Четверть доллара, или Полет коростеля

Давным-давно дядя моего одноклассника Вовки решил стать владельцем автомобиля. Во всем себе отказывая, за несколько лет он накопил приличную сумму, присовокупил деньги от проданного дома в деревне, еще немного одолжил, дождался очереди и наконец купил себе «Москвич-412». С этой минуты он получил возможность ездить куда глаза глядят, выбираясь из Москвы в пятницу рано утром и возвращаясь поздним вечером воскресенья. Хотел мир посмотреть, а заодно найти особенное место, куда потом станет тянуть и приятно будет возвращаться. Дороги в то время были пустые, бензин копеечный, страна большая.

Однажды, в середине лета, погнав своего железного коня на юг, он миновал Коломну, въехал в Рязань, немного отдохнул, отобедал, а затем отправился дальше.

Дорога летела под колеса, справа и слева мелькали поля и степи. Река Ока то показывалась, то исчезала за рядами кукурузы и подсолнухов, потом асфальт кончился, началась грунтовка, затем и она пропала, осталась едва заметная колея, которая спустя час вывела к сосновому бору и шлагбауму перед ним. Вовкин дядя решил не останавливаться, будто почувствовав что-то, отважно объехал шлагбаум и двинул вперед по широкой тропинке. И точно. Лес быстро расступился, открылся луг, а за ним берег реки. Машина въехала в густую траву и остановилась.

Красота, открывшаяся взору, была такая, что Вовкин дядя сразу же понял: он нашел тот самый заветный уголок, где не столько покупаться да порыбачить, сколько душой отдохнуть и глазу порадоваться.

Уже через неделю он появился здесь, основательно подготовившись, с палаткой, удочками, как нельзя кстати и отпуск подоспел. Оказалось, место это — охранная зона заповедника, но Вовкин дядя недаром был человеком компанейским. Он моментально подружился с директором, клятвенно заверив, что не станет заниматься ни браконьерством, ни поджогом леса, ни прочими безобразиями.

Вернувшись в Москву, он так расписывал проведенные там три недели, что на следующее лето с ним отправились уже и Вовкин отец с матерью, прихватив маленького Вовку. Больше у них не возникало вопросов, где проводить следующий отпуск.

Позорное бегство

Мне впервые довелось попасть туда в середине восьмидесятых. Стоял июнь, я оканчивал массажные курсы, и практические занятия у меня проходили в Клинике нервных болезней, где Вовка к тому времени уже несколько лет служил массажистом. Он и предложил мне да еще одному своему приятелю махнуть на выходные в одно хорошее место на его новеньких, уже вторых по счету, подаренных отцом «Жигулях». Отдохнуть, развеяться, выпить, поговорить.

Мы неделю собирались: закупили провизию, выпивку и курево, нашли газовую плитку с баллоном, дабы не портить экологию, и даже маленький телевизор, чтобы на лоне природы не пропустить чемпионат мира по футболу.

Но как только мы добрались до заветного места, выгрузились, разбили палатку на берегу и в предвкушении ужина с видом на реку сиганули в воду, как налетели тучи комаров и давай нас жрать. Сначала мы не придали этому особого значения. Подумаешь! Сейчас костерок разведем — и они отстанут. Костерок, как оказалось, их только привлек, и с каждой секундой полчища многократно увеличивались. Они лезли в глаза и уши, жаля, точно дикие осы. На смену каждому прихлопнутому прилетала сотня-другая сородичей с яростным желанием отомстить. Пришлось срочно влезать в свитера и нахлобучивать кепки. Моментально выяснилось, что комарам это не помеха, их хоботки прошивали любую ткань, словно стальные сверла бормашин. Я был эрудитом в биологии и знал, что у комаров кусают только самки, но у этих кусали все особи, включая грудных детей, инвалидов и престарелых. Они высасывали наши эритроциты с такой скоростью, что еще час-другой — и можно было ждать развития анемии с переливанием крови в перспективе.

Мы сопротивлялись как могли, но скоро сдались и малодушно спрятались в палатке, наглухо застегнув полог. Гул комариных туч над нами напоминал вой двигателя сверхзвукового лайнера, идущего на взлет. Разлив водку по кружкам, нарезав толстыми ломтями хлеб и колбасу, мы наскоро, по-простецки, отужинали, не произнося никаких тостов, и повалились спать, забывшись тяжелым сном, в тайной надежде, что утро нового дня разгонит эту нечисть.

Но не тут-то было. Утром лучше не стало, а сил уже не было, чтобы даже отмахиваться от этих тварей. Вид у нас был такой, будто ночь мы провели в муравейнике, настолько наши отекшие физиономии были покрыты буграми, волдырями и шишками.

Делать нечего, мы быстро собрались и позорно ретировались в Москву. Когда по дороге мы решили заглянуть в сельпо купить какого-нибудь лимонада, то продавщица, увидев наши рожи, тут же решительно замахала руками: «Ребята! Вино и водка с двух часов!»

Утешением, хотя и слабым, стал потрясающий футбольный матч Франция — Бразилия, увиденный тем же вечером, где Платини в серии пенальти позорно засадил мимо ворот. А комариный писк мерещился мне еще всю следующую неделю.

Впредь мы стали приезжать в заповедник не раньше середины июля, запасаясь всеми возможными средствами от кровососущих. Комары в то время хоть и появлялись ближе к вечеру, но в количестве уже незначительном, да и вели себя, надо сказать, пристойно. А место оказалось и правда удивительным. Извилистая речка с песчаными берегами и отмелями радовала чистой водой. В лесах было полно грибов, небо над головой поражало прозрачностью и обилием звезд по ночам. Но главное — тут была такая тишина, что журчание воды в реке казалось излишне громким звуком.

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

Рассказывали, как однажды мать Вовки, расчувствовавшись, окинула благостным взглядом простор и, обращаясь к леснику, что вышел к стоянке поговорить со столичными жителями, воскликнула:

— Боже мой! Какое же это счастье здесь жить!

Лесник посмотрел тяжело, немного помолчал и произнес:

— Счастье — это как вы живете. У вас, небось, и вода в квартире из крана льется, и унитаз имеется. А мы здесь круглый год с недосёром.

И заметив недоумение, пояснил:

— Летом только по нужде заголишься, как комары да мошки кусать принимаются. Зимой морозы, да такие, что того и гляди задница отвалится. Поэтому приходится все быстро делать: портки спустил, портки натянул. Вот и недосёр. А вы говорите — счастье!

Забытый ассортимент

На въезде в заповедник стоял маленький поселок, или, как его называли иначе, кордон — полтора десятка дворов, где обитали сотрудники заповедника, работники лесничества и практикантки с биофака, выгуливавшие маленьких журавликов, птиц, надо сказать, невероятно бестолковых, хотя и вызывавших традиционные романтические чувства. Журавлики любой движущийся предмет воспринимают как мать. И чем этот предмет крупнее, тем больше сыновьего почитания. Идет практикантка, а за ней, смешно ступая, вытягивая длинные свои шеи, послушно следует журавлиный выводок. Но если навстречу едет велосипедист, журавлики моментально разворачиваются и устремляются за ним. Корова пройдет, тут же за коровой дружно шагают. Хорошо, в заповеднике слона не было. Хотя зубры имелись.

При кордоне был крохотный магазин с типичным ассортиментом сельпо. Соль, спички, свечки, пшено, ведра, кружки, хозяйственное мыло, папиросы «Север». Хлеб привозили раз в два дня. Консервы если и случались, то специфические: их можно было употреблять в пищу лишь по приговору суда, типа кильки с перловой крупой в томатном соусе. Иногда появлялись конфеты-подушечки, от жары тут же слипавшиеся в единый липкий ком. А вот с водкой была беда, за водкой приходилось пилить 60 верст в город Спасск.

Основными источниками пропитания здесь были река и лес. Рыба и грибы-ягоды. Или егеря живность какую подстрелят. А за серьезными покупками — макаронами или мукой — хочешь не хочешь, приходилось отправляться в Рязань. Обычно раз в две недели снаряжали посланца на местном газике да составляли списки, кому что купить. Но в Рязань не наездишься, по такой дороге почти три часа в одну сторону, а уж если по осени, когда дожди зарядят, то через раз приходилось газик трактором из грязи выдергивать.

Однажды в компании мужиков, съехавшихся сюда на рыбалку, среди которых был и отец Вовки дядя Витя, вдруг неожиданно закончилась водка. То есть брали, как всегда, много, с запасом, но то ли настроение вдруг случилось подходящее, может, еще что, но до конца рыбалки целых три дня, а водки осталось всего пол-ящика. И это — на четверых.

Понятно, что нужно ехать в Спасск, а то и в Рязань, но для очистки совести на всякий случай решили заглянуть в магазинчик на кордоне, будто сами не знали, что там отродясь водки не бывало.

С трудом втиснувшись в узкое пространство перед прилавком, мужики стали вертеть головами, хотя здешнее изобилие было им давно знакомо. Как вдруг дядя Витя ткнул пальцем в дальний угол, где угадывались жутко грязные бутылки, какие обычно наполнены олифой.

— А это что там такое?

Продавщица, баба, надо сказать, в обычном своем состоянии неприветливая и хмурая, чрезвычайно вдруг оживилась, прижала руку к сердцу и заголосила:

— Ох, ребятушки дорогие, это ж погибель моя! Они мне, бутылки эти проклятые, от моей сменщицы-покойницы достались, который год я тут с ними кукарекаю, а меньше не становится. Чую, и меня с ними похоронят, так никто их и не купит. Шутка ли, восемь целковых за поллитру! Да у нас тут ни у кого таких денег нету! А ведь бывает, здесь и крысы шастают, а что если разобьют? Я ж вовек не расплачусь. И чего я только не делала! В трест письма писала, каждую инвентаризацию ревизору в ноги кланялась: заберите это вы от меня, я ж на весь район посмешище, всякий знает, и стар и млад, что у Люськи с кордона в магазине ящик коньяку по 8 рублей 12 копеек!

— Так это коньяк, что ли? — смог наконец вставить слово дядя Витя. — Чего ж ты нам раньше про него не говорила?

— А чего вам про него говорить? Толку-то? — махнула было рукой Люська, но тут внимательно посмотрела на визитера, на его красивый джинсовый батник Wrangler, на большие нерусские часы Orient — и в глазах ее зажглась сумасшедшая надежда и алчность коммерсанта. — Спорим, не купишь?

Дядя Витя спокойно щелкнул перламутровой кнопочкой на кармане, отсчитал 8 рублей с мелочью и положил на прилавок.

— Отчего ж не куплю? — произнес он, немного обидевшись. — Вот, держи! Одну возьму на пробу, понравится — еще приду!

Люська на секунду оторопела, но затем моментально пришла в себя, смахнула деньги в карман халата и тут же с легкостью рыси вскочила на табурет, который под ее большим телом подозрительно заскрипел. Схватив ближайшую к ней бутылку, она с той же кошачьей грацией спрыгнула и протянула покупку Вовкиному отцу.

Бутылка была засижена мухами так, что разглядеть этикетку не удалось. Что за коньяк, как называется, Люська понятия не имела.

Бутылку принесли на реку, долго терли песочком, пока наконец не проступила этикетка. На ней был изображен джигит на лихом коне, внизу надпись: «Чечено-Ингушетия», а вверху крупно название: «Вайнах». Приступить к дегустации решили немедленно.

Мужики там были тертые, коньяки пробовали разные, у того же дяди Вити дома в баре мебельного гарнитура и Camus водился, и Martell.

Но все они, как один, пришли в дикий восторг от этого «Вайнаха». Никогда ничего подобного им пить не доводилось. Видимо, экстремальные условия, в которых содержался этот коньяк, произвели в нем изрядные метаморфозы. Зимой он замерзал, летом нагревался, его хватали, взбалтывали, перетаскивали, проклиная, из угла в угол — и так много лет подряд. И все это его закалило, укрепило и придало удивительные свойства. Впрочем, так часто бывает и с человеком.

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

Мужики, как только прикончили бутылку, гурьбой понеслись в магазин, будто опасаясь, что на всех не хватит, хотя конкуренции на этой необозримой территории у них явно не наблюдалось.

Когда Люська поняла, что с ней не шутят, а действительно разом берут весь ящик, столько лет висящий над ней дамокловым мечом, и кучу денег, что ей вручили, никто не собирается требовать назад, она вдруг отчаянно разрыдалась.

— Ребятушки, милые! Вы ж меня спасли! Избавили от этой заразы! Да мне за такую выручку рекордную, может, и премию в тресте выпишут! Век вас помнить буду, дорогие вы мои!

Она любовно протерла все бутылки тряпкой, смоченной в керосине, полюбовалась ими напоследок и решительно произнесла:

— Я вам теперь хлеб продавать буду. Заходите с утра по нечетным, пока горячий, три буханки за мной.

Это действительно означало отблагодарить по-царски. Хлеба на кордон привозили немного и продавали только своим. А рыбалка без хлеба, как известно, не рыбалка.

Псевдоорнитолог и коростель

В 87-м мы приехали туда на несколько последних дней августа. В том году я наконец поступил в Первый мед и решил перед началом учебного года восстановить силы, подорванные сдачей экзаменов после суточных дежурств в реанимации.

К полудню 31 числа мы прибрали за собой на стоянке все следы нашего пребывания и двинули в Москву. До Рязани с нами напросился ехать крупный бородатый мужик в штормовке — егерь заповедника. Место в машине было, чего ж не взять? Егерь оказался человеком словоохотливым, дорогой рассказывал всякие истории о местной жизни, почти все из них я забыл, а вот одну запомнил хорошо.

Однажды, в самом конце мая, ранним утром, к директору заповедника прикатил мотоциклист и вручил ему, еще толком не проснувшемуся, правительственную телеграмму из Москвы: «Срочно! Секретно! Завтра к вам с визитом прибудет важный американец тчк встречайте тчк не подведите тчк»

И подпись министра сельского хозяйства.

Директор заповедника мигом проснулся, залез в газик и помчал в село Ижевское, где был ближайший телеграф. На адрес министра была тут же отбита «молния»: «Прошу оказать содействие продуктами тчк магазин пустой тчк встречать нечем тчк».

Москва отнеслась к проблеме с пониманием, и следующим утром с какого-то спецсклада в заповедник был доставлен ценный груз, сопровождаемый уполномоченным из столицы. Судя по выправке и пристальному взгляду, товарищ был из серьезной организации. Именно он и пояснил, что к ним едет американский орнитолог.

За неимением холодильника продукты сначала положили на ледник в подвале одного из домов, а затем торжественно перенесли в магазин и разложили на полках. Изумленным жителям кордона были представлены пять кило масла, пять кило сыра, несколько кружков краковской колбасы, десять пачек сахара-рафинада, дюжина печенья «Юбилейное», полблока сигарет с фильтром «Пегас» и пара плиток шоколада «Аленка».

Люди выходили из магазина как из музея, качая головами, потрясенные этой встречей с прекрасным. Никогда раньше они не видели у себя такого изобилия. Тут не то что какого-то американца, саму английскую королеву впору было встречать.

Уполномоченный из Москвы попросил собрать всех, вышел к народу и произнес пламенную речь:

— Товарищи! На дворе гласность и перестройка! К нашей стране сейчас обращены взоры всего человечества. Я рассчитываю на вашу сознательность, товарищи! Не дайте опозорить нашу страну перед Америкой. Не заходите в магазин, пока здесь будут гости, не толпитесь. Пусть думают, что у вас тут каждый день такой богатый выбор. Тем более что продать вам товар нет никакой возможности, на него и цены не установлены, потому как все проходит по статье представительских расходов.

Люди разочарованно загудели.

— Спокойствие, товарищи! — не дав разгореться народному негодованию, продолжил человек из центра. — Я даю вам слово коммуниста: все, что останется после американца, будет поровну разделено и выдано без промедления!

Пораженные люди моментально затихли.

— Более того, товарищи! — решив закончить на торжественной ноте, произнес уполномоченный. — Мне поручено сообщить, что все это вам будет отпущено совершенно бесплатно!

Бурные аплодисменты были ему ответом.

Американец прибыл на лимузине с дипломатическими номерами посольства США ближе к обеду. Уважают орнитологов в Америке! Он был одет как на сафари, долговязый, с трубкой во рту. С любопытством оглянувшись, он что-то сказал своей свите. Те дружно засмеялись. Затем перебросился парой слов с переводчиком. Тот сообщил, что Джеймс хочет посмотреть на птиц, ему это очень важно. Ага, понятно, орнитолог же. И его тут же было решено отвести к журавлиному питомнику.

Там американец провел некоторое время, немного раздосадованный, что журавлики еще маленькие и пока не летают. Ему, как оказалось, было очень важно запечатлеть птицу в полете и сделать отметку в специальной тетради.

Тогда ему показали зубров в загоне. Американец уважительно закивал, рассматривая этих представителей отряда парнокопытных. Видимо, они символизировали для него времена Дикого Запада, караваны переселенцев, стада бизонов, набеги команчей, золото Маккены.

Когда шли обратно, директор заповедника широким жестом пригласил американца зайти в магазин. Не зря ж готовились. А потом, нужно ж было показать, что у нас есть еще кой-чего помимо богатств природы. Джеймс любезно согласился. Местные тут же напряглись, в красках представляя, как обалдевший от такого изобилия американец скупит к чертям всю краковскую колбасу и печенье «Юбилейное», с него станется. Но к большой радости жителей кордона, тот вскоре вышел, причем с пустыми руками. Хотя было видно, что под большим впечатлением. Вот так-то, гражданин хороший, у нас тут не хуже, чем у вас в Техасе.

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

Затем Джеймсу этому было решено показать берег реки. Там было и в самом деле красиво. На полдороге заморский гость вдруг разглядел в высокой траве коростеля. Тот шуршал, явно занятый какими-то своими делами. Увидев американца, коростель стал смешно крякать и косить на него глазом.

Американец встал как вкопанный, даже трубка вывалилась изо рта. Стараясь не дышать, он ткнул в сторону коростеля пальцем и негромко проговорил: «I want to see it!»

Переводчик вторично пояснил, что для Джеймса очень важно увидеть птицу в небе, а не на земле, чем немного озадачил всех. Дело в том, что коростель хоть и перелетная птица, но без нужды от земли отрываться не любит, бегая в зарослях. Было немного странно, что американский орнитолог не в курсе.

Но чего не сделаешь гостеприимства ради. Место в момент окружили полные решимости сотрудники заповедника. Неумолимо они сжимали кольцо, сопровождая свои действия хлопаньем и свистом, а бедный, ничего не понимающий коростель крутил головой, продолжая крякать с каждой секундой все тревожнее.

Наконец его все-таки вынудили оторваться от земли, и он, взмахнув крыльями, взлетел над прибрежным лугом.

Американец просиял, поставил галочку в своей тетради, быстренько попрощался и уехал.

Народ же ломанулся в магазин. Все начали приставать к продавщице, хотелось же узнать в подробностях, как именно восхитился американец при виде такого несусветного богатства. Но от Люськи толку было немного. Она стояла, несмотря на жару, в самой своей дорогой мохеровой кофте с большой брошью на внушительной груди и пребывала в состоянии полуобморочном, что нередко бывает с людьми при виде высокого начальства. «Отстаньте! Ничего не помню, ничего не знаю, все как в тумане. Зашел, улыбается, башкой крутит, лопочет-лопочет, а что, шут его разберет! Дайте хоть на улицу выйти, воздуха глотнуть».

А уполномоченный не обманул. Не успел лимузин американца скрыться за соснами, он дал отмашку — и тут же прекрасные продукты были по-братски разделены. Американца потом долгое время все вспоминали добрым словом. Хоть этот Джеймс вроде ничего и не купил в магазине, но при сдаче выручки Люська вдруг обнаружила монету в 25 центов — «квотер».

Вот бы удивился егерь, рассказавший нам это тогда, да и все участники той истории, если бы они знали, кого принимали в последних числах мая 87-го.

Странным орнитологом, не знающим повадок коростеля, был активный наблюдатель за птицами, член группы любителей дикой природы Birdwatching, а по совместительству бывший директор ЦРУ, бывший министр обороны США Джеймс Шлезингер. Прибыв в Москву для консультации по обеспечению безопасности помещений нового посольского комплекса, он, верный своему хобби, решил провести денек в каком-нибудь хорошем месте, где есть возможность посмотреть на редких птиц. Отказать ему не посмели.

Не знаю, оставила ли себе ту монету в четверть доллара продавщица Люська, но если да, то я за нее рад. Ведь с тех пор, несмотря на инфляцию, она лишь многократно выросла в цене.

Москва, июнь, 2020

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!