. Или нет? Попробуем это понять.

Этапы карьеры человека, которого хотят сейчас представить экстремистом, весьма красноречивы: школа, библиотека, кадетский корпус, наконец Мемориальный комплекс жертвам репрессий. Работу Зарифа совмещала с активной общественной деятельностью, в частности, в организации «Опора Ингушетии», которая занимается проблемами ингушей Пригородного района.

Важные качества будущего активиста Зарифа начала проявлять еще в детстве. Ее сестра Аза Саутиева вспоминает, когда их восьмилетний брат пошел в школу, та заявила, что тоже хочет учиться. Зарифе было пять, но она уже хорошо читала и даже знала наизусть письмо Татьяны из «Евгения Онегина». Пришлось маме специально идти в районо просить, чтобы девочку взяли в первый класс. «Случалось, что мы ее не хотели будить рано утром. Она была такая маленькая, хотелось дать ей поспать. Но, проснувшись, она закатывала истерику: как это так, ее не разбудили в школу. Забиралась под кровать и могла там до обеда сидеть в знак протеста».

Аза рассказывает, что школу Зарифа окончила хорошо. Могла бы и на отлично, но обостренное чувство справедливости не позволяло ей уклоняться от конфликтных ситуаций с учителями. А это сказывалось на оценках. Но уже в вузе она получила красный диплом.

Изабелла Евлоева училась с Зарифой в одной школе, на пару лет младше. Выяснилось это, правда, значительно позже, когда, уже во взрослом возрасте, они стали подругами. Часто пересекались на различных мероприятиях, совместно работали над проектами, были рядом все десять дней октябрьского митинга. Изабелла сейчас в Европе. Сначала уехала туда на стажировку, потом осталась из соображений безопасности. Она — создатель и главный редактор сайта Fortanga.org — пожалуй, ключевого информационного ресурса республики.

Ахмед БузуртановФото: Николай Жуков

«Зарифу всегда отличали прямолинейность и решительность, — вспоминает Изабелла. — В современном мире, где привычно лукавить и лицемерить, это редкое сочетание качеств. Правда, ее прямолинейность порой едва не нарушала неписаные правила приличия. Так, после передачи земли Чечне тех, кто с этим был связан, в народе начали называть “передастами”. И она могла сказать такое людям прямо в лицо. А решительность не всегда шла во благо ей самой».

Ахмед Бузуртанов в лучшие времена работал с Зарифой в ИКНЕ (Ингушский комитет народного единства) и в различных общественных проектах. Он называет ее очень эффективным управленцем и талантливым коммуникатором. «Она умела привлечь молодежь и легко находила общий язык с творческими людьми: писателями, художниками фотографами, — рассказывает он. — Поэтому мероприятия, ею организованные, были интересны всем. Чего стоит только проект “Я — очевидец”, объединяющий документальные свидетельства и видеоинтервью еще оставшихся в живых жертв депортации. Лишь за это можно относиться к Зарифе с безмерным уважением».

В режиме чрезвычайной ситуации

Ася Аушева долгое время проработала под началом Зарифы в Мемориальном комплексе жертвам репрессий. «Когда я пришла сюда на работу, я, наверное, месяц думала, что именно Зарифа — директор музея, — вспоминает она. — Организация мероприятий, презентаций, ведение проектов, отчеты — на ней держалась вся работа. Да и атмосфера в коллективе тоже».

После октябрьского митинга Зарифу уволили. Она была единственной госслужащей среди лидеров протеста, и этот статус делал ее очень уязвимой. Но ей удалось восстановиться на работе через суд. Правда, на этом история не закончилась.

Ася рассказывает, что весной в музее сменился начальник. Сама по себе идея поставить во главе культурного центра человека из МЧС может показаться дикой и нелепой. Но перед новым руководителем были поставлены вполне определенные цели, соответствующие его квалификации. Собственно, не скрывал их и сам Алихан Оздоев: избавиться от Зарифы и «навести порядок в коллективе».

Мемориальный комплекс жертвам репрессий в Магасе, ИнгушетияФото: Николай Жуков

Ася вспоминает, что несколько месяцев под его руководством были настоящим кошмаром. Оздоев пытался давить на Зарифу через ее родственников, проводил душеспасительные беседы с работниками музея о вреде публичных акций, многозначительно ссылался на неких кураторов из ФСБ, мол, пока Зарифу не уволят, ни мне, ни вам житья не будет. Ну а работу с кадрами в итоге директор свел к планомерному увольнению всех сотрудников комплекса и замене их на свою родню. Все проекты музея постепенно сворачивались, но в отчетах, естественно, значились как успешно завершенные.
Поворотной точкой стала публикация, которую сделала Ася в своем  фейсбук-аккаунте. В ней говорилось обо всем, что происходит в музее: об увольнениях, многочисленных нарушениях, об интригах вокруг конкурса на замещение вакантной должности руководителя музея.

Алихан пытался противостоять огласке. Однажды ночью он даже приехал в дом Аси вместе со стариками, чтобы поговорить с ее отцом. Мол, его дочь состоит в преступном сговоре с Зарифой и он должен вразумить ее, чтобы та отказалась от своих слов и больше не делала публикаций в сети. Отец, конечно, встал на сторону дочери.

Тем временем пост прочитал пресс-секретарь Махмуда-Али Калиматова, который только готовился вступить в должность главы республики. И уже через два дня в музей нагрянула комиссия. Ася рассказывает, как проверяющие три дня разбирались в документах, округляя глаза и даже смеясь над примитивностью схем вывода денег. Алихан Оздоев был креатурой Евкурова. Поэтому по негласным договоренностям дело заводить не стали. Просто уволили. А вместе с ним и всех его ставленников. Восстановился на работе старый коллектив. Почти весь.

«Теперь мы ждем, когда Зарифа вернется, — Рашид Яндиев не сомневается, что это случится. Сейчас он, главный хранитель музея, — на ступеньку выше своей прежней должности. На посту замдиректора. — Придет Зарифа — мы просто вернемся назад, на свои места. Поверьте, здесь люди работают не ради зарплаты».

Потому что…

Зарифа уже больше полугода провела в СИЗО, как и многие ингушские активисты. Но именно женщина за решеткой вызывает особое неприятие и главный негатив в адрес следствия. Ахмед Бузуртанов называет это «актом демонстративного морального насилия над ингушским народом». Главный и очень эмоциональный вопрос, которым задаются многие, «За что?», разбивается на несколько более прагматичных частностей. В первую очередь: почему избрана такая жесткая мера пресечения? почему не домашний арест?

Билан Дзугаев приводит примерное содержание оперативных справок, на которые ссылается следствие: «Саутиева обладает обширным влиянием в республике, клановыми связями. В связи с этим она может повлиять на свидетелей, уничтожить доказательства, угрожать потерпевшим. При этом слова “клановый”, “этнический” они буквально в каждое предложение вставляют. Для весомости, наверное. Как девушка может угрожать бойцам Росгвардии или влиять на свидетелей, которых никто не знает, — об этом в справках ни слова».

Зарифа Саутиева (в центре)Фото: из личного архива

Ходатайство о домашнем аресте подавалось неоднократно. В первый раз суд отказал под формальным предлогом. Во второй раз — и вовсе без мотивировки. Изменить меру пресечения вправе сам следователь. О чем его просил под личное поручительство почти весь состав местного народного собрания и депутат Госдумы от Ингушетии. Ответа не последовало.

Билан рассказывает, что с этим же вопросом поручители обращались и к суду. «Ответ суда очень красноречив: “Личное поручительство не может быть применено, потому что…” — а дальше, видимо, забыли дописать или просто не сочли нужным».

Аза Саутиева признается, что жалеет об активной позиции Зарифы. «Лучше бы она никуда не ходила и молчала. Тюрьма не курорт. Сейчас бы была дома».

Но сама Зарифа, по словам Билана, так не думает. «Ей кажется все это жуткой несправедливостью, и конечно, ей тяжело, прежде всего морально. Но жалеть точно не жалеет».

Адвокат рассказывает, что нет у нее особых претензий и к условиям содержания в нальчикском изоляторе. Но проблема в том, что изолятором все не ограничивается. Есть, например, автозаки. Это железные банки, которые летом раскаляются, а зимой промерзают. Внутри заключенные сидят в так называемых стаканах — вертикальных железных ящиках. В них невозможно вытянуть ноги — они быстро затекают, и не за что держаться — тебя трясет и бьет о стенки. На коротких расстояниях это еще терпимо. Но так как в данном случае процессуальные действия очень разбросаны, иногда приходится проводить в таком положении по несколько часов. Иначе как пыткой это сложно назвать. «Я видел ее после такого путешествия из Нальчика в Ставрополь и обратно. Вся в синяках. С ней вместе ехали Малсаг Ужахов и Ахмед Барахоев. Зарифа рассказывала об этом со слезами на глазах: «Ладно я, но они же пожилые люди, с ними нельзя так».

Всенародная поддержка

О деятельности «Неотложки» в Ингушетии знают примерно все. Это по-настоящему народный проект, не имеющий формального статуса. Его ядро — несколько человек, которые взяли на себя миссию по сбору средств, покупке и доставке продуктов заключенным, что продолжают сидеть в СИЗО по так называемому ингушскому делу (на сегодняшний день их осталось 28 человек). Идейный вдохновитель и главная движущая сила этой небольшой волонтерской организации — Аза Халухаева.

Аза ХалухаеваФото: Николай Жуков

Она простой парикмахер. Хотя «простой» — наверное, не совсем справедливо. Скорее, востребованный мастер. Признается, что в последнее время на работу катастрофически не хватает времени. «Клиенты звонят: “Аза, где ты?” А где я? Я с журналистами, я в Нальчике, я на расфасовке».

Аза мечтала создать организацию по защите прав женщин — в Ингушетии в этой сфере очень много нерешенных проблем. «Как только я написала об этом в сети — сразу заклеймили феминисткой, — вспоминает она. — И тут арестовывают Зарифу. Стало понятно, что вот та женщина, которая сейчас больше всего нуждается в помощи и поддержке. С нее все и началось».

Аза познакомилась с Зарифой на октябрьском митинге. «Она была членом ИКНЕ, а я, так сказать, из простого народа. Но общий язык мы нашли очень быстро. С Зарифой по-другому и быть не может». Позже Аза уехала в Питер. Прилетела назад первым же рейсом, как только узнала о драматически развивающихся событиях в марте. Но все уже закончилось. А вскоре начались аресты.

«Помню, как только мы сделали первую передачку, один человек по секрету сказал, что мне стоит срочно уезжать. Пока это возможно. Мол, скоро и за тобой придут. К тому времени уже много активных людей уехало из республики и даже из страны. Но я рассудила так: один раз живем. Раз уже начали тянуть — надо продолжать. Арестуют так арестуют. И вот уже полгода работаем — и ничего. Возможно, в свое время такую информацию специально вкинули, чтобы “Неотложка” перестала существовать».

Передачки делаются регулярно, три раза в месяц. Общий месячный бюджет — около 240 тысяч рублей. Аза рассказывает, что поначалу деньги собирались исключительно анонимными переводами. Но сейчас есть семьи, которые открыто и довольно щедро поддерживают деятельность волонтеров. Периодически для этого они устраивают аукционы. Продают, например, молельный коврик ручной работы, какую-нибудь книгу раритетную или картину. В последнее время к сборам подключился и совет тейпов. «Каждый тейп собирает деньги, и потом их передают нам. Реально получается поддержка от всего народа».

Зарифа СаутиеваФото: из личного архива

Продукты закупают оптом и расфасовывают по пакетам. Это копченое мясо, колбаса, рыба, сыр, кофе, овощи и фрукты, вермишель и пюре быстрого приготовления. Но главная и обязательная составная часть каждого пакета — курдюк. Как минимум полкило. Аза рассказывает, что в каждой камере есть кипятильники, так что можно придать банальным блюдам особенный вкус, знакомый с детства: «Например, закидываешь в чашку “Роллтон”, добавляешь зелени и тонкие кусочки курдюка, варишь несколько минут — и вот уже готов замечательный суп. Почти как дома. Важно, чтобы хоть в чем-то было это ощущение».

Ближе к ночи я добирался на такси из Назрани до Владикавказа. Водитель — молодой парень. Полдороги ехали молча. А потом я спросил у него про Зарифу Саутиеву. Мол, знакомо ли ему это имя? Оставшиеся полдороги говорил только он. «Она за всех нас сидит. Чтобы нам было неповадно. Чтобы не выходили на улицы, чтобы не протестовали. Понятно, что из нас хотят сделать рабов».

Редактор — Инна Кравченко

«Такие дела» благодарят правозащитную организацию «Мемориал» за помощь в подготовке материала. 

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!