Женщина, которой страна задолжала три жизни

Сусанна Печуро была восемнадцатилетней школьницей, когда Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила ее к страшному лагерному сроку — 25 лет. Ее вина была в том, что девушка состояла в маленькой молодежной организации, где обсуждались нестыковки между послевоенной реальностью и заветами Ленина.

«Тогда, в начале 1950-х, они жили в двойственном мире, — рассказывает ее внук, историк Алексей Макаров. — С одной стороны, страна победила в страшной войне. Надо было радоваться, наслаждаться счастливым советским детством. С другой, бабушка писала, как московские улицы заполнили нищие и голодающие. Она, как и другие школьники, старалась чем-то им помочь, хотя бы детям». 

Непонимание происходящего, обостренное чувство справедливости, хорошее советское образование и первая настоящая любовь в итоге привели Сусанну в подвал Лефортовской тюрьмы. Оттуда в апреле 1952 года она этапом уехала в сибирские лагеря. 

Но началась эта долгая и страшная история с любви к поэзии. 

Антисоветская лирика

«Все началось с литературного кружка во Дворце пионеров, куда в конце 1940-х ходила бабушка, несколько ее одноклассников и ребята помладше, — рассказывает Алексей Макаров. — Там бабушка познакомилась с Борисом Слуцким и Владиленом Фурманом».

Как потом напишет Сусанна Соломоновна, их литературные встречи проходили на фоне мрачной действительности. Волна преступности, усиливающийся государственный террор, набирающая обороты «борьба с космополитами», на деле обернувшаяся государственным антисемитизмом и фальсификацией истории, науки и искусства, — конец 1940-х — начало 1950-х в СССР были временем красивой пропаганды и неприглядной действительности, которую было опасно замечать. 

Сусанна Печуро. Год и семь месяцев. Февраль 1935 г. МоскваФото: личный архив А.А. Макарова

«После победоносной войны жители разоренной и обескровленной страны не дождались никаких перемен к лучшему, на которые надеялись», — писала Сусанна Печуро в своих воспоминаниях, опубликованных в историческом журнале «Карта» в 1999 году.  

Сусанна и другие участники кружка во Дворце пионеров были школьниками. Они всего лишь писали стихи и рассказы, а потом собирались вместе, чтобы читать их друг другу. 

«Руководила кружком некая дама, серенькая и cкучная, но вполне “правильная” и потому несменяемая администрацией», — писала Сусанна Соломоновна.

«Руководительница для них была слишком советская, — продолжает Алексей Макаров. — Она сама отбирала темы, решала, о чем писать можно, а о чем нельзя. Был известный случай, когда одна из участниц кружка прочла очень милое, но печальное стихотворение. Дама тут же заявила, что оно упадническое. Такого стихотворения у советского школьника не может быть. У него же счастливое детство! Должны быть бодрость и задор! Важно понимать, что в то время целая область нормальных человеческих эмоций замалчивалась, не имела права быть сколько-нибудь публичной. Ведь мы же знаем, кто обеспечивал счастливое советское детство, а если у кого-то оно было недостаточно счастливым, сразу же возникало очень много вопросов».

Сусанна Печуро. 1941 год. Кыштым (Челябинская обл.). ЭвакуацияФото: личный архив А.А. Макарова

Сусанна Соломоновна вспоминала, что именно после этого стихотворения, которому руководитель отказала в праве на существование, участники взбунтовались и заявили, что будут собираться самостоятельно. Шла зима 1950 года.

Квартира «Серебряного века»

Было решено собираться на квартире у Бориса Слуцкого. Тогда ему было 17, он заканчивал школу и хотел поступать на философский факультет МГУ.

«Не по годам начитан и умен, высокий, плотный, с крупной головой, с высоким лбом под шапкой густых волнистых темных волос, он выглядел взрослее своих лет», — так полвека спустя описывала Бориса, свою первую любовь, Сусанна Печуро.

«Помните у Высоцкого: “В подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки”? Так вот, в подвалах и полуподвалах тогда жили люди. “Хрущевок” еще не строили, так что жилье было гигантской проблемой, — продолжает Алексей. — Пустая квартира, полностью отданная в распоряжение Слуцкого, была огромной редкостью».

Фото на балконе черного хода (Арбат, 35). Москва, весна 1949?г.
Фотография отдана Машей Колмановской, на экземпляре бабушки была надпись рукой Инны Цимашкевич: «Даже этот убогий фон не может помешать нам радоваться».
Верхний ряд: Маша Колмановская, Сусанна Печуро, Галя Мальцева
Нижний ряд: Инна Цимашкевич, Ольга КорчагинаФото: личный архив А.А. Макарова

Компанию, собиравшуюся здесь, нельзя было назвать кружком или творческим объединением в полном смысле слова. Школьники встречались на квартире у Слуцкого, чтобы просто разговаривать о литературе.

«Они рассказывали друг другу про поэтов Серебряного века, про которых в то время было известно очень мало, и читали стихи, которые в школах тогда даже не упоминали».

«Младшие, которые остались в кружке, но ходили и к нам, простодушно и восторженно рассказывали руководительнице, чем занимаются и о чем говорят на квартире у Бориса. И руководительница написала донос на Лубянку…» — вспоминала Сусанна Соломоновна.

Союз борьбы за дело революции

Весной 1950 года Борис впервые заговорил с Сусанной о своем желании бороться «против существующего режима, против перерождения диктатуры пролетариата в бонапартистскую диктатуру Сталина». Опасаясь за девушку, Слуцкий предложил ей прекратить отношения. Семнадцатилетняя Сусанна две недели не находила себе места, а затем заявила Борису, что никуда не уйдет.

«Он в моей жизни занимал такое место, что разрыв был для меня немыслим», — писала она в своих воспоминаниях.

«Бабушка пошла за Слуцким, когда он решил создать свою подпольную организацию, — рассказывает Алексей. — Она называлась “Союз борьбы за дело революции”. Де факто в ней состояло всего несколько человек, в том числе сам Борис, его друг Владилен Фурман и Евгений Гуревич, с которым Слуцкий познакомился на вступительных экзаменах на философский факультет МГУ. Не взяли обоих. Евреям там места не нашлось. Потом по делу проходили 16 человек, но реально в “Союзе” побывала половина. Остальные были знакомыми и приятелями, которые просто могли что-то знать, что-то слышать».

Литературные собрания в квартире Слуцкого прекратились. Члены новой организации читали Ленина и Сталина, продумывали пункты программы и изобретали подпольные клички. Они действовали строго в соответствии с примером народовольцев, о которых читали в книгах.

«Те ребята, которых не позвали в “Союз” и одновременно отлучили от квартиры Слуцкого, затаили обиду. Но, по рассказам бабушки, это было сознательным выбором Бориса с целью обезопасить младших».

У всех членов организации были свои мотивы для вступления в «Союз». Среди них были дети заключенных, как Майя Улановская. Были и те, кто столкнулся с государственным антисемитизмом, как Слуцкий и Гуревич, те, кто пришел вслед за своими друзьями, как друг Евгения Гуревича Владимир Мельников.

Сусанна Печуро в лагере. Мордовия, Явас, лагпункт №14, июнь 1955Фото: личный архив А.А. Макарова

«А причиной для создания именно такой организации было их хорошее советское образование, — продолжает Алексей. — Они искренне верили в то, чему их учили. А потом выходили на улицу, в реальность послевоенного времени, и видели, что жизнь не соответствует усвоенной ими науке. Они анализировали происходящее и согласиться с ним никак не могли».

Программа, в итоге написанная Борисом Слуцким, при последующем анализе оказалась абсолютно марксистской, даже троцкистской.

«В ней были прямые ссылки на Троцкого, что в то время было настоящей “красной тряпкой”. Слуцкий понимал, какую цену они могут заплатить за свою деятельность. В разговорах между собой они поднимали этот вопрос».

Вряд ли в тот момент Борис осознавал полностью все возможные последствия создания подобной организации. Скорее, молодые ребята были честными романтиками своего времени. Да, они готовы были, как им казалось, расстаться с жизнью за свои идеалы. Но, судя по воспоминаниям Сусанны Печуро, реальность оказалась намного страшнее.

«Они не знали, что за ними идет слежка. Они собрали гектограф, печатали листовки, беседовали и спорили о тактике». 

Борис Слуцкий и Евгений Гуревич вели теоретические споры о возможности или недопустимости индивидуального террора. Судя по воспоминаниям Сусанны Соломоновны и словам ее внука, все эти разговоры никак не могли привести к практическим действиям. 

«Они не пришли к единому мнению. Произошел раскол. Из “Союза” вышел Евгений Гуревич и еще несколько человек. Потом пришли новые люди, которые даже не были знакомы со своими предшественниками. Они познакомились только на суде».

Одновременно с этим вокруг группы было несколько человек, которые доносили о каждом шаге «союзников». В опубликованных впоследствии воспоминаниях участников организации упоминается несколько имен тех, кого подозревали в слежке.

«Там еще был один человек, которого выжившие участники “Союза” считали провокатором. Он предлагал то начать поиски оружия, то создать сеть по разным городам страны. Кстати, один из тех, кого считали доносчиком, еще жив. Ему больше 90 лет, и он живет в Москве. Вот только главная проблема была не в доносах».

Ничего на память взять нельзя

К концу 1950 года Борис, Владилен и Сусанна отчетливо понимали: им не избежать ареста. Наружная слежка велась практически открыто. В доме Слуцкого под предлогом замены проводки установили прослушивающее устройство.

Новый, 1951 год, друзья встречали в квартире Бориса втроем. «Сидели за более чем скромным столом с бутылкой сухого вина, говорили о том, что нас ждет, как нужно вести себя при аресте, на допросах», — вспоминала Сусанна Соломоновна.

Аресты начались в январе того же года. В ночь с 17 на 18 января в Ленинграде был арестован Борис Слуцкий. Следующим стал Владилен Фурман — его взяли в Рязани днем 18 января. В ночь с 18-го на 19-е пришли за Сусанной.

Ни программу, ни чернила для гектографа при обыске не нашли. Сусанне оставалось только наблюдать, как оперативники переворачивают квартиру вверх дном, как плачет ее маленький брат и его утешает испуганная мать, как у отца случается приступ. В этот момент девушка с болезненной остротой понимала: детство кончилось, кончилась вся предыдущая жизнь. Назад дороги не будет.  

Сусанна Печуро. Лагерная фотография. Фото сделано перед свиданием с матерью в Центральной лагерной больнице в Потьме. 08.02.1955Фото: личный архив А.А. Макарова

«И тут я увидела на полу свою старую маленькую целлулоидную куклу. Невыносимо захотелось взять с собой что-нибудь, какую-нибудь мелочь на память о доме, о детстве. И я взяла эту куколку», — вспоминала Сусанна Соломоновна.

Последние аресты произошли уже в марте 1951 года. На первом же допросе Сусанна Печуро услышала список из 16 фамилий якобы членов их организации. По ее словам, многие из них она слышала впервые.

Своих сокамерниц по Малой Лубянке Сусанна Соломоновна вспоминала с благодарностью. Женщины, многие из которых совершенно не понимали, за что оказались в заключении, объяснили девочке первые правила выживания в тюремной реальности.

«Я научилась перестукиваться, делать иголки из рыбьих костей, вылавливаемых из тюремной баланды, или из палочек от веника, научилась спать сидя так, чтобы надзиратель не заметил, и еще много чему, что помогло потом выжить», — вспоминала Печуро.

Особое рвение полковника Рюмина

Полгода следствие шло относительно вяло. Делом «Союза» занималось управление Министерства госбезопасности по Москве и области, через несколько месяцев его передали в центр. А потом наступило 2 июля 1951 года.  

Полковник МГБ Михаил Дмитриевич РюминФото: ru.wikipedia.org

«В МГБ служил полковник Рюмин Михаил Дмитриевич, — рассказывает Алексей Макаров, — и ему очень хотелось выслужиться. Ради этого он пошел на смелый шаг. Именно в этот день он написал на имя Сталина письмо, где обвинил своего начальника, министра госбезопасности Виктора Абакумова в сокрытии материалов по поводу смерти секретаря ЦК Александра Щербакова, препятствовании расследованию нескольких дел, включая дело врача Якова Этингера, в многочисленных нарушениях процедур и законов. Помимо прочего, в этом письме он указал и на существование в Москве молодежной еврейской террористической организации, расследование дела которой также шло, по его мнению, неудовлетворительно. Этой организацией был “Союз борьбы за дело революции”».

В своем доносе полковник фактически обвинял Бориса Слуцкого и его товарищей в подготовке покушения на зампреда Совета министров СССР Георгия Маленкова. После этого методы допроса подозреваемых перешли на принципиально новый уровень.

«Начинаются ежедневные допросы с лишением сна, пытками, выбиванием показаний о террористическом характере организации, — поясняет Макаров. — В протоколах нацеленность на убийство Маленкова объяснялась тем, что участники “Союза” считали его главным антисемитом. Но в реальности Рюмин нашел себе покровителя в лице Маленкова. Если бы после этого доноса к полковнику возникли вопросы, зампред правительства мог бы возмутиться и заступиться за своего протеже, ведь это именно его, Маленкова, “хотели убить”».

Несмотря на то, что дел о молодежных организациях было несколько десятков, к «Союзу» теперь было приковано особое внимание. Следствие шло до января 1952 года. При ознакомлении с материалами дела Сусанна Печуро уже без удивления обнаружила множество протоколов, под которыми была подделана ее подпись.

«Суда они ждали еще месяц. В итоге, с 7 по 14 февраля 1952 года в подвале Лефортово шел процесс “без участия сторон”, то есть без права на защиту. Их судила Военная коллегия Верховного суда СССР. Приговор был необычайно жесток для того времени. Борис Слуцкий, Владилен Фурман, Евгений Гуревич были приговорены к расстрелу. Еще 10 человек, включая бабушку, получили по 25 лет лагерей и пять лет поражения в правах. Оставшиеся три девушки получили по 10 лет лагерей».

Тюремные фотографии расстрелянных по делу «Союза борьбы за дело революции» Евгения Гуревича, Бориса Слуцкого и Владилена ФурманаФото: ru.wikipedia.org

«Приговор нас потряс. Думать о своей дальнейшей судьбе было абсолютно невозможно. Важно было только одно: останутся ли мальчики в живых», — вспоминала Сусанна Соломоновна.

«Слуцкого, Фурмана и Гуревича расстреляли 26 марта 1952 года. Им было по двадцать лет. Бабушка не верила в это все время, пока находилась в лагерях, а точную дату расстрела узнала только в конце 80-х».

Полковник Рюмин добился своего. Еще в декабре 1951 года он был назначен одновременно начальником Следственной части по особо важным делам МГБ СССР и замминистра госбезопасности Советского Союза. Но в своей должности он продержался недолго. 17 марта 1953 года он был арестован, а 7 июля 1954 года все та же Военная коллегия Верховного суда СССР признала: Рюмин, «действуя как скрытый враг Советского государства, в карьеристских и авантюристических целях стал на путь фальсификации следственных материалов, на основании которых были созданы провокационные дела и произведены необоснованные аресты ряда советских граждан, в том числе видных деятелей медицины». 22 июля 1954 года Михаил Рюмин был расстрелян.

Я никогда не вернусь

Сусанна Печуро сменила 11 тюрем и семь лагерей. Потом она вспоминала, что была абсолютно уверена: вся ее жизнь пройдет в ГУЛАГе. За два года до первого переследствия в 1954 году она успела смириться с тем, что никогда не вернется домой, к свободной жизни.

«На этапах и в лагерях мы окунулись в такое море человеческого горя, унижения и безысходности, что сокрушаться о своей судьбе было просто невозможно», — писала она.

Учетная карточка Владимирской тюрьмыФото: личный архив А.А. Макарова

«Все ее взросление пришлось на лагеря и тюрьмы. Но она решила, что свою жизнь, какая бы она ни была, она проживет по-человечески, — говорит Алексей Макаров. — Бабушка была не робкого десятка. Например, когда она была во Владимирской тюрьме, то воевала с местным начальником и требовала отправить ее в лагерь, ведь все-таки ей дали 25 лет работ, а не заключения. В ответ ей бросали байки, что приговор изменен, что она вообще находится в особом распоряжении. Но это ее не сломило. Она просто начала требовать в камеру книги».

Сусанна при случае дралась с конвоирами, если видела, что те обращаются с заключенными, как со скотом. После стычек следовал карцер, но это не останавливало девушку. Среди лагерей, где она успела побывать, были Инта, Потьма и Абезь, лагерь для умирающих. В лагерях Сусанна Соломоновна получила I группу инвалидности. 

Учетная карточка Владимирской тюрьмыФото: личный архив А.А. Макарова

«Им придумывали совершенно бессмысленные работы. Например, надо было сначала выкопать траншею, а потом закопать. Надзиратели повторяли фразу, которая теперь приобрела мрачную известность: “Нам не нужна ваша работа. Нам нужно ваше мучение!”» 

Спасибо лагерю, мы многому научились

В лагерях Сусанна Печура встречала множество самых разных людей. Она рассказывала о простых украинках, девушках из Прибалтики, польках, армянках. Сусанна со многими смогла подружиться за время совместного отбывания сроков. Старые зэчки постепенно открывали ей глаза на то, что на самом деле происходило в стране. Особенное влияние на молодую девушку оказала мать проходившей с ней по одному делу Майи Улановской, Надежда.

«Я встретилась и подружилась с ней в Потьме, где провела свой последний лагерный год, — писала Сусанна Соломоновна. — От нее я впервые услышала стихи Осипа Мандельштама, имени которого до тех пор даже не слышала. Как же были мы обобраны, отброшены от культуры! Спасибо лагерю, мы многому научились».

«В лагере, постоянно общаясь с заключенными, бабушка поняла, насколько разнообразен и глубок мир вокруг, насколько разные люди живут в СССР. Там же она распрощалась с марксистскими иллюзиями, — продолжает Алексей Макаров. — Она очень любила петь, так что постоянно переходила от одной компании к другой и пела песни. Этим она располагала к себе. Среди людей, встретившихся ей в лагерях, были и простые жители той же Украины, которые совершенно не понимали, за что они здесь, и интеллигенты, и даже последовательницы Рериха. Была пианистка, которая рисовала клавиши на столе и каждый день занималась на такой “клавиатуре”, чтобы не потерять навык. А один из ее друзей, Женя Шаповал, как-то умудрился передать ей букет роз и томик Блока. Он так и не рассказал, как ему это удалось».

Свидание с отцом в Потьме, Явас, лагпункт №14. Зима 1954/1955Фото: личный архив А.А. Макарова

В книге воспоминаний бывших узников ГУЛАГа «58-я. Неизъятое», вышедшей в 2015 году, Сусанна Соломоновна рассказывала: «Уголовники жили по принципу “ты умри сегодня, а я — завтра”. У политических ни в одном лагере из тех, что я видела, такого не было. Мы с друзьями старались жить по принципу “лучше я умру сегодня, чтобы ты прожил еще один день”».

«В лагере и потом бабушке очень помогало понимание происходящего, — вспоминает Алексей Макаров. — Она знала, за что сидела. Ей было проще общаться, для нее все было тяжело, страшно, но логично. Многие, кто попадал в лагеря за политические анекдоты или по какой другой глупости, начинали думать: это ошибка, это враги народа пробрались в НКВД и теперь сажают честных советских граждан. Они буквально сходили с ума. А бабушке было за что уцепиться, чтобы сохранить рассудок».

Кессонная болезнь

В начале 1953 года Сусанну Печуро вызвали на доследование в Москву. Девушку пытались привлечь по громкому «делу врачей», обвинить в том, что она была связной между сионистскими и еврейскими молодежными организациями. После смерти Сталина следствие прекратили, а Сусанну этапировали в Коми. В 1954 году дело Сусанны Печуро было впервые пересмотрено. Ей смягчили приговор до девяти лет лагерей. Столкновение с надеждой на освобождение было шокирующим, но девушка взяла себя в руки. Нужно было готовиться к новой жизни на свободе.

Сусанна Печуро с Е. Афроимовой, Идой Винниковой и братом Мишей готовятся к вступительному экзамену на истфак МГУ. Павшино, лето 1956. С. Печуро сидит с первым томом Всемирной историиФото: личный архив А.А. Макарова

«До лагеря она не успела закончить школу. И бабушка начала штудировать учебники. Тогда она еще не знала, что выйдет на свободу не через четыре, а через два года».

Сусанна Печуро вернулась в Москву в 1956 году, после повторного пересмотра дела и смягчения приговора до пяти лет. Тогда же она наконец смирилась с мыслью, что Бориса Слуцкого расстреляли.

«Надежду на то, что высшую меру отменили и он остался жив, бабушка хранила все пять лет. Она цеплялась за самую маленькую вероятность, и, конечно, стали находиться люди, которые якобы припоминали, что встречались с Борисом в каких-то дальних лагерях. Принятие его смерти, смертей Евгения Гуревича и Владилена Фурмана стало для нее очень тяжелым испытанием. Одно время она мечтала, что у нее родится сын и она назовет его Борисом. Но судьба распорядилась иначе — у бабушки было две дочери».

Вернувшись домой, Сусанна Печуро с ужасом поймала себя на мысли, что хочет вернуться обратно. Большинство людей, с которыми она общалась, вся ее жизнь, казалось, осталась там. Перед ней был новый, яркий, шумный, непонятный мир, в котором она не умела жить. Свои первые впечатления от Москвы она назвала «кессонной болезнью».

Сусанна Печуро. Фото на документы. 26.04.1956. МоскваФото: личный архив А.А. Макарова

«Но она вышла, чтобы говорить, — рассказывать о лагерях и о своем деле, — говорит Алексей. — Она сдала экстерном школьные экзамены и пошла поступать на исторический факультет МГУ. Слуцкий, потерпев поражение на вступительных экзаменах на философский факультет, хотел стать историком. Бабушка планировала последовать его примеру».

Есть те, кто вернулся из лагерей и предпочел все забыть, кто не мог вспоминать о времени своего заключения, кто старался абстрагироваться от реальности и наблюдать за происходящим как бы со стороны.

«Бабушкиной защитной реакцией был юмор. Когда она рассказывала лагерные истории, в них всегда было много веселого, было много жизни». 

Справка с места «работы»

В МГУ 23-летняя Сусанна Печуро поступить не смогла. Уже после экзаменов ей было сказано: «Мы уголовных преступников не учим!»

«Ей помог Алексей Снегов, старый партиец, отсидевший 15 лет в лагерях. Благодаря ему ее приняли в Историко-архивный институт. В то время он находился в ведении НКВД. Бабушке нужна была справка с работы, чтобы ее взяли на обучение».

Один из друзей Сусанны Соломоновны взял обязанность по поиску такой справки на себя. Он отправился в мордовские лагеря, где она отбывала наказание.

«Он нашел начальника, пришел к нему с подарком, а там и задал вопрос, сидела у него такая-то или нет. Получив утвердительный ответ, он прямо попросил начальника выдать ему справку, что бабушка там работала. Начальник, ошалев от такой смелости и наглости, справку выдал. В таком документе, конечно, не было отметки, что она работала там, будучи заключенной. И бабушку приняли в институт».

Сусанна Печуро с дочкойФото: личный архив А.А. Макарова

На третьем курсе Сусанна Соломоновна вышла замуж за Аркадия Львовича Онищика, в то время аспиранта мехмата МГУ. В стране была оттепель. Бывшие узники лагерей воспринимались как герои. До тишины, окружившей их в брежневскую эпоху, оставалась пара-тройка лет.

«Двадцать лет бабушка проработала в Институте стран Азии и Африки, составляла ежегодные библиографии. Это была скучная работа, но работать где-то было нужно. Деда в конце 60-х выгнали с мехмата за то, что он подписал письмо в защиту математика Есенина-Вольпина, которого поместили на принудительное лечение в психиатрическую больницу. После этого дедушка много лет преподавал в ярославском университете имени Демидова». 

Нежеланная реабилитация

В 1989 году Сусанна Соломоновна была реабилитирована. По ее рассказам, однажды в дверь позвонили. На пороге стоял чекист.

«Он принес справку о реабилитации. Пришел известить, что бабушка ни в чем не виновна и полностью оправдана. И тут она на него налетела: “Как так? У нас была организация! Мы сопротивлялись!” Чекист внимательно выслушал и оставил свой телефон».

Сусанна Печуро с лагерным другом Женей Шаповалом, 1989 годФото: личный архив А.А. Макарова

О реабилитации просили родственники одной из одноделок Сусанны Соломоновны. Вместе с ней реабилитировали всех фигурантов дела.

«Есть жертвы, есть палачи, есть те, кто сопротивлялся режиму, — поясняет Алексей Макаров. — И для последних нет отдельного закона. Их реабилитировали вместе со всеми жертвами режима. Но принимать эту реабилитацию не хотела не только бабушка. Многие были против. Во-первых, мало кто хотел получать оправдание от такого государства, а во-вторых, реабилитация значила признание того, что эти люди ничего не делали, не боролись. Это било по их гордости».

«Мемориал»

Всю жизнь Сусанна Печуро мечтала работать учительницей, учить детей, помогать молодым людям. К сожалению, эта мечта так и осталась несбыточной. Но в 1989 году, когда было создано Международное общество «Мемориал», именно там она смогла найти свой смысл жизни.

«Она наконец смогла полноценно работать с молодежью и рассказывать о тех пяти годах, которые провела в лагерях. Именно эти пять лет определили всю ее дальнейшую жизнь. Она постоянно переписывалась с коллегами из регионов, занималась организационной работой. Здесь ее любили, относились к ней трепетно».

«Я отвечала на сотни писем, приходивших со всех концов страны от людей, впервые за всю жизнь решившихся рассказать о своей судьбе и судьбе своих близких. Это был настоящий прорыв из небытия!» — писала Сусанна Соломоновна.

Алексей вырос на рассказах своей бабушки. Она жила по соседству со школой, в которой он учился, и он часто приходил к ней в гости.

Встреча с узниками лагерей, литовцами. Алитус, лето 1985 годаФото: личный архив А.А. Макарова

«Не могу даже вспомнить, когда впервые услышал эти истории. Они будто всегда были со мной. Помню, в 11 лет я записался в библиотеку. Я пришел туда проверить, изменились ли времена в стране. Открыл каталог, нашел там книги Солженицына, удостоверился: жизнь изменилась. Закрыл каталог и больше ни разу не возвращался».

Когда Алексею было 15 лет, он сам пришел работать в «Мемориал».

«Я рос на рассказах Варлама Шаламова и Анатолия Марченко, постоянно общался с бабушкой и ее друзьями, многие из которых прошли лагеря. Вот мои университеты. У бабушки на видном месте всегда стояли фотографии расстрелянных мальчиков. Государство должно было ей три человеческие жизни и никак не могло их возместить».

Опыт передается через поколение

Сусанны Соломоновны Печуро не стало в январе 2014 года. Ее внук Алексей Макаров продолжает работать в «Мемориале». Одновременно он преподает обществознание в одной из московских школ.

«Я всегда хотел быть историком. Бабушкины рассказы очень сильно повлияли на меня и на мое мировоззрение. Меня воспитывали в атмосфере уважения к правам человека, к политическим свободам и внушали необходимость их отстаивать. Благодаря этим рассказам я довольно рано понял, что жизнь сложнее черно-белых суждений. В книге «58-я. Неизъятое» бабушка вспоминает одну злобную конвоиршу, которую, несмотря ни на что, подкармливали лагерные женщины. У нее была очень тяжелая жизнь и маленький ребенок. И сначала ты не понимаешь, как вообще можно протянуть руку такому человеку, а потом осознаешь: все не так однозначно. И в любом случае надо быть человечнее».

Сусанна Соломоновна гордилась своими внуками. Младшие братья Алексея — генетик и студент Высшей школы экономики.

Сусанна Печуро с одноклассницей Майей Овчинниковой, лето 1989Фото: личный архив А.А. Макарова

«Я жалею об одном: опыт людей, прошедших лагеря, и его влияние на их дальнейшую жизнь, на их семьи, на их детей, внуков и правнуков практически не изучен. И мы потеряли много времени, потому что они уходят. Точно знаю: те пять лет, что бабушка провела в заключении, стали темой всей ее жизни, самым главным периодом, который она пронесла в себе до самого конца. Ее прошлое и прошлое тех, кто был там вместе с ней, необходимо изучить. Возможно, так мы могли бы избежать и сегодняшних резонансных дел». 

До конца жизни Сусанна Печуро занималась правозащитной и просветительской деятельностью. Особенно болезненно она восприняла происходящее во время чеченских компаний. В конце своих воспоминаний, опубликованных в журнале «Карта» в 1999 году, она написала фразу, лучше всего подходящую для финала этого текста: «Я надеюсь, что моя несчастная страна когда-нибудь выберется из той трясины, в которую мы забрели от отчаяния и неумения найти дорогу в сумерках едва  встающего утра. Назад пути нет!»

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!