По данным «Комитета против пыток», в половине случаев жестокого обращения с задержанными и заключенными в России отказывают в возбуждении дел. С этим столкнулись как минимум восемь человек, на теле которых после незаконных задержаний в Петербурге 21 апреля остались электротравмы — от электрошокеров. С тех пор никто из них не чувствует себя в безопасности. Среди них оказались выпускник детдома с заболеванием сердца, две социальные работницы, отец, прикрывавший дочь, и молодой человек с Байкала, приехавший в Питер за лучшей жизнью. «Такие дела» записали их истории
21 апреля Астрид спешила с работы домой: должны были привезти подаренный подругой диван. По пути она зашла в пекарню на Сенной площади, где бывает всегда: утром и вечером пьет кофе с круассаном. Но не в этот раз. Кафе было переполнено, люди не стояли в очереди и не ели. Многие выглядели напуганными. Когда туда зашла Астрид, следом ворвались два сотрудника полиции и стали выдергивать из толпы подростка. Астрид представила на его месте своего сына.
«Он с вами никуда не пойдет!» — сказала она.
Силовики ушли. Несколько минут Астрид гордилась тем, что не испугалась и отбила парня, пока следом в кафе не забежали четверо омоновцев. Снова — за подростком. Астрид, попытавшейся услышать объяснения задержания, несколько раз сказали: «Первое предупреждение, после третьего предупреждения будем применять силу» — и так и сделали: двое омоновцев схватили ее под руки.
Это было неожиданно, и Астрид почему-то стало смешно. Она сказала: «Вы че, у меня дома дети, мне диван везут!» Но ей заломили руки и повалили на пол. И внезапно она почувствовала острую боль в левой ноге — от разряда электрошокера.
Затем омоновец выволок ее за ноги из кафе на асфальт, встал над ней и заорал: «А ну встала, давай!» Женщину поместили в «веселый» автозак с другими задержанными, где уже успели завести чат, пели и делились сигаретами и едой. Затем, не отвечая на вопросы о направлении, их куда-то повезли. Половина задержанных была вынуждена ехать стоя.
Иллюстрация к истории АстридИллюстрация: Мария Венславская-Грибина для ТД«Мы несколько часов ехали. Проехали аэропорт Пулково. Я думала, может, нас расстреливать уже везут, — вспоминает Астрид. — По дороге мы где-то остановились, полицейские пошли курить, но нас никуда не пускали, даже в туалет». Когда женщина закурила в форточку, полицейские начали выхватывать сигарету у нее из рук со словами: «Вам статус не позволяет курить». «Вы считаете, что статус психолога, социального исследователя и педагога ниже вашего?» — удивилась она.
Задержанных доставили в отдел полиции по Колпинскому району № 39 в пригороде Питера. Там им никто ничего не объяснял и даже не зачитал их права. Астрид должна была принять свои таблетки, но у нее все забрали. Протокола задержания тоже не было. В таком состоянии людей держали по 20 часов и не отпускали даже по решению суда.
Некоторым, в том числе Астрид, нужна была медицинская помощь. Сотрудники первой скорой, перебинтовывая раненому ноги, обвинили в травмах его: «Что ж вы так ходите, знаем мы вас, клоунов». Сотрудники второй зафиксировали у Астрид ушибы, сделали ЭКГ и проверили кровь на сахар, но следы от шокера проигнорировали. «Фельдшер по следу проводит, у меня вся нога дергается. “Что ж вы такая чувствительная?” — сказал он».
Протоколы в суд составили с ошибками, их отклонили — и по закону задержанные могли идти домой. Но прямо в суде полицейские снова всех задержали, увезли обратно в отдел. На людей давили, чтобы они подписали без адвокатов новые протоколы. Астрид ничего подписывать не хотела. В отделе она осталась одна — с книгой Роберта Сапольски.
«Меня повели в камеру. Суд же все равно завтра будет — в камере хоть спальное место есть. Меня обыскивали, забрали личные вещи, срезали шнурки даже на штанах — они начали спадать. Я сижу в спадающих штанах, думаю, что со мной могут сделать все что угодно, подбросить наркотики… Потом вернулся один из полицейских и сказал: “Я тебя отпущу, знаю, что у тебя двое детей. Я тут главный, видишь, у меня две звезды”, — говорит он. Я отвечаю: “Окей, здорово, отпускайте”. А полицейский опять: “Только распишетесь мне здесь”».
Астрид посмотрела на книгу Роберта Сапольски и подумала: «Нет, Роб, мы не подпишем». В итоге ее отказ подписать документы засняли на камеру и отпустили.
Поначалу Астрид могла только плакать. Затем подруга предложила ей юриста, а друзья — кризисного психолога. Шок начал проходить. «Но я женщина и живу в России. Всегда есть опасения, что меня толкнут, кис-кис скажут, изнасилуют. Теперь и от правоохранительных органов триггер», — говорит она.
По поводу политики она рассуждает так: «Из миллионов людей можно выбрать президента. Любая домохозяйка бы справилась, любой человек, который ведет бюджет, грамотно разговаривает и живет не у мамы с папой. Но я лучше буду бездомными заниматься и психологией».
50-летняя Мария стояла с мужем на углу Исаакиевской площади у наземного перехода, когда оттуда вышла молодая пара, а следом — группа омоновцев. Силовики подошли к незнакомцам и почти вежливо сказали, что те что-то нарушают.
«Девушка спросила, куда им расходиться, если их обступили со всех сторон. На что он кивнул своим, и каждого под руки повели в автозак. Я сказала им в спину: “Позор”. Я человек немолодой, не люблю воспитывать в себе выученное бессилие. Один обернулся: “Кто сказал?” Я посмотрела ему в глаза. Все было понятно, рядом с ним были только я и мой муж. Я помню хорошо его глаза: он смотрел равнодушно, понимал, кто он, а кто я. Смотрел сверху вниз. Ему не нравилось слово “позор”, а то, что я глаза не отвела, ему, наверное, вдвойне не понравилось. Слева и справа меня схватили за обе руки и повели».
Иллюстрация к истории МарииИллюстрация: Мария Венславская-Грибина для ТДПока Марию вели к автозаку, ее били электрошокером по бедрам. Только на второй раз она поняла, что происходит, и почувствовала ожог. Она спросила: «Зачем шокером, я же не сопротивляюсь?» Сотрудник ответил: «Я что, похож на шутника?» И снова ударил Марию шокером. «На шутника нет — на садиста», — заметила Мария. И «огребла» четвертый раз. Пока она шла до автозака, мысленно прикидывала, сколько еще ударов выдержит, не потеряв лица.
Автозак с задержанными долго стоял на площади. Когда его заполнили сорок человек, их повезли в отделение. По пути водитель случайно заехал на Западный скоростной диаметр (платная автодорога) и, по словам Марии, еще минут десять сдавал задом до пропущенной развязки.
Мария вспомнила, как когда-то в молодости уже была на митинге. Тогда дома оставались двое маленьких детей, на шесть вечера были приглашены гости. И пришлось все отменить. «Моя семья тогда пережила шок. В один день мама перехватила у нас с мужем детей, чтоб мы пошли по своим делам. Тогда Невский был заставлен автозаками — из-за чемпионата, что ли. Наши дети опознали космонавтов и ударились в истерику, стали требовать, чтоб их вернули к родителям. Они сложили картину: митинг, родителей посадят, их отдадут в детдом».
О политике она говорит так: «То, что происходит с Навальным, происходит со всеми. Я соцработник, и моя клиентура, которая полжизни по тюрьмам, и не такое рассказывает. Вопрос — не за что они сидят, а как соблюдаются человеческие права».
22-летний Даниил Огренич был на Сенной площади, когда его друга задержал ОМОН. «Я пытался это заснять, потом потерял его из виду и побежал к автобусам с задержанными, — вспоминает он. — Мне навстречу выскочили омоновцы, повалили на землю, скрутили руки, и кто-то из них стал бить меня электрошокером: под бок, в ногу».
Он почувствовал, как прожгло все тело, оно стало отниматься, — обездвиженного, его потащили по асфальту в автозак. Сердце сильно стучало.
Даниил попал в тот же отдел, что и Астрид. Бригада скорой отказалась зафиксировать его травмы, сняли лишь кардиограмму и оставили в отделе. Его продержали там больше суток, отпустили лишь под подписку о явке в суд. Темно-красные рубцы от шокера в районе ребра оставались дольше месяца. «У меня проблемы с сердцем, и от шокера я мог и умереть», — замечает он.
Иллюстрация к истории ДаниилаИллюстрация: Мария Венславская-Грибина для ТДЭто было второе задержание за два дня. Ночью накануне митинга к нему домой приехали неизвестные и отвезли в отдел. Причиной задержания назвали то, что Даниил якобы намеревался убивать полицейских на митинге.
«У нас был чат во “ВКонтакте” “Мирная прогулка”, — рассказывает Даниил. — Туда пришел какой-то лахтинский бот или кремлевский дурачок и начал всех провоцировать на агрессию к властям. У браузера есть консоль, где ты меняешь html-код и дописываешь что нужно, делаешь скриншот и кидаешь кому нужно. Со мной именно так и поступили. Сфабриковали, что якобы с моего аккаунта было написано, что я возьму нож и пойду убивать. На скрине была видна страничка, с которой сидел тот, кто скринил, и я увидел, что это тот самый бот. Я доказывал десять часов в отделе свою невиновность. Пришлось дать им доступ к аккаунту. У меня изъяли ноутбук, но потом вернули: дело развалилось».
В тот вечер его даже накормили: отвезли в KFC. По дороге он спорил с полицейскими о Навальном и о политике, но вести дискуссию было сложно. «Для них политика на последнем месте. Они причинно-следственные связи не видят. Поэтому я не думаю, что полиция может быть с народом. И если им прикажут убивать, они будут убивать», — уверен он.
«Когда Навального посадили, мне невозможно жалко стало его. Человек прилетел туда, где его хотели убить, не побоялся. А его сразу закрыли, — продолжает Даниил. — В моей жизни тоже было много несправедливости. Я воспитанник детского дома. Меня хотела усыновить американская семья, но в 2012 году Путин подписал “закон Димы Яковлева”. Мою подругу из детдома Элеонору успели удочерить. Правда, как бы я ни хаял систему, в детдоме лучше, чем в большинстве российских семей: я стал отличником по алгебре, у меня было нормальное, здоровое питание пять раз в день, медпункт прямо в доме, куча кружков, все в одном здании, везде друзья. Чтоб домашние люди понимали, что если нет треша, то это как в детском лагере».
В десять вечера Вадим со своей 19-летней дочерью оказался на Пионерской площади. Они прошли в мирном шествии в поддержку задержанного Навального и собирались возвращаться домой. До входа на станцию метро оставалось 50 метров.
«Приехала полиция, выбежал толстый подполковник и отдал приказ всех задержать, — вспоминает Вадим. — Всех окружили и вместе с журналистами взяли в кольцо. Я не убегал, у меня дочь рядом, я бы от нее никуда не убежал. Человек в полицейской форме с заклеенным жетоном взял меня за плечо и потащил. Дочь я от него закрывал. Я видел, как женщин били и волочили по земле. Никаких скидок на то, что девушка, — все силовым способом. В какой-то момент я услышал треск рядом. Потом ощутил непонятную боль. Я сразу подумал, что это электрошокер, потому что уже видел, как их применяли. Я сказал, что не сопротивляюсь и не нужно использовать шокер. Тогда полицейский снова ударил меня по ноге».
Иллюстрация к истории ВадимаИллюстрация: Мария Венславская-Грибина для ТДЗадержанных завели в темную арку одного из домов на улице Звенигородской. Людей постоянно толкали, кого-то били. Всех поставили к стене и начали обыскивать. Тридцать из них затем посадили в автобус и повезли в отдел полиции № 74 Красносельского района. К пяти утра Вадима допросили.
Вадиму присудили обязательные работы, а его дочери — восемь суток административного ареста. Девушке, которая держала его за руку и даже не разговаривала с полицейскими.
«Врач в травмпункте спросил, как я пострадал, — рассказывает Вадим. — Я сказал, что сотрудники полиции меня били, а он написал, что это были неизвестные и что у меня на ноге не метки от электрошокера, а бытовая травма».
За политической ситуацией в стране он следит с 1990-х и считает, что за эти годы государство увеличило ставки: теперь за позицию можно сесть в тюрьму. «Я жду обысков, а не гостей, боюсь стука в дверь. Возможно, вопрос эмиграции вынужденно встанет. Я родился в России, я не хочу бежать из страны, начинать жизнь сначала. Но я не могу потерять свободу. Раньше я думал, что если ты что-то понял, то другие тоже поймут. Но либо у нас так работает пропаганда, либо люди действительно сделали выбор в пользу тоталитаризма. Россия как была при царе, так и остается».
Около семи вечера Алексей вместе с братом был у Александровского сада, который уже был окружен «людьми в черном» — силовиками без опознавательных знаков.
«К нам подошел сотрудник, не представился и сказал, что нас предупреждали, что всех будут задерживать. Он схватил брата и повел в автозак, — вспоминает Алексей. — Я пошел за ними и стал снимать, пока не потерял их в толпе. Начались новые задержания, и я крикнул: “Позор”. А у них на это слово явно триггер. Один из омоновцев оглянулся на меня, достал короткую дубинку и сказал: “Берите его”. Двое резко развернулись, подбежали ко мне и стали заламывать мне руки».
Один из них ударил его электрошокером по левому бедру несколько раз подряд. Другой сотрудник ударил Алексея чем-то в голову. Пока его вели в свободный автозак, продолжали бить шокером, хотя он не сопротивлялся. Невысокий полный подполковник в обычной полицейской форме у автозака кричал, чтобы всех быстрее закидывали.
Иллюстрация к истории АлексеяИллюстрация: Мария Венславская-Грибина для ТДПозже он нашел у себя четырнадцать электрометок. Девять из них подтвердили в судмедэкспертизе. Перед обращением к судмедэксперту Алексей, как и другие пострадавшие от ударов, был в больнице, и врачи не хотели описывать ситуацию, с его слов. Травматолог в частной клинике сказал, что не считает, что метки на теле — от шокера: «Может, сыпь какая-то».
Сам Алексей приехал в Питер из Северобайкальска, небольшого красивого города на берегу Байкала, совсем недавно. Когда окончил колледж и понял, что надо уезжать.
«Дома все думают, что ни на что не влияют и что ничего никогда не изменится. Я уехал в Питер, потому что мой город в упадке», — говорит он и рассказывает, как дома органы власти крышуют наркобизнес и нелегальный вывоз ценных металлов с предприятия по золотодобыче. Сначала из Северобайкальска уехал брат Алексея, потом он, а теперь и их мама.
«Я поддерживаю Навального, потому что я поддерживаю свободу каждого человека, никто не должен сидеть за свое мнение, — уверен он. — Многие не выходят на улицу протестовать, потому что боятся, знают, что массово применяют силу. Но те, кто выходил на митинги, — классные люди! Помогали друг другу, чаем угощали, чтоб согреться, — было ведь холодно».
Алексею повезло больше остальных: его задержание и применение к нему спецсредств зафиксировано на камеру журналисткой. Но даже видеозапись ничего не гарантирует, следствие может просто не принять ее во внимание.
Чем больше времени проходит, тем сложнее опознавать метки от электрошокера. В России над проблемой определения следов от электрического удара работал судмедэксперт и криминалист Владимир Щербаков, но в 2019 году он скончался, не оставив учеников, в открытом доступе осталось совсем немного его работ. Существует еще турецкая методика, которая якобы позволяет зафиксировать применение тока по изменениям в костных тканях, но пока прецедента похода в российский суд с таким турецким заключением не было, и широко в мире она не применяется.
С 2000 по 2019 год «Комитет против пыток» выявил 219 фактов жестокого обращения с 291 задержанным и заключенным в семи регионах России. В 77 процентах случаев по итогам первичной проверки Следственный комитет отказывает в возбуждении уголовного дела, в 51 проценте случаев дело никогда не возбуждается. Когда его все же возбуждают, по опыту правозащитников, до этого следователи отказывают в его возбуждении в среднем шесть раз.
Пострадавшие от электрошокеров 21 апреля прошли судмедэкспертизу и зафиксировали на теле электрометки, собрали свидетельские показания, некоторые предоставили видеозаписи своих задержаний. Но в следственном управлении СК РФ по Адмиралтейскому району Санкт-Петербурга их заявления о превышении полномочий сотрудниками полиции и Росгвардии зарегистрировали как обращения граждан. Это позволяет дать заявителям формальные ответы и не проводить расследование о превышении силовиками своих полномочий. На поступившем экземпляре просто расписались, а талон о регистрации в книге заявлений о преступлениях не выдали.
С точки зрения закона это противоправно: заявления о преступлении должны регистрироваться согласно статье 141 УПК РФ, а рассматриваются такие заявления в рамках статьи 144 УПК РФ. В то время как у обращений граждан совершенно другой порядок рассмотрения, его регулирует 59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан», объясняет юрист «Комитета против пыток» Владимир Смирнов, представляющий интересы пострадавших.
«Руководитель районного Следственного управления Антон Шумкин сказал, что не знает, преступление у нас в заявлении или нет. Но для этого мы и подали заявления: установить, что это, — задача следствия. Шумкин ответил, что “у них по-другому на основании обращения граждан можно все узнать”. Я попросил назвать мне норму права, по которой он собирается проводить доследственную проверку иначе, как по УПК. Но такой нормы просто не существует», — говорит он.
Смирнов сталкивается с такими уловками только по делам задержанных на митингах. «Если привлекать сотрудников той же Росгвардии к ответственности, то завтра, может, они откажутся митинги разгонять», — гадает о причинах противоправной реакции правозащитник. Он продолжает обжаловать абсурдные правовые позиции, представлять интересы доверителей и планирует обращаться в ЕСПЧ, если ничего не добьется в России.
Пока же Россия так и не обнародовала данные по пыткам в стране.
Пожалуйста, поддержите «Комитет против пыток», чтобы они могли и дальше помогать тем, к кому незаконно применяют силу при задержаниях, в отделах полиции и местах заключения.
Редактриса — Лариса Жукова
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»